"Я не люблю своего ребенка" или о Реке, которая всегда есть.
Оригинал взят у okean_v_butylke в "Я не люблю своего ребенка" или о Реке, которая всегда есть.
Мать любит своего ребенка. Это истина, созданная самим солнцем с землей, сушей с берегом, жизнью со смертью. Это непреложный жизненный закон о том, как течет река. Поток материнской любви. Река света и тепла, самого нежного, самого исцеляющего, все покрывающего, берегущего, окрыляющего. Ее не может не быть.
Но бывает так, что приходит ко мне женщина, и в слезах и отчаянии - говорит: "Я так и не люблю своего ребенка. Я забочусь о нем из долга, из социальной роли матери, просто потому, что я знаю, как это должно выглядеть правильно. Но внутри у меня пусто, будто не хватает чего-то". В этом месте она совсем заливается слезами боли и вины.
Чаще всего так говорят женщины после кесарева сечения. Но и мамы, с малышами рожденными даже дома, тоже так порой говорят.
Первое, что я отвечаю ей, это: "Посмотри, как ты плачешь. Ты видишь свои слезы? Если бы ты не любила своего ребенка действительно, слова о том, что ты не любишь его, не причиняли бы тебе такую боль. Именно то, что ты плачешь об этом и вгорит, что вот она - любовь льется. Просто любви твоей больно. Больно ей любить. Есть какой-то затык, какая-то рана или блок, которые мешают ей литься свободно".
У меня есть такая картинка. Недостаток материнской любви может быть "физиологическим" и "патологическим".
Физиологический - это когда мама еще не "размамилась" - слово, которым одарила меня одна моя любимая беременная.
Когда ребенок рождается, мы только головой понимаем, что он наш, и телом - гормонально.
Иными словами, любовь к нему, то, что мы называем любовью, ощущается благодаря инстинктам - гормональному коктейлю, запущенному из беремености - в роды, из родов - в кормление грудью и касаний малыша. И благодаря социальному знанию - что это же мой ребенок, я не могу его не любить.
Но третий вид любви - тот, который рождается к человеку, когда он становится родным нам, потому что _узнан_ нами, познан, и в связи с пережитым вместе, из опыта отношений, которые у нас есть, - ему еще практически не из чего родиться. Но именно эта любовь и есть та, что любовь... Та любовь, которую мы чувствуем к душе другого человека, к жизни в другом человеке, к Богу в нем, к любви в нем. Из родства и познанности, из опыта и пережитого вместе, из отдачи и даров, из ран и примирения. Такого опыта с новорожденным ребенком у нас пока еще нет.
Он рождается аккуратно, складывается из лучиков моментов, разгорается постепенно. Вот малыш лежит, а ты разглядываешь его линии лица, как дергается его личико во сне, и что-то внутри откликается, узнает, приживается к нему. Вот он улыбнулся какой-то именно своей, особенной, не похожей ни на чью в мире в сочетании одновременных эмоций - улыбке - и ты сначала замираешь в восхищении и удивлении - узнавая, чтобы потом - любить эту улыбку - говрящую именно об этом человеке. Вот он не спал уже несколько часов, и кричит от непонятно как образуемой боли, и ты, качаешь его на руках, пытаешься сама быть спокойной, чтобы передавать это спокойствие ему, пробуешь разные штуки - работающие и не работающие, чтобы помочь ему, изнемогаешь от усталости и утомления и хочешь спать. Поднимается волна гнева и раздражения, хочется бросить все и его, но какая-то сила - внутри, останавливает тебя, потому что ты видишь - этого человека, который целиком зависит от тебя в этот момент и надеется только на тебя, и прижимаешь его к груди покрепче. Он затихает, может, всего на 5 минут, но именно сейчас, берет грудь, ты смотришь на своего ребенка и кажется, будто физически видишь, как по нему молоком - разливается твоя любовь. Новая, неизведенная, сырая еще и неумелая. Но определенно имеющаяся. Если ее не гнать, если не обесценивать, если... не бояться ее.
Мало, кто признается, мало, кто признается в этом даже самой себе, что любви - такой затапливающей, захлестывающей, глубинной и ровной - к ребенку нет с самого начала.
