Два года спустя, или Корона Франции - 3
III.
В церкви было неожиданно светло, однако прохладно для середины лета. Собравшиеся тут тридцать два человека напоминали сходку восточных разбойников - каждый был одет на свой, понимаемый им за яркий и броский, манер, и все увешаны самым разнообразным оружием. Один походил на офицера, скорее выправкой и тем, как держал руку на пристегнутой к поясу сабле; в другом коренастая фигура, красное лицо и широкий тесак за кушаком выдавали моряка-контрабандиста; третий имел сходство с одетым в гражданское платье священником; была и парочка откровенно грубых и неотесанных крестьянских фигур. Одним словом, командиры «Католической и королевской армии Вандеи», восставшей против тирании Узурпатора во имя короля Луи XVIII, собрались на военный совет.
Генерал-лейтенант и главнокомандующий ККА Шарль де Бомон д’Отишан продолжал доклад о текущем моменте:
«Таким образом, наши неудачи при Рошсервьере и Туаре ставят вопрос о бессмысленности дальнейшего сопротивления - силы армии на исходе, люди разбегаются, оружия и боеприпасов по-прежнему не хватает, а войска противника не демонстрируют признаков разложения. В связи с этим я рекомендую принять предложение генерала Лямарка, которое гарантирует общую амнистию всем солдатам и офицерам, освобождение пленных и торжественное обещание не посылать новобранцев из Вандеи служить за пределами их департамента».
«Это трусость и предательство! - запальчиво закричал юноша бледный со взором горящим, гневно трясущий кудрявой головой, подполковник и командир «Католической и королевской армии Верхнего Пуату». - Подумаешь, два неудачных боя, в которых мы потеряли всего-то пару сотен человек! Раньше нас не останавливали и куда большие потери!»
«Мсьё Огюст де Ля Рошжаклен, видимо, желает присоединиться к своим покойным братьям, доблестным воинам и великолепным дворянам, на небесах в сонме ангелов, - весьма едко и саркастично заметил человек средних лет с ясным и умным, но весьма усталым и разочарованным лицом, Шарль Сапино де ла Рэри, генерал-лейтенант и командир «Католической и королевской армии Центра». - Однако он забывает, что не итоги нашей довольно скромной возни тут, в Вандее, толкают нас на такие суровые меры. Союзники потерпели в Бельгии поражения у Линьи и Катр-Бра, армии Веллингтона и Блюхера разбиты и отступают каждая в свою сторону. Война затягивается на неопределенный срок, и лучше нам сейчас взять передышку, чтобы сохранить людей, дабы было кому помочь делу Его Величества короля Луи в нужное время».
«Хватит бесплодных споров, приступаем к голосованию!» - отрезал д’Отишан…
За продолжение борьбы высказались двенадцать командиров, за капитуляцию, предложенную на условиях Лямарка, - двадцать два. Как только высказался последний из вандейцев, и д’Отишан уже готовился отдать приказ составить документ и отослать его с парламентером в Шоле, в штаб Лямарка, как из тени, скрывающий какой-то закуток у стены собора, абсолютно бесшумно и незаметно вышел человек - глаза цвета голубоватой стали сверкнули на солнце, отраженном витражным стеклом.
«Майор Фицджеральд?» - буркнул то ли вопросительно, то ли утвердительно Сапино.
«Аз есмь», - скромно отрекомендовался известный многим из собравшихся офицер в красном английском мундире и, воздев к небу руку, в которой было зажато что-то, похожее на газету, обратился к повстанцам.
«Благородные господа и прочие мсьё, если быть абсолютно честным, битва при Катр-Бра не была проиграна нашими войсками - поле боя осталось за ними, и только неудача мистера Блюхера вынудила их на следующий день отступить. Но это уже ненужные подробности - армия Узурпатора была разгромлена в сражении у Ватерлоо, или у Бель-Альянса, как кому из вас будет угодно, господа командиры. Сам Буонапарте скрылся, его войска бегут без остановки и, видимо, уже приближаются к Парижу. Так что, Ваше Превосходительство генерал д’Отишан, рекомендую требовать у генерала Лямарка простого перемирия вплоть до окончания военных действий, каковые, уверен, завершатся весьма скоро».
Покамест собравшиеся бурными криками, выразительными гримасами и быстрыми жестами выражали свое отношение к свежим новостям, подполковник де Ля Рошжаклен подошел к англичанину.
«Ваше появление случилось как нельзя вовремя, мистер Фицджеральд - еще чуть-чуть, и все мы бы запятнали себя позором капитуляции!»
«Поверьте старому солдату, граф, видевшему столько капитуляций, сколько пуговиц на парадном мундире у тамбур-мажора - нет такого договора, который нельзя было бы забрать назад после того, как он перестает быть выгодным».
