Великий канцлер
Я не могу не брать с собой книги, когда уезжаю, на неделю ли, на месяц или три.
в этот раз ( в этот ли только?) со мной поехала, да, угадайте кто, не поверите никогда, серая книжица "Великий канцлер" М. Булгакова, в аннотации названная первой полной версией романа, подлинной историей о Мастере и Маргарите, романом о Понтии Пилате, содержащем Евангелие от Воланда, без знания которого невозможно понять "Мастера и Маргариту" вообще. Я ничего не знаю о том, кто такой Издатель Анхель де Куатье и по каким принципам он избирал книги для издания, он мне внушает сильное подозрение и кажется шарлатаном почему-то, а Великий Канцлер - не более, чем черновик, одна из версий "Мастера", незавершенная, но пронзительная, и производит впечатленее более тяжелое, чем окончательная версия ( та, которую мы привыкли считать окончательной). Замечаю больше несостыковок в ней после Канцлера, например, то ли крем, то ли помада Азазелло - в "Мастере" Азазелло называет желтую субстанцию в золотой коробочке то так, то эдак, в "Канцлере" передает Маргарите и помаду, и крем. Это та самая глава, на которой редактирование книги было приостановлено по печальным причинам, тут понятно. Еще заметила - мастер (он же поэт в "Канцлере") - светловолосый, почти рыжий, как и Маргарита ("люблю рыжих", говорит она в черновике), и понятно, почему во время последнего полета волосы его белеют при луне. В "Канцлере" явно говорится о Гпу, в котором побывал Мастер. У Воланда на плече черный ворон, Азазелло - шут в бубенчиках и повар, убийца Иуды Искариота, и ясно, почему он говорил о Риме на крыше с Воландом - там тоже был пожар, и Рим горел красивее Москвы.
то, что гражданин издатель Куатье называет великим Евангелием от Воланда - тоже не более, чем черновик, нечто необработанное, с неуместной во многих местах лексикой, более подходящей для сатирических фельетонов. И не зря над этими главами много работал Булгаков, над ними и над их образами, и над Воландом - ушло чрезмерное шутовство, пришла торжественность какая-то, величественность, ничего лишнего, отвлекающего внимание не осталось, нет лишних деталей, привязывающих роман к конкретным датам, местам и людям.
однако, невыносимое это удовольствие - читать Моего автора ночью, при ветре, в далекой стране.
"Я много думал в последние годы, может ли русский писатель жить без родины, и мне кажется, что не может..."
в этот раз ( в этот ли только?) со мной поехала, да, угадайте кто, не поверите никогда, серая книжица "Великий канцлер" М. Булгакова, в аннотации названная первой полной версией романа, подлинной историей о Мастере и Маргарите, романом о Понтии Пилате, содержащем Евангелие от Воланда, без знания которого невозможно понять "Мастера и Маргариту" вообще. Я ничего не знаю о том, кто такой Издатель Анхель де Куатье и по каким принципам он избирал книги для издания, он мне внушает сильное подозрение и кажется шарлатаном почему-то, а Великий Канцлер - не более, чем черновик, одна из версий "Мастера", незавершенная, но пронзительная, и производит впечатленее более тяжелое, чем окончательная версия ( та, которую мы привыкли считать окончательной). Замечаю больше несостыковок в ней после Канцлера, например, то ли крем, то ли помада Азазелло - в "Мастере" Азазелло называет желтую субстанцию в золотой коробочке то так, то эдак, в "Канцлере" передает Маргарите и помаду, и крем. Это та самая глава, на которой редактирование книги было приостановлено по печальным причинам, тут понятно. Еще заметила - мастер (он же поэт в "Канцлере") - светловолосый, почти рыжий, как и Маргарита ("люблю рыжих", говорит она в черновике), и понятно, почему во время последнего полета волосы его белеют при луне. В "Канцлере" явно говорится о Гпу, в котором побывал Мастер. У Воланда на плече черный ворон, Азазелло - шут в бубенчиках и повар, убийца Иуды Искариота, и ясно, почему он говорил о Риме на крыше с Воландом - там тоже был пожар, и Рим горел красивее Москвы.
то, что гражданин издатель Куатье называет великим Евангелием от Воланда - тоже не более, чем черновик, нечто необработанное, с неуместной во многих местах лексикой, более подходящей для сатирических фельетонов. И не зря над этими главами много работал Булгаков, над ними и над их образами, и над Воландом - ушло чрезмерное шутовство, пришла торжественность какая-то, величественность, ничего лишнего, отвлекающего внимание не осталось, нет лишних деталей, привязывающих роман к конкретным датам, местам и людям.
однако, невыносимое это удовольствие - читать Моего автора ночью, при ветре, в далекой стране.
"Я много думал в последние годы, может ли русский писатель жить без родины, и мне кажется, что не может..."