Женщины, которые не чувствуют ее после кесарева сечения, обеднены лишь инстинктивным фактором. Он огромен, безусловно. Окситоциновые волны создают в теле и душе такие переживания, силу которых не с чем больше в жизни сравнить - потому что это пик любви, в разы превышающий наши чувства к человеку даже после оргазма. Они помогают делать невозможное порой, они обеспечивают безопасность и гарантию - что мать будет заботиться о своем ребенке, не бросит его, так придумала природа. Это мощная сила. Но не решающая совсем.
Эта сила помогает, доводит за ручку в безопасности до того периода, когда уже сформированы ну хоть как-то и опыт прежитого с ребенком и узнанность его. Когда ее нет, или вместе с ней, есть еще вот это социальное - я мама, это мой ребенок, я должна заботиться о нем. За счет опыта заботы в нас тоже рождается любовь. Привязанность мы испытваем к тем, в кого много вкладываем, кому жертвуем себя и свои интересы.
Но самая главная и глубокая любовь - не инстинктивная и не социальная, а вот та, что рождается из сердца, выголубливается из моментов соприкосновения душ, что льется по тому факту - что именно ты - мать - вот именно этого - человека. С момента, как он пришел в твою жизнь. И не может быть иначе.
И потому, не страшно, если инстинкты не помогают - после кесарева ли, после осложненных родов, еще по каким-то причинам. Даже если ты вообще - приемная мать. Важно просто осознавать, что вот этого - "инструмента", фактора поддержки ты лишена, и потому может быть труднее, но и важно понимать его роль. И то, что она, слава богу, не решающая.
Да, и про слово "размамилась" - оно как раз про вот это постепенное нарастание и разогревание материнской любви в процессе заботы о малыше. У кого-то это происходит в первые же дни после рождения ребенка, у кого-то месяцы, у кого-то год. Время -не говорит о вас ничего с точки зрения хорошести или плохости, состоятельности или вашей ценности как матери. Оно просто говорит о том, какая вы есть, но ничего - оценочно, низвергающего вас в пропасть вины или возводящего на пьедестал богоматери.
Потому - это нормально, здорово, не чувствовать любви сразу и много.
Об этом просто не говорят. Это как будто бы стыдно, запретно - сказать - что мать еще не очень чувствует любовь к ребенку...
Нормально, что она приходит постепенно.
Ей бы только не мешать разгораться - наблюдениями за ней, измерениями ее, поторапливанием.
Но помимо названного мной "физиологичного" размамливания бывает и патологический процесс, то есть болезненный. Когда на реке материнской любви к ребенку появляется заторы, плотины или, в самом страшном варианте, глыбы льда - когда река замерзает или иссыхает. Но чаще все же - с порогами да камушками.
Где и что могло ее перекрыть?
Невозможно перечислить и передумать все варианты того, как это происходит. Их такое же бесчисленное множество как сама жизнь.
Роды, о которых ты мечтала еще девочкой как о вершине своего женского воплощения, проживания себя женщиной, роды природные, божественные, и - внезапно украденные грубыми вмешательствами, больницей и словами, операцией и болью после. И тогда - ребенок становится немым укором себе - за то, что не справилась, не состоялась, не смогла выполнить предназначение.
Мечта обязательно родить дочку, и всю беременность и все - о дочке, и узи показало - дочка, а рождается - сын. И нет возможности ни отгоревать свою печаль и неудовлетворенность, социальный стыд - как можно - лишает этой возможности на корню, и печаль по дочери - мешает любить сына.
Глубокая обида на отца ребенка, потому что раной за раной он последовательно разрушал все самое светлое, что только могло быть рождено в твоей душе, самого живого, живящего, возрождающего. И обесцениванием, предательством, отвержением, выязвливанием ее, не справляешься - не можешь любить плод вашей любви. Не можешь разделить ребенка от отца.
Обида на ребенка. За то, что лишилась возможности заниматься любимым делом, свободы.
Чувство вины перед ребенком за недостаточно то или это, и в итоге онемение к нему - потому что кажется, что всем собой он упрекает тебя, и невозможно, невыносимо чувствовать себя уже настолько плохой. Проще не чувствоать ничего к нему.
Невозможность простить ему и дать то, что не было дано тебе самой в детстве - материнской любви и принятия, заботы и тепла.
