Fire Maringo, fire away! - 2
Бегом от депутатов (начало)
Одним из немногих, кто ждал возвращения Рабульоне в Париж со страхом, была его жена - из писем из ЕгипЕДа она знала, что Жюно раскрыл ему правду о том, как она изменяла мужу в 1796-1797 годах с гусарским капитаном Луи Ипполитом Шарлем. По прибытии Набулионе разыграл тИЯтр - выкинул из дома вещи Жозефины, три дня не пускал ее в спальню и вообще велел иТТиТЬ накуй. И только его любимые пасынок Эжен и падчерица Ортанс, рыдающие на коленях, сломили решимость рогоносца, и он простил «эту сучку»… Романтическая история, в искренность которой позвольте не поверить - человек, делающий себе политическую карьеру и собирающийся на волне народной любви захватить в стране власть не затевает посреди всего этого развод, ибо «так дела не делают». А вот поиздеваться над женой, выставить ее «блятью», помучить и, наконец, «милостиво повелевать соизволить» - о да, на это сие хамло негодяйское было готово всегда.
Рыдающему на коленях мальчику Эжену было уже 17 лет
Предварительную работу по подготовке пронунсиаменто давно уже проделал Сийес - выбранному на роль «шпаги» оставалось только важное, но всего одно дело: заручиться поддержкой армии. Тут Буонапарте, как только избавился стараниями Сийеса и его «группы поддержки» в Директории от статуса «дезентира» и наказания за трусливое бегство из ЕгипЕДа, был в своей тарелке. Величиной, равной ему по текущему незаслуженно (для него, Рабульоне) нажитому авторитету в войсках фактически был только Жан Виктор Моро - его позицию и прощупали на совместном ужине у директора Гойе. Совсем не пошлый подарок в виде сабли из дамасской стали в ножных, облепленных брильянтами (египеДское пограбилово) перетянул Моро на сторону заговорщиков - просто он понимал, что если будет не с ними, ему придется выступить против них, а таких смелых шагов в политике он никогда не делал. И просто предпочел постоять в стороне и подождать, пока этот молодой и наглый выскочка сломает себе голову…
Затаился и Жан Батист Жюль Бернадот, бывший военный министр и популярный генерал «левых» политических взглядов. Он был не прочь сам возглавить пронунсиаменто, но Сийес его в дело не взял из-за открытых симпатий к «либерте, эгалите, фратерните» - хватит нам во Франции уже этих жакобенов! С другой стороны, можно было особо не напрягаться, профиты всё равно были бы получены - Бернадот был очень удачно женат на Бернардин Эжени Дезире Клари, бывшей невесте самого Рабульоне и сестре жены его брата Джузеппе, так что «входил в клан» и в случае победы мог претендовать на свою долю пирога. Окрысились, но предпочли не высовываться, трезво оценив недостаток собственного политического веса, и другие известные «генералы-жакобены» - Жан Батист Журдан и Пьер Франсуа Шарль Ожеро, чье предложение «сообразить свой переворот с гильотинами и санкюлотами» на троих Бернадот, «поколебляясь», не принял.
Жан Виктор Моро
Зато по первому же свисту прибежала к Буонапарте «итальянская гвардия» - генералы Жан Матьё Филибер Серюрье, Жоашен Мюра и Шарль ВиктОр Эманюэль Леклерк (оба - шурины Рабульоне, женатые на его сестрах), Жан Ланн, Луи Александр Бертье, Огюст Фредерик Луи Виесс де Мармон, а также никогда не сражавшийся под командой Набулионе, но очень хотевший (в основном смыть пятно неудачи в побоище у Треббии) Этьен Жак Жозеф Александр МакдонАльд. Оставалось решить проблему «золотого запаса» - кто же идет на переворот с пустыми карманами, причем даже не своими, а своих новоприобретенных с помощью взяток соратников? Тут помог экс-министр иностранных дел Шарль Морис де Талейран Перигор, тоже участник заговора - он «привел за ручку» банкира (и своего приятеля) Жана Пьера Колло, который принес в клювике то ли полмиллиона, то ли даже два миллиона франков.
Итак, всё было готово - нужен только план. Буонапарте, доказав, что никогда не был ни на каплю йуриздом, а «Кодекс» потом попросту присвоил, захотел быть избранным в Директорию и инициировать изменение конституции «с самого верху». Но директор Гойе его обломал - подожди 10 лет, сынка, к нам берут только после сороковника, читай пока еще не измененную конституцию. «Итак, - подумал, что съязвил Набулионе, - вы держитесь правила, которое лишает Республику талантливых людей?» - «На мой взгляд, генерал, - возразил Гойе, - не может быть никаких оправданий для изменения Конституции». Тогда за дело вновь взялся Сийес (кто-то же должен был разбираться в текущей политике и йуриздпруденции) - нужно создать видимость «государственной угрозы», переместить заседания Совета старейшин и Совета пятисот из Парижа в Сен-Клу (где к ним не сбежится на помощь, как уже не раз бывало с 1789 года, вооруженная чернь), окружить войсками и добиться от парламента внесения изменений в конституцию.
