Россия, которую нам потеряли - 14
Карманьола по-стрелецки (окончание)
Убивши первых двух врагов, служивые осмелели (всё равно таперича всем отвечать придется, ежели чо) и кинулись в разные стороны - у них оказались заранее составленные списки («видимо кагбэ» Татаруем Хованским) тех, кого надо ликвидировать. Прямо тут же, на Красном крыльце, убили стольника Василия Иванова - из-за отца его, думного дьяка Лариона Иванова, которого особо ненавидел служилый люд (его самого убьют позже). В царских палатах нашли царицына карлика Хомяка, который под угрозой смертоубийства показал, где за алтарем спрятался Афанасий Нарышкин - его вытащили и порешили. Затем отправились искать врагов по всей Москве - убили царицына кузена Ивана Фомича Нарышкина, князя Григория Ромодановского с сыном Андреем, думного дьяка Аверкия Кириллова, князя Юрия Долгорукова и многих иных. Продолжались убийства и погромы и 16 мая.
Иван (а не Алексей) Хованский Тараруй
А 17 мая всё исчо не угомонившиеся стрельцы явились снова в Кремль и требовали выдать им Ивана Нарышкина, его (и царицына) отца Кирилла и трех его младших сыновей. Им отвечала царевна Софья, снова проявившая бестрепетность и крутой нрав: «Кто вам внушил, что царевич Иоанн Алексеевич убиен был, и в какие времена Иоанн Нарышкин в царские одежды облачался или нас бесчестил, бил и за власы драл? Сие внушил вам ненавистник всех православных християн диавол. Пожалуйте, умилитеся над нами для образа пречистыя владычицы нашея Богородицы! Уже вы с теми управились, кто вам был досаден и надобен, а Иоанн Нарышкин чем вам досадил?» (Витиеватость стиля - на совести автора монастырской летописи.) Стрельцы согласились не убивать Кирилла Нарышкина и младших сыновей, но всё равно требовали скрывавшегося в покоях царевен Ивана. И тут Софья снова берет дело в свои руки, заявляя царице: «Никаким образом того избыть невозможно, чтоб твоего брата стрельцам в этот день не выдать; разве общему всех и себя бедствию им, стрельцам, допустить».
Наталье Кирилловне пришлось сделать тяжкий выбор - предать любимого брата ради других братьев, отца и, в конце концов, сына. Всеобщее настроение высказал боярин Яков Одоевский: «Сколько бы вам, государыня, ни жалеть, отдавать вам его нужно будет, а тебе, Ивану, отсюда скорее идти надобно, нежели нам всем за одного тебя здесь погубленным быть». Царица вместе с Софьей привела Ивана Нарышкина в церковь Спаса Нерукотворного Образа на Сенях, где его схватили стрельцы, едва дождамшись, покамест священник выполнит обряд покаяния. Нарышкина тащили на Красную площадь, подняли на копья, потом отсекли ему голову, руки и ноги, а всё, что осталось, разрубили на множество кусков. В тот же день был убит толпой боярин Иван Языков, а также немецкие врачи Даниэль фон Гаден и Йоханн Гутменш («отравили царя, пиндогниды бандеровские!»). Засим стрелецкое буйство немного успокоилось, да и главные враги подзуживавших их Милославских и Хованских были уже мертвы.
ИсторЕГи спорят, насколько в детали заговора была посвящена царевна Софья. Помимо ее бесспорной роли в казни Ивана Нарышкина (как, впрочем, и спасении Кирилла Нарышкина и его младших сыновей), есть и другие обвинения. Польский резидент в Москве СтанИслав Бентковски отписал своему крулю: «Источником и первопричиной того бунта и страшной резни была царевна Софья, дочь старого царя и родная сестра Федора и Ивана», которая решила «погубить Петра и вдохновить его противников, а также отомстить за смерть брата Федора». Австрийский дипломат Йоханн Георг Корб писал (но уже спустя 17 лет, так что мог и с «голоса пытровской пропаганды»): «В 1682 году междоусобицы, питаемые женским честолюбием, ожесточили народные стороны друг против друга, вследствие чего произошли жестокая резня, убийства, грабеж и разбой. Московитяне… приписывают коварным козням царевны Софьи столь великие несчастия».