Таких причин может быть и не одна, а множество - крупных ран и россыпи царапин - в виде обесценивающих твой труд родов слов свекра, проигрыша в соревновании с бабушкой с синдромом крадущей матери за то, кто же будет заботится о твоем ребенке, усталость и отчаянное раннее заверешение грудного вскармливания - да мало ли там чего, миллиарды таких болей может загромождать вашу реку.
Ее можно расчистить. Убрать все веточки и камни, пластиковый мусор и чужие нагромождения. В конце концов - даже оледеневшую реку можно растопить, ведь тот факт, что ты осознаешь это - уже о потенциале сделать это...
Но и здесь - любовь не надо торопить, измерять и взвешивать. Обесценивать росточек, равняя его с столетним деревом. Всему свое время. Потому что главное - есть у всех, огромный, мощнейшний поток, река света и любви. Он не меньше и не больше, он есть. Все остальное - процесс докапывания до него.
Есть такая штука, адаптиваронная из метода Мюррей. Называется "яйцо травмы". Обычно она делается на все жизненные боли человека, но в данном тексте я предлагаю ее как яйцо травмы вашего материнства.
Берется большой рулон бумаги - как от обоев или икеевский, и с самого низа начинаешь выписывать все, в хронологическом порядке,что повредило ваше материнство, что вам кажется, интуитивно - его могло перекрыть, исказить, сузить. Черта - над ней коротко событие, факты. Сбоку от нее - когда, под чертой - что там за чувства были в связи с ситуацией и какие выводы унесла с собой душа. Толщина черты и ее яркость, цветовая интенсивность - должны коррелировать со степенью вашей боли, с вашим ощущением - насколько это царапина - или рана, плотина или лед.
Выписать можно все-все-все, и что делать с этим дальше?
Во-первых, море боли становится обозримым. Не бескрайним, не поглощающим вас, не затапливающим волнами, когда под водой видно мутно и нечетко. Вы поднимаетесь на его поверхность, и есть возможность обозреть его - увидеть берега и увидеть ясность.
Во-вторых, наглядным становится "фронт работ".
И наконец, это само по себе - терапевтично - выписать это все из себя, однажды, вот так, целиком.
Есть то, с чем можно справиться самой, есть то, в чем нужна помощь, и можно придумывать и искать - чья и как.
Исцеление возможно. И матери, и ребенка.
Мать любит своего ребенка. Это истина, созданная самим солнцем с землей, сушей с берегом, жизнью со смертью. Это непреложный жизненный закон о том, как течет река. Поток материнской любви. Река света и тепла, самого нежного, самого исцеляющего, все покрывающего, берегущего, окрыляющего. Ее не может не быть.
Но бывает так, что приходит ко мне женщина, и в слезах и отчаянии - говорит: "Я так и не люблю своего ребенка. Я забочусь о нем из долга, из социальной роли матери, просто потому, что я знаю, как это должно выглядеть правильно. Но внутри у меня пусто, будто не хватает чего-то". В этом месте она совсем заливается слезами боли и вины.
Чаще всего так говорят женщины после кесарева сечения. Но и мамы, с малышами рожденными даже дома, тоже так порой говорят.
Первое, что я отвечаю ей, это: "Посмотри, как ты плачешь. Ты видишь свои слезы? Если бы ты не любила своего ребенка действительно, слова о том, что ты не любишь его, не причиняли бы тебе такую боль. Именно то, что ты плачешь об этом и вгорит, что вот она - любовь льется. Просто любви твоей больно. Больно ей любить. Есть какой-то затык, какая-то рана или блок, которые мешают ей литься свободно".
У меня есть такая картинка. Недостаток материнской любви может быть "физиологическим" и "патологическим".
Физиологический - это когда мама еще не "размамилась" - слово, которым одарила меня одна моя любимая беременная.
Когда ребенок рождается, мы только головой понимаем, что он наш, и телом - гормонально.
Иными словами, любовь к нему, то, что мы называем любовью, ощущается благодаря инстинктам - гормональному коктейлю, запущенному из беремености - в роды, из родов - в кормление грудью и касаний малыша. И благодаря социальному знанию - что это же мой ребенок, я не могу его не любить.