Дворец Тюильри
«День Хы» случился 18 брюмера VIII года республики (9 ноября 1799 года). К 6:00 в особняк Рабульоне «гости съехались на дачу показаний»: Джузеппе и Луиджи Буонапарте, Моро, Ланн, Бертье, Мюрат, Леклерк, Макдональд, Мармон, дивизионный генерал (и комендант Париже) Франсуа Жозеф Лёфевр и «дальний родственник с Корсики» полковник Орацио Франческо Бастьяно Себастьяни. Получив в подарок еще одну саблю с брУльянтами (удобно же не заморачиваться), Лефевр заявил: «Я готов швырнуть всю эту адвокатскую сволочь в реку!» В 7.40 во дворце Тюильри начал заседать Совет старейшин. Депутаты-конспираторы подозрительно легко смогли запугать коллег сообщениями о «толпах заговорщиков из провинции, идущих на Париж со всех сторон», и легко пропихнули единогласное принятие двух декретов - о переезде парламента в Сен-Клу и о назначении Буонапарте командующим войсками, расквартированными в Париже и окрестностях.
Получив официально оба декрета, Рабульоне начал действовать - разослал своих подручных с приказами стянуть войска в столицу и охранять общественные здания, а потом во главе кавалькады выехал во дворец Тюильри, куда прибыл к 10:00. Он расставил войска вдоль садовой решетки, сошел с коня и со свитой из нескольких генералов и офицеров (с Лёфевром, Бертье, Леклерком, Себастьяни) проследовал внутрь. Во дворце его ждали - надо было толкнуть речь: «Республика гибнет! Вы сами признали это, сами издали декрет, который должен спасти ее... С помощью всех друзей свободы - и тех, кто основал Республику, и тех, кто ее защищал, - я отстою ее! Мы хотим республику, основанную на свободе и равенстве, на священных принципах народного представительства, и мы ее будем иметь. Клянусь!» При сравнении с тем, что будет сделано потом, становится ясно, что 3,14здеть - не мешки ворочать...
Одним из немногих, кто ждал возвращения Рабульоне в Париж со страхом, была его жена - из писем из ЕгипЕДа она знала, что Жюно раскрыл ему правду о том, как она изменяла мужу в 1796-1797 годах с гусарским капитаном Луи Ипполитом Шарлем. По прибытии Набулионе разыграл тИЯтр - выкинул из дома вещи Жозефины, три дня не пускал ее в спальню и вообще велел иТТиТЬ накуй. И только его любимые пасынок Эжен и падчерица Ортанс, рыдающие на коленях, сломили решимость рогоносца, и он простил «эту сучку»… Романтическая история, в искренность которой позвольте не поверить - человек, делающий себе политическую карьеру и собирающийся на волне народной любви захватить в стране власть не затевает посреди всего этого развод, ибо «так дела не делают». А вот поиздеваться над женой, выставить ее «блятью», помучить и, наконец, «милостиво повелевать соизволить» - о да, на это сие хамло негодяйское было готово всегда.
Рыдающему на коленях мальчику Эжену было уже 17 лет
Предварительную работу по подготовке пронунсиаменто давно уже проделал Сийес - выбранному на роль «шпаги» оставалось только важное, но всего одно дело: заручиться поддержкой армии. Тут Буонапарте, как только избавился стараниями Сийеса и его «группы поддержки» в Директории от статуса «дезентира» и наказания за трусливое бегство из ЕгипЕДа, был в своей тарелке. Величиной, равной ему по текущему незаслуженно (для него, Рабульоне) нажитому авторитету в войсках фактически был только Жан Виктор Моро - его позицию и прощупали на совместном ужине у директора Гойе. Совсем не пошлый подарок в виде сабли из дамасской стали в ножных, облепленных брильянтами (египеДское пограбилово) перетянул Моро на сторону заговорщиков - просто он понимал, что если будет не с ними, ему придется выступить против них, а таких смелых шагов в политике он никогда не делал. И просто предпочел постоять в стороне и подождать, пока этот молодой и наглый выскочка сломает себе голову…
Затаился и Жан Батист Жюль Бернадот, бывший военный министр и популярный генерал «левых» политических взглядов. Он был не прочь сам возглавить пронунсиаменто, но Сийес его в дело не взял из-за открытых симпатий к «либерте, эгалите, фратерните» - хватит нам во Франции уже этих жакобенов! С другой стороны, можно было особо не напрягаться, профиты всё равно были бы получены - Бернадот был очень удачно женат на Бернардин Эжени Дезире Клари, бывшей невесте самого Рабульоне и сестре жены его брата Джузеппе, так что «входил в клан» и в случае победы мог претендовать на свою долю пирога. Окрысились, но предпочли не высовываться, трезво оценив недостаток собственного политического веса, и другие известные «генералы-жакобены» - Жан Батист Журдан и Пьер Франсуа Шарль Ожеро, чье предложение «сообразить свой переворот с гильотинами и санкюлотами» на троих Бернадот, «поколебляясь», не принял.