Андрей Матвеев (Артамонович - сын убитого боярина) тоже обвинял Софью: «Царевна та под видом же внешним, пред народом, будто бы оправдывая себя, показывала, что она принуждена была необходимостью выдачу ту учинить… Но во всем том внутри глубокая происходила политика италианская; ибо они иное говорят, другое ж думают и самим делом исполняют». ИсторЕГи XIX и XX веков долго спорили о том, стояла ли Софья Алексевна во главе всего заговора и насколько была погружена в его детали. Абсолютное большинство уверено, что «стояла, и во все». Небольшое число «сопротиленцев» настаивают, что она спасала Ивана Нарышкина и спасла Кирилла и трех его сыновей - типа, если бы знала и составляла списки, то для чо? Им можно возразить, что «спасение» Нарышкиных оказалось не таким уж и христьянским - Кирилла Полиектовича закатали в монастырь на Белоозере, где он и помер явно от деликатного обращения в 1691 году, а сыновей Льва, Мертемьяна и Федора выслали всё в тот же в Пустозерск (прямо Беломорканал XVII века).
Всё это случилось 18 мая 1682 года, когда выборные от стрелецких полков уже «чисто мирно» пришли в Кремль и спочали требовать: «Бьем челом великому государю царю Петру Алексеевичу и государыням царевнам, чтоб указал великий государь деда своего, боярина Кирилу Полуехтовича Нарышкина, постричь в монастырь». К ним «для порешания вопросов» вышел внезапно не Иван Милославский или Тараруй Хованский - а снова царевна Софья. И «обоговорила» пострижение царева деда в монахи, почто приведенный Полиектыч «трижды стрельцам челом бил». А днем ранее, уже 17 мая, были сделаны назначения, закрепившие результаты стрелецкого переворота. Князь Иван Хованский был назначен головой Стрелецкого приказа. Причем, по уверениям Матвеева, Милославский сделал представление «царевне Софии Алексеевне, чтоб тогда всё правление то стрелецкое поручить… боярам, князю Ивану Андреевичу и сыну его князю Андрею Ивановичу Хованским». Сам Милославский «скромно» получил Рейтарский, Пушкарский и Иноземный приказы (последний ведал всеми делами офицеров-иностранцев, в обилии, вопреки вракам пытролюбов, заполонивших российскую армию).
Убивши первых двух врагов, служивые осмелели (всё равно таперича всем отвечать придется, ежели чо) и кинулись в разные стороны - у них оказались заранее составленные списки («видимо кагбэ» Татаруем Хованским) тех, кого надо ликвидировать. Прямо тут же, на Красном крыльце, убили стольника Василия Иванова - из-за отца его, думного дьяка Лариона Иванова, которого особо ненавидел служилый люд (его самого убьют позже). В царских палатах нашли царицына карлика Хомяка, который под угрозой смертоубийства показал, где за алтарем спрятался Афанасий Нарышкин - его вытащили и порешили. Затем отправились искать врагов по всей Москве - убили царицына кузена Ивана Фомича Нарышкина, князя Григория Ромодановского с сыном Андреем, думного дьяка Аверкия Кириллова, князя Юрия Долгорукова и многих иных. Продолжались убийства и погромы и 16 мая.
Иван (а не Алексей) Хованский Тараруй
А 17 мая всё исчо не угомонившиеся стрельцы явились снова в Кремль и требовали выдать им Ивана Нарышкина, его (и царицына) отца Кирилла и трех его младших сыновей. Им отвечала царевна Софья, снова проявившая бестрепетность и крутой нрав: «Кто вам внушил, что царевич Иоанн Алексеевич убиен был, и в какие времена Иоанн Нарышкин в царские одежды облачался или нас бесчестил, бил и за власы драл? Сие внушил вам ненавистник всех православных християн диавол. Пожалуйте, умилитеся над нами для образа пречистыя владычицы нашея Богородицы! Уже вы с теми управились, кто вам был досаден и надобен, а Иоанн Нарышкин чем вам досадил?» (Витиеватость стиля - на совести автора монастырской летописи.) Стрельцы согласились не убивать Кирилла Нарышкина и младших сыновей, но всё равно требовали скрывавшегося в покоях царевен Ивана. И тут Софья снова берет дело в свои руки, заявляя царице: «Никаким образом того избыть невозможно, чтоб твоего брата стрельцам в этот день не выдать; разве общему всех и себя бедствию им, стрельцам, допустить».