Но третий вид любви - тот, который рождается к человеку, когда он становится родным нам, потому что _узнан_ нами, познан, и в связи с пережитым вместе, из опыта отношений, которые у нас есть, - ему еще практически не из чего родиться. Но именно эта любовь и есть та, что любовь... Та любовь, которую мы чувствуем к душе другого человека, к жизни в другом человеке, к Богу в нем, к любви в нем. Из родства и познанности, из опыта и пережитого вместе, из отдачи и даров, из ран и примирения. Такого опыта с новорожденным ребенком у нас пока еще нет.
Он рождается аккуратно, складывается из лучиков моментов, разгорается постепенно. Вот малыш лежит, а ты разглядываешь его линии лица, как дергается его личико во сне, и что-то внутри откликается, узнает, приживается к нему. Вот он улыбнулся какой-то именно своей, особенной, не похожей ни на чью в мире в сочетании одновременных эмоций - улыбке - и ты сначала замираешь в восхищении и удивлении - узнавая, чтобы потом - любить эту улыбку - говрящую именно об этом человеке. Вот он не спал уже несколько часов, и кричит от непонятно как образуемой боли, и ты, качаешь его на руках, пытаешься сама быть спокойной, чтобы передавать это спокойствие ему, пробуешь разные штуки - работающие и не работающие, чтобы помочь ему, изнемогаешь от усталости и утомления и хочешь спать. Поднимается волна гнева и раздражения, хочется бросить все и его, но какая-то сила - внутри, останавливает тебя, потому что ты видишь - этого человека, который целиком зависит от тебя в этот момент и надеется только на тебя, и прижимаешь его к груди покрепче. Он затихает, может, всего на 5 минут, но именно сейчас, берет грудь, ты смотришь на своего ребенка и кажется, будто физически видишь, как по нему молоком - разливается твоя любовь. Новая, неизведенная, сырая еще и неумелая. Но определенно имеющаяся. Если ее не гнать, если не обесценивать, если... не бояться ее.
Мало, кто признается, мало, кто признается в этом даже самой себе, что любви - такой затапливающей, захлестывающей, глубинной и ровной - к ребенку нет с самого начала.
Женщины, которые не чувствуют ее после кесарева сечения, обеднены лишь инстинктивным фактором. Он огромен, безусловно. Окситоциновые волны создают в теле и душе такие переживания, силу которых не с чем больше в жизни сравнить - потому что это пик любви, в разы превышающий наши чувства к человеку даже после оргазма. Они помогают делать невозможное порой, они обеспечивают безопасность и гарантию - что мать будет заботиться о своем ребенке, не бросит его, так придумала природа. Это мощная сила. Но не решающая совсем.
Эта сила помогает, доводит за ручку в безопасности до того периода, когда уже сформированы ну хоть как-то и опыт прежитого с ребенком и узнанность его. Когда ее нет, или вместе с ней, есть еще вот это социальное - я мама, это мой ребенок, я должна заботиться о нем. За счет опыта заботы в нас тоже рождается любовь. Привязанность мы испытваем к тем, в кого много вкладываем, кому жертвуем себя и свои интересы.
Но самая главная и глубокая любовь - не инстинктивная и не социальная, а вот та, что рождается из сердца, выголубливается из моментов соприкосновения душ, что льется по тому факту - что именно ты - мать - вот именно этого - человека. С момента, как он пришел в твою жизнь. И не может быть иначе.
И потому, не страшно, если инстинкты не помогают - после кесарева ли, после осложненных родов, еще по каким-то причинам. Даже если ты вообще - приемная мать. Важно просто осознавать, что вот этого - "инструмента", фактора поддержки ты лишена, и потому может быть труднее, но и важно понимать его роль. И то, что она, слава богу, не решающая.
Да, и про слово "размамилась" - оно как раз про вот это постепенное нарастание и разогревание материнской любви в процессе заботы о малыше. У кого-то это происходит в первые же дни после рождения ребенка, у кого-то месяцы, у кого-то год. Время -не говорит о вас ничего с точки зрения хорошести или плохости, состоятельности или вашей ценности как матери. Оно просто говорит о том, какая вы есть, но ничего - оценочно, низвергающего вас в пропасть вины или возводящего на пьедестал богоматери.
Потому - это нормально, здорово, не чувствовать любви сразу и много.
Об этом просто не говорят. Это как будто бы стыдно, запретно - сказать - что мать еще не очень чувствует любовь к ребенку...
Нормально, что она приходит постепенно.