Жан Виктор Моро
Зато по первому же свисту прибежала к Буонапарте «итальянская гвардия» - генералы Жан Матьё Филибер Серюрье, Жоашен Мюра и Шарль ВиктОр Эманюэль Леклерк (оба - шурины Рабульоне, женатые на его сестрах), Жан Ланн, Луи Александр Бертье, Огюст Фредерик Луи Виесс де Мармон, а также никогда не сражавшийся под командой Набулионе, но очень хотевший (в основном смыть пятно неудачи в побоище у Треббии) Этьен Жак Жозеф Александр МакдонАльд. Оставалось решить проблему «золотого запаса» - кто же идет на переворот с пустыми карманами, причем даже не своими, а своих новоприобретенных с помощью взяток соратников? Тут помог экс-министр иностранных дел Шарль Морис де Талейран Перигор, тоже участник заговора - он «привел за ручку» банкира (и своего приятеля) Жана Пьера Колло, который принес в клювике то ли полмиллиона, то ли даже два миллиона франков.
Итак, всё было готово - нужен только план. Буонапарте, доказав, что никогда не был ни на каплю йуриздом, а «Кодекс» потом попросту присвоил, захотел быть избранным в Директорию и инициировать изменение конституции «с самого верху». Но директор Гойе его обломал - подожди 10 лет, сынка, к нам берут только после сороковника, читай пока еще не измененную конституцию. «Итак, - подумал, что съязвил Набулионе, - вы держитесь правила, которое лишает Республику талантливых людей?» - «На мой взгляд, генерал, - возразил Гойе, - не может быть никаких оправданий для изменения Конституции». Тогда за дело вновь взялся Сийес (кто-то же должен был разбираться в текущей политике и йуриздпруденции) - нужно создать видимость «государственной угрозы», переместить заседания Совета старейшин и Совета пятисот из Парижа в Сен-Клу (где к ним не сбежится на помощь, как уже не раз бывало с 1789 года, вооруженная чернь), окружить войсками и добиться от парламента внесения изменений в конституцию.
Дворец Тюильри
«День Хы» случился 18 брюмера VIII года республики (9 ноября 1799 года). К 6:00 в особняк Рабульоне «гости съехались на дачу показаний»: Джузеппе и Луиджи Буонапарте, Моро, Ланн, Бертье, Мюрат, Леклерк, Макдональд, Мармон, дивизионный генерал (и комендант Париже) Франсуа Жозеф Лёфевр и «дальний родственник с Корсики» полковник Орацио Франческо Бастьяно Себастьяни. Получив в подарок еще одну саблю с брУльянтами (удобно же не заморачиваться), Лефевр заявил: «Я готов швырнуть всю эту адвокатскую сволочь в реку!» В 7.40 во дворце Тюильри начал заседать Совет старейшин. Депутаты-конспираторы подозрительно легко смогли запугать коллег сообщениями о «толпах заговорщиков из провинции, идущих на Париж со всех сторон», и легко пропихнули единогласное принятие двух декретов - о переезде парламента в Сен-Клу и о назначении Буонапарте командующим войсками, расквартированными в Париже и окрестностях.
Получив официально оба декрета, Рабульоне начал действовать - разослал своих подручных с приказами стянуть войска в столицу и охранять общественные здания, а потом во главе кавалькады выехал во дворец Тюильри, куда прибыл к 10:00. Он расставил войска вдоль садовой решетки, сошел с коня и со свитой из нескольких генералов и офицеров (с Лёфевром, Бертье, Леклерком, Себастьяни) проследовал внутрь. Во дворце его ждали - надо было толкнуть речь: «Республика гибнет! Вы сами признали это, сами издали декрет, который должен спасти ее... С помощью всех друзей свободы - и тех, кто основал Республику, и тех, кто ее защищал, - я отстою ее! Мы хотим республику, основанную на свободе и равенстве, на священных принципах народного представительства, и мы ее будем иметь. Клянусь!» При сравнении с тем, что будет сделано потом, становится ясно, что 3,14здеть - не мешки ворочать...