Наталье Кирилловне пришлось сделать тяжкий выбор - предать любимого брата ради других братьев, отца и, в конце концов, сына. Всеобщее настроение высказал боярин Яков Одоевский: «Сколько бы вам, государыня, ни жалеть, отдавать вам его нужно будет, а тебе, Ивану, отсюда скорее идти надобно, нежели нам всем за одного тебя здесь погубленным быть». Царица вместе с Софьей привела Ивана Нарышкина в церковь Спаса Нерукотворного Образа на Сенях, где его схватили стрельцы, едва дождамшись, покамест священник выполнит обряд покаяния. Нарышкина тащили на Красную площадь, подняли на копья, потом отсекли ему голову, руки и ноги, а всё, что осталось, разрубили на множество кусков. В тот же день был убит толпой боярин Иван Языков, а также немецкие врачи Даниэль фон Гаден и Йоханн Гутменш («отравили царя, пиндогниды бандеровские!»). Засим стрелецкое буйство немного успокоилось, да и главные враги подзуживавших их Милославских и Хованских были уже мертвы.
ИсторЕГи спорят, насколько в детали заговора была посвящена царевна Софья. Помимо ее бесспорной роли в казни Ивана Нарышкина (как, впрочем, и спасении Кирилла Нарышкина и его младших сыновей), есть и другие обвинения. Польский резидент в Москве СтанИслав Бентковски отписал своему крулю: «Источником и первопричиной того бунта и страшной резни была царевна Софья, дочь старого царя и родная сестра Федора и Ивана», которая решила «погубить Петра и вдохновить его противников, а также отомстить за смерть брата Федора». Австрийский дипломат Йоханн Георг Корб писал (но уже спустя 17 лет, так что мог и с «голоса пытровской пропаганды»): «В 1682 году междоусобицы, питаемые женским честолюбием, ожесточили народные стороны друг против друга, вследствие чего произошли жестокая резня, убийства, грабеж и разбой. Московитяне… приписывают коварным козням царевны Софьи столь великие несчастия».
Андрей Матвеев (Артамонович - сын убитого боярина) тоже обвинял Софью: «Царевна та под видом же внешним, пред народом, будто бы оправдывая себя, показывала, что она принуждена была необходимостью выдачу ту учинить… Но во всем том внутри глубокая происходила политика италианская; ибо они иное говорят, другое ж думают и самим делом исполняют». ИсторЕГи XIX и XX веков долго спорили о том, стояла ли Софья Алексевна во главе всего заговора и насколько была погружена в его детали. Абсолютное большинство уверено, что «стояла, и во все». Небольшое число «сопротиленцев» настаивают, что она спасала Ивана Нарышкина и спасла Кирилла и трех его сыновей - типа, если бы знала и составляла списки, то для чо? Им можно возразить, что «спасение» Нарышкиных оказалось не таким уж и христьянским - Кирилла Полиектовича закатали в монастырь на Белоозере, где он и помер явно от деликатного обращения в 1691 году, а сыновей Льва, Мертемьяна и Федора выслали всё в тот же в Пустозерск (прямо Беломорканал XVII века).
Всё это случилось 18 мая 1682 года, когда выборные от стрелецких полков уже «чисто мирно» пришли в Кремль и спочали требовать: «Бьем челом великому государю царю Петру Алексеевичу и государыням царевнам, чтоб указал великий государь деда своего, боярина Кирилу Полуехтовича Нарышкина, постричь в монастырь». К ним «для порешания вопросов» вышел внезапно не Иван Милославский или Тараруй Хованский - а снова царевна Софья. И «обоговорила» пострижение царева деда в монахи, почто приведенный Полиектыч «трижды стрельцам челом бил». А днем ранее, уже 17 мая, были сделаны назначения, закрепившие результаты стрелецкого переворота. Князь Иван Хованский был назначен головой Стрелецкого приказа. Причем, по уверениям Матвеева, Милославский сделал представление «царевне Софии Алексеевне, чтоб тогда всё правление то стрелецкое поручить… боярам, князю Ивану Андреевичу и сыну его князю Андрею Ивановичу Хованским». Сам Милославский «скромно» получил Рейтарский, Пушкарский и Иноземный приказы (последний ведал всеми делами офицеров-иностранцев, в обилии, вопреки вракам пытролюбов, заполонивших российскую армию).