борьба с жемчужной болезнью в советской литературе
В 1930, Вера Инбер написала статью под названием "Жемчужная болезнь" [см. За много лет. 1964. 38-42], сравнивая творческие процессы в буржуазном обществе и в новом, радостном коммунистическом мире. "В буржуазном мире писатель чаще всего бунтарь-одиночка..." пишет она. "Чем выше вольтаж писателя, тем более он одинок. Он одинок. И вот для того, чтобы не изнемочь в одиночестве, писатель превращает свое горе в необходимость. Одиночество становится объектом и материалом для творчества. / Это была трагическая для писателя эпоха. И если бы кто-нибудь вздумал составить стандартную писательскую биографию того времени, мы увидели бы замкнутое, ущемленное существование с трагической смертью в конце."
Но в России 30-х годов, говорит Инбер, одиночества больше нет: "Отмирание этого ненужного ощущения чувствуем мы все," а особенно писатели. "Никогда еще нигде писатель не был так связан с жизнью, как у нас. Он не одинок. Он вмонтирован в породу страны, он из той же проды, что и его читатель. В нашей стране надо работать в такт со всей страной и дышать вместе с ней. Это очень важно."
Более того, для писателя одиночество и оторванность от жизни страны может быть очень опасной, так как может создавать "чрезмерн[ую] восприимчивость в чужим ветрам, настороженность к книгам, гудкам, песням, звездам..." (Ранее она поясняет: "Иногда опасно бывает услыхать обрывок песни, вокзальный гудок, плеск воды, ощутить запах, увидеть цвет. Не успеешь опомниться - и тебя отнесло за тысячу верст от нужного.")
Таким образом, заключает Инбер, все эти индивидуальные терзания, метания, искания - это все ненормально для советского писателя. Да, Гейне описал творческий процесс как болезнь души, сравнив его с жемчужиной, рождающийся из-за болезнь моллюска. Но Гейне-то жил в буржуазном обществе.
"И вот я думаю: нельзя ли наладить производство жемчуга без всяких болезней, на совершенно здоровой основе?"
Можно, можно. Наладили. Без всяких болезней, совершенно добровольно, слившись в едином порыве, отбросив восприимчивость к чужим ветрам, звездам, и морским течениям, моллюски начали в промышленных масштабах производить жемчуг, и до сих пор еще не перестали. Одно из самых лучших описаний советской литературы, которое мне встречалось.
Лучше, пожалуй, написал только И. Гронский в 1934:
"[Этот съезд] укажет путь, по которому должна развиваться литература нашей социалистической страны. Этот путь в основном и решающем уже намечен в указаниях нашего учителя и вождя, лучшего друга писателей и лучшего знатока и ценителя художественной литературы И.В. С т а л и н а. Изумительные по своей сжатости и ясность алгебраические формулы И.В. С т а л и н а наши критики и писатели должны перевести на язык арифметики, или, другими словами, осуществить на практике. Сделать это необходимо, а сделав это, мы двинем всю нашу литературу вперед и приблизим день ликвидации отставания нашей художественной литературы от нашей изумительной эпохи, с ее темпами, размахом, дерзаниями и победами" ["С'езд (sic) мастеров советской литературы." Новый мир. 1934. №8. 5-11, курсив мой]
Но в России 30-х годов, говорит Инбер, одиночества больше нет: "Отмирание этого ненужного ощущения чувствуем мы все," а особенно писатели. "Никогда еще нигде писатель не был так связан с жизнью, как у нас. Он не одинок. Он вмонтирован в породу страны, он из той же проды, что и его читатель. В нашей стране надо работать в такт со всей страной и дышать вместе с ней. Это очень важно."
Более того, для писателя одиночество и оторванность от жизни страны может быть очень опасной, так как может создавать "чрезмерн[ую] восприимчивость в чужим ветрам, настороженность к книгам, гудкам, песням, звездам..." (Ранее она поясняет: "Иногда опасно бывает услыхать обрывок песни, вокзальный гудок, плеск воды, ощутить запах, увидеть цвет. Не успеешь опомниться - и тебя отнесло за тысячу верст от нужного.")
Таким образом, заключает Инбер, все эти индивидуальные терзания, метания, искания - это все ненормально для советского писателя. Да, Гейне описал творческий процесс как болезнь души, сравнив его с жемчужиной, рождающийся из-за болезнь моллюска. Но Гейне-то жил в буржуазном обществе.
"И вот я думаю: нельзя ли наладить производство жемчуга без всяких болезней, на совершенно здоровой основе?"
Можно, можно. Наладили. Без всяких болезней, совершенно добровольно, слившись в едином порыве, отбросив восприимчивость к чужим ветрам, звездам, и морским течениям, моллюски начали в промышленных масштабах производить жемчуг, и до сих пор еще не перестали. Одно из самых лучших описаний советской литературы, которое мне встречалось.
Лучше, пожалуй, написал только И. Гронский в 1934:
"[Этот съезд] укажет путь, по которому должна развиваться литература нашей социалистической страны. Этот путь в основном и решающем уже намечен в указаниях нашего учителя и вождя, лучшего друга писателей и лучшего знатока и ценителя художественной литературы И.В. С т а л и н а. Изумительные по своей сжатости и ясность алгебраические формулы И.В. С т а л и н а наши критики и писатели должны перевести на язык арифметики, или, другими словами, осуществить на практике. Сделать это необходимо, а сделав это, мы двинем всю нашу литературу вперед и приблизим день ликвидации отставания нашей художественной литературы от нашей изумительной эпохи, с ее темпами, размахом, дерзаниями и победами" ["С'езд (sic) мастеров советской литературы." Новый мир. 1934. №8. 5-11, курсив мой]