Ля Рошдаклен засопел, собираясь, как потомственный дворянин и идеалист, возразить что-нибудь о том, что сохранение воинской чести - превыше жизни и всеобщего блага, но Фицджеральда отвлек какой-то крестьянин, сунувший ему в руки конверт. Внутри которого содержалась записка:
«Париж стоит мессы. Податель сего доставит Вас к месту назначения. Ваш О. Г.».
t.me/Tercios_catrenos
В церкви было неожиданно светло, однако прохладно для середины лета. Собравшиеся тут тридцать два человека напоминали сходку восточных разбойников - каждый был одет на свой, понимаемый им за яркий и броский, манер, и все увешаны самым разнообразным оружием. Один походил на офицера, скорее выправкой и тем, как держал руку на пристегнутой к поясу сабле; в другом коренастая фигура, красное лицо и широкий тесак за кушаком выдавали моряка-контрабандиста; третий имел сходство с одетым в гражданское платье священником; была и парочка откровенно грубых и неотесанных крестьянских фигур. Одним словом, командиры «Католической и королевской армии Вандеи», восставшей против тирании Узурпатора во имя короля Луи XVIII, собрались на военный совет.
Генерал-лейтенант и главнокомандующий ККА Шарль де Бомон д’Отишан продолжал доклад о текущем моменте:
«Таким образом, наши неудачи при Рошсервьере и Туаре ставят вопрос о бессмысленности дальнейшего сопротивления - силы армии на исходе, люди разбегаются, оружия и боеприпасов по-прежнему не хватает, а войска противника не демонстрируют признаков разложения. В связи с этим я рекомендую принять предложение генерала Лямарка, которое гарантирует общую амнистию всем солдатам и офицерам, освобождение пленных и торжественное обещание не посылать новобранцев из Вандеи служить за пределами их департамента».
«Это трусость и предательство! - запальчиво закричал юноша бледный со взором горящим, гневно трясущий кудрявой головой, подполковник и командир «Католической и королевской армии Верхнего Пуату». - Подумаешь, два неудачных боя, в которых мы потеряли всего-то пару сотен человек! Раньше нас не останавливали и куда большие потери!»
«Мсьё Огюст де Ля Рошжаклен, видимо, желает присоединиться к своим покойным братьям, доблестным воинам и великолепным дворянам, на небесах в сонме ангелов, - весьма едко и саркастично заметил человек средних лет с ясным и умным, но весьма усталым и разочарованным лицом, Шарль Сапино де ла Рэри, генерал-лейтенант и командир «Католической и королевской армии Центра». - Однако он забывает, что не итоги нашей довольно скромной возни тут, в Вандее, толкают нас на такие суровые меры. Союзники потерпели в Бельгии поражения у Линьи и Катр-Бра, армии Веллингтона и Блюхера разбиты и отступают каждая в свою сторону. Война затягивается на неопределенный срок, и лучше нам сейчас взять передышку, чтобы сохранить людей, дабы было кому помочь делу Его Величества короля Луи в нужное время».
«Хватит бесплодных споров, приступаем к голосованию!» - отрезал д’Отишан…
За продолжение борьбы высказались двенадцать командиров, за капитуляцию, предложенную на условиях Лямарка, - двадцать два. Как только высказался последний из вандейцев, и д’Отишан уже готовился отдать приказ составить документ и отослать его с парламентером в Шоле, в штаб Лямарка, как из тени, скрывающий какой-то закуток у стены собора, абсолютно бесшумно и незаметно вышел человек - глаза цвета голубоватой стали сверкнули на солнце, отраженном витражным стеклом.
«Майор Фицджеральд?» - буркнул то ли вопросительно, то ли утвердительно Сапино.
«Аз есмь», - скромно отрекомендовался известный многим из собравшихся офицер в красном английском мундире и, воздев к небу руку, в которой было зажато что-то, похожее на газету, обратился к повстанцам.
«Благородные господа и прочие мсьё, если быть абсолютно честным, битва при Катр-Бра не была проиграна нашими войсками - поле боя осталось за ними, и только неудача мистера Блюхера вынудила их на следующий день отступить. Но это уже ненужные подробности - армия Узурпатора была разгромлена в сражении у Ватерлоо, или у Бель-Альянса, как кому из вас будет угодно, господа командиры. Сам Буонапарте скрылся, его войска бегут без остановки и, видимо, уже приближаются к Парижу. Так что, Ваше Превосходительство генерал д’Отишан, рекомендую требовать у генерала Лямарка простого перемирия вплоть до окончания военных действий, каковые, уверен, завершатся весьма скоро».
Покамест собравшиеся бурными криками, выразительными гримасами и быстрыми жестами выражали свое отношение к свежим новостям, подполковник де Ля Рошжаклен подошел к англичанину.
«Ваше появление случилось как нельзя вовремя, мистер Фицджеральд - еще чуть-чуть, и все мы бы запятнали себя позором капитуляции!»
«Поверьте старому солдату, граф, видевшему столько капитуляций, сколько пуговиц на парадном мундире у тамбур-мажора - нет такого договора, который нельзя было бы забрать назад после того, как он перестает быть выгодным».
Ля Рошдаклен засопел, собираясь, как потомственный дворянин и идеалист, возразить что-нибудь о том, что сохранение воинской чести - превыше жизни и всеобщего блага, но Фицджеральда отвлек какой-то крестьянин, сунувший ему в руки конверт. Внутри которого содержалась записка:
«Париж стоит мессы. Податель сего доставит Вас к месту назначения. Ваш О. Г.».
t.me/Tercios_catrenos