Ей бы только не мешать разгораться - наблюдениями за ней, измерениями ее, поторапливанием.
Но помимо названного мной "физиологичного" размамливания бывает и патологический процесс, то есть болезненный. Когда на реке материнской любви к ребенку появляется заторы, плотины или, в самом страшном варианте, глыбы льда - когда река замерзает или иссыхает. Но чаще все же - с порогами да камушками.
Где и что могло ее перекрыть?
Невозможно перечислить и передумать все варианты того, как это происходит. Их такое же бесчисленное множество как сама жизнь.
Роды, о которых ты мечтала еще девочкой как о вершине своего женского воплощения, проживания себя женщиной, роды природные, божественные, и - внезапно украденные грубыми вмешательствами, больницей и словами, операцией и болью после. И тогда - ребенок становится немым укором себе - за то, что не справилась, не состоялась, не смогла выполнить предназначение.
Мечта обязательно родить дочку, и всю беременность и все - о дочке, и узи показало - дочка, а рождается - сын. И нет возможности ни отгоревать свою печаль и неудовлетворенность, социальный стыд - как можно - лишает этой возможности на корню, и печаль по дочери - мешает любить сына.
Глубокая обида на отца ребенка, потому что раной за раной он последовательно разрушал все самое светлое, что только могло быть рождено в твоей душе, самого живого, живящего, возрождающего. И обесцениванием, предательством, отвержением, выязвливанием ее, не справляешься - не можешь любить плод вашей любви. Не можешь разделить ребенка от отца.
Обида на ребенка. За то, что лишилась возможности заниматься любимым делом, свободы.
Чувство вины перед ребенком за недостаточно то или это, и в итоге онемение к нему - потому что кажется, что всем собой он упрекает тебя, и невозможно, невыносимо чувствовать себя уже настолько плохой. Проще не чувствоать ничего к нему.
Невозможность простить ему и дать то, что не было дано тебе самой в детстве - материнской любви и принятия, заботы и тепла.
Таких причин может быть и не одна, а множество - крупных ран и россыпи царапин - в виде обесценивающих твой труд родов слов свекра, проигрыша в соревновании с бабушкой с синдромом крадущей матери за то, кто же будет заботится о твоем ребенке, усталость и отчаянное раннее заверешение грудного вскармливания - да мало ли там чего, миллиарды таких болей может загромождать вашу реку.
Ее можно расчистить. Убрать все веточки и камни, пластиковый мусор и чужие нагромождения. В конце концов - даже оледеневшую реку можно растопить, ведь тот факт, что ты осознаешь это - уже о потенциале сделать это...
Но и здесь - любовь не надо торопить, измерять и взвешивать. Обесценивать росточек, равняя его с столетним деревом. Всему свое время. Потому что главное - есть у всех, огромный, мощнейшний поток, река света и любви. Он не меньше и не больше, он есть. Все остальное - процесс докапывания до него.
Есть такая штука, адаптиваронная из метода Мюррей. Называется "яйцо травмы". Обычно она делается на все жизненные боли человека, но в данном тексте я предлагаю ее как яйцо травмы вашего материнства.
Берется большой рулон бумаги - как от обоев или икеевский, и с самого низа начинаешь выписывать все, в хронологическом порядке,что повредило ваше материнство, что вам кажется, интуитивно - его могло перекрыть, исказить, сузить. Черта - над ней коротко событие, факты. Сбоку от нее - когда, под чертой - что там за чувства были в связи с ситуацией и какие выводы унесла с собой душа. Толщина черты и ее яркость, цветовая интенсивность - должны коррелировать со степенью вашей боли, с вашим ощущением - насколько это царапина - или рана, плотина или лед.
Выписать можно все-все-все, и что делать с этим дальше?
Во-первых, море боли становится обозримым. Не бескрайним, не поглощающим вас, не затапливающим волнами, когда под водой видно мутно и нечетко. Вы поднимаетесь на его поверхность, и есть возможность обозреть его - увидеть берега и увидеть ясность.
Во-вторых, наглядным становится "фронт работ".
И наконец, это само по себе - терапевтично - выписать это все из себя, однажды, вот так, целиком.
Есть то, с чем можно справиться самой, есть то, в чем нужна помощь, и можно придумывать и искать - чья и как.
Исцеление возможно. И матери, и ребенка.