Образ образования и его общность.
Кажется, почти все полагают основной целью образования общее развитие подрастающего поколения. Общее развитие - это прекрасно, осталось только формализовать его критерии. Кто возьмется? Я полагаю, никто. Вот отсюда и растут все инвективы в адрес ЕГЭ. Не формальные, а принципиальные.
Государство одинаково со всех нас снимает денежку на это неформализованное "общее развитие". С того, чьему ребенку и полное среднее образование не светит, и с того, чье чадо МГУ заканчивает. Большей частью, почему-то так оказывается, что в первые попадают те, кому полное среднее раньше и самому не светило.
Требования к умению читать-писать-считать формализуются элементарно, но зачем нам проверять эти умения у ученика при окончании им первой ступени образования - начальной школы? Наша цель не научить его читать-писать-считать, а развить его в общем.
Далее этот наш, едва умеющий читать-писать-считать, ученик начинает свое общее развитие в тех предметах, где те первичные навыки, что обязана была привить начальная школа, являются основой дальнейшего обучения. Что из такого ученика получится к выпускным классам школы? В общем развитый оболтус, которого школа будет натаскивать на выпускные экзамены, чтобы забыть его, как страшный сон, ведь, если он экзамены не сдаст, то будет отягощать школу по меньшей мере в течение еще одного года.
Гимназии на Руси завелись лишь только потому, что некому из российских подданых было способствовать продвижнию наук в основанной на пустом месте Академии. Это были всего лишь курсы, позволяющие их выпускникам принять участие в сем пользительном для отечества деле. Убедившись, что подготовка для Академии все же нужна поосновательней, да и чиновникам было б не худо, приступая к службе, уже иметь кой-какие навыки в сложении-вычитании, правописании и греческой мифологии, Академия отделилась от гимназии университетом, заставив выпускников гимназии еще три года грызть гранит науки.
Вся предуниверситетская подготовка до конца XIX века укладывалась в программу семи классов, затем, после того, как гимназический курс в 1875 г. усложнился (гимназиям добавили в курс естественнонаучных дисциплин и с гимназическими аттестатами стали принимать на все кафедры университетов), курс седьмого класса стал двухлетним. Министр Игнатьев грезил об одиннадцатилетнем обучении, за свое англоманство и погорел: общество лучше министра сознавало, что наш гимназический курс соответствовал сумме курсов школы и колледжа английских учебных заведений.
Первые четыре класса гимназии являлись прогимназией, после нее был первый переводной экзамен (кстати, и по иностранным языкам тож), после четвертого класса эти экзамены становились рутиной, несдавший переводной экзамен должен был пройти классный курс еще раз. Почему? Потому, что целью гимназии было не пресловутое общее развитие, а успешное окончание ее выпускником университетского курса.
В дополнение к классической гимназии в 1864 г. появились гимназии реальные, обеспечивающие своим выпускникам доступ к высшему техническому и коммерческому образованию и поступление на физико-математические факультеты университетов. За 25 лет до того гимназический курс уже пытались разделить надвое: латинское отделение было занято подготовкой будущих студентов университета, а выпускники юридического непосредственно после окончания гимназии поступали на службу.
Второе разделение бывшего единого гимназического образование произошло в 1887 г.. Реальные гимназии были преобразованы в реальные училища, те, утратив право направлять своих выпускников в университеты, были разделены на дающие основное реальное образование и коммерческое. В последний год обучения (тот самый, прибавленный к VII классу гимназии дополнительный год) проводилась дополнительная специализация на отделениях общем, механическом и химическом. Выпускники любого из технических отделений имели право служить по своим специальностям, прочие учились далее.
Мысль о единой общеобразовательной школе пришла в голову отнюдь не большевикам: проект единого типа школы на основе гимназии был еще в 1910 г. представлен Минпросом в Думе и был блистательно ею провален. Большевики, благосклонно относившиеся ко всем инициативам Минпроса, взяв за основу этот проект, создали свои ЕТШ. Если ранее слова министров об общем развитии (общем воспитании и образовании), оставались лишь благими пожеланиями, то для ЕТШ это стало целью. Из школы улетучилась всякая конкретика, ученики стали постигать абстрактные науки, ее выпускники остались без специальности, без гарантии продолжения обучения, а в итоге общеразвивающего подхода к образованию - и без знаний.
Очень скоро выяснилось то, что было известно еще гимназическим учителям: не все ученики способны к обучению в едином темпе, ряд профессий не требует столь универсального образования, обществу кроме философов, математиков и чиновников необходимы еще и слесари, и токари, кроме инженеров-изобретателей необходимы еще и чертежники, и мастера производств. Те, кто в гимназии по нескольку лет сидел за партой в одном классе, теперь стал выдавливаться из школы в ПТУ и техникумы. То, что раньше для ученика было выбором, осознанным или нет - иной вопрос, то теперь стало вынужденным шагом. Если раньше смена специализации означала еще один дополнительный экзамен, то теперь она превратилась в обязанность прослушивания еще одного курса специализации.
Поскольку знаний обычная школа выпускникам ее в голову не вкладывала, университеты решили повторить историю Академии и завели при своих кафедрах специализированные школы. История повторяется, ныне, кажется, следует ожидать появления и новых предуниверситетов, впрочем, идя навстречу болонскому процессу, почему бы и нет?