Как про...ть Францию - 9
Придется воевать…
Гамелен требовал увеличить военный бюджет. Чтобы пойти ему «навстречу, но не на капитуляцию», Далядье сделал 1 ноября 1938 года министром финансов радикала Жана Поля Рейно, имевшего репутацию противника сближения с Германией и сторонника противостояния ей в союзе с Англией и СССР. Также у него был план «чисто рыночных» экономических реформ, который внезапно сработал - с сентября 1938 года по сентябрь 1939-го золотовалютные запасы выросли с 37 млрд франков до 48 млрд, а промышленное производство за тот же период - на 24 %. Но даже он мог предложить на перевооружение армии, ВВС и флота только 25 млн франков, тогда как Гамелен требовал 31 млн. Пришлось порезать расходы на ВВС (под громкие крики Вюймана) и отложить идею формирования чисто танковых дивизий - многие «старые пердуны» до сих пор были против, и начштаба не хотел с ними ругаться. Также решили купить 1 000 самолетов в США - на сей раз кричал Рейно, считая, что такая «покупка» торпедирует бюджет, но его не послушали (но купили в итоге всего 100 истребителей Кёртисс P-36).
Кёртисс Р-36 Хоук во "французском оперении"
В январе 1939 года разразился очередной кризис, накрывший «медным унитазом» соглашательскую политику Бонне. Муссолини пригласил нового посла Франсуа-Понсе на заседание Палаты депутатов, где парламентарии устроили манифестацию, вопияя «отдавай-ка землицу Тунис, Корсику, Ниццу и Савойю, отдавай-ка родимую взад!». Как только про сие прознали французские СМИ, поднялся крик о «новом Мюнхене», на котором будут делить Францию! Далядье вынужден был выступить перед обеими палатами парламента (Палата депутатов и Сенат) и обещать, что «Франция не уступит Италии ни пяди своей территории, даже перед угрозой вооруженного столкновения». Впервые официально было заявлено, что не «никогда снова», а «есть то, за что придется сражаться». Затем премьер посетил Корсику, Алжир и Тунис, демонстрируя, что «это земля есть наша, и мы не устанем в борьбе!». Хитлеру пришлось даже немножко письменно попресмыкаться, заявляя, что Германия не имеет никакого отношения к выходке итальянцев, но перехват итальянской диппочты, сделанный вторым бюро генштаба (военная разведка) говорил, что дуче явно рассчитывает на поддержку союзников.
«Двойка» вообще очень много чего вещала - что немцы готовят нападение на Нидерланды, затем на Румынию (там только что казнили лидеров «Железной гвардии», и германские газеты обзывали Елену «Магду» Лупеску, любовницу короля Кароля I, яврейкою - что было правдою, ибо как минимум по матери). Затем вообще начались «сказки старого Монмартра» - про что в люфтваффе 3 000 самолетов (ну, уже не 5 000 - прогресс) и 5 000 (!) «хорошо защищенных авиабаз» (самолетов 3 000, и, судя по всему, они постоянно перелетают с базы на базу, чтобы хоть один на двух был в очередь), а немецкий авиапром «лекко» может собирать 1 000 самолетов ежемесячно (кто ж его знает, но… летчиков - летчиков-то где собирали бы?). Всем этим Гамелен «сисськи-масисськи» запугивал Далядье, который теперича соглашался уже на 64,8 млн франков для перевооружения на 1939 год. Когда немцы вошли в Прагу, парламент продлил чрезвычайные полномочия правительства Далядье (полученные исчо осенью 1938 года во время борьбы с забастовками, начавшей «избавление от Народного фронта»), хотя коммунисты и Блюм обзывали его за сие «тираном» и кричали о «личной диктатуре». «Делать нечего - надо готовиться к войне», - произнес Далядье на одном из заседаний правительства.
Жан Поль Рейно
В обществе же царили разброд и шатание. Как обычно, ультрас с обоих фангов «смыкались» - правые радикалы и коммунисты твердили о неизбежности войны и «мюнхенском позоре». Кумир правой молодежи, «консерваСтивный Хамингвай» (и тоже застрелится) в смысле «иконы мачизма» писун буков Анри де Монтерлан (естественно, скрытый гомоскесуалиЗД) заявлял, что французы «забыли, что такое честь, храбрость, гордость и достоинство». Социалисты физиологически не могли признать, что коммунисты правы, и «метались». Центристы же, как справа, так и слева, оказались перед не радующей их дилеммой - либо с коммунистами супротив Хитлера лОжиться под СССР, либо с «соглашателями» и фашистами под Германию - супротив «большевизма». Так что Демократический альянс (правый центр) и радикалы (левый центр) делились практически «по живому» - некоторые политики поддерживали «херра Хитлера», другие облаивали. За «соглашателей» выступали бывшие премьеры Фланден и Ляваль, а бывший премьер Блюм встал на сторону «милитаристов»…
В Великой Британии «было хуже» - Чемберлен искренне верил в то, что «Хитлер он переиграл», и нарастающую критику его действий в парламенте слал лесами. «Подобно Чатэму (лорду Питту-Младшему), я знаю, что могу спасти страну - не знаю, кто еще на это способен», - без капли стыда и самокритики писал он сестре. Но через три дня немцы вошли в Прагу. «Возможно, время от времени придется переживать разочарования», - квакнул по этому поводу премьер-министр, но уже соратники по Консервативной партии во главе с Халифаксом объяснили ему, что игры в «великого голубя мира» закончились, и надо перестать изображать клоуна. 31 марта 1939 года ему пришлось в парламенте заявить, что Великобритания «встанет на защиту любой страны, на которую нападет Хитлер». Это, помимо гипотетической Румынии, означало и вполне конкретную Польшу, отчего комитет начальников штабов империи заволновался и выдал «экспертное мнение», что поляки сами не продержатся и двух-трех месяцев (вмешательство в войну СССР не учитывалось), а за это время победить Хитлера на западе «проблемМо-тично».
Анри де Монтерлан
Вирус оказался заразительным - Далядье предоставил гарантии Румынии (немцы вполне такиж могли покуситься на нее ради нефти, в которой остро нуждались) и Греции. На политиков Англии и Франции напала бацилла, они стали лихорадочно делать то, чего не делали с 1933 года - громкие заявления, чтобы отогнать «плотоядного ящура Хитлера» от своего огорода. Понимая, что опоздали на шесть лет, они старались компенсировать это частотой и громотой демаршей. Взвинтив себя до такой степени, что бросились в объятья «хищнова зверя», которого совсем недавно считали «страшнее Хитлера» - в апреле 1939 года в Москву, в «логвище василискуса», отправились английские и французские дипломаты для заключения союзного договора… В СССР переговоры эти всегда трактовались исключительно как желание натравить Сталинда на Хитлера с голым жоптом, а самим соскочить и ждать, кто из двух скунсов завоняет друг друга насмерть. В нынешней России их вообще не считают ничем, кроме как «нацистский меч ковался в США», не вдаваясь в детали, окромя «англичанки гадили, и француженки заодно». Кто я такой, чтобы в одиночку биться с поколениями «исторЕГов Отечества»? Ничего я про эти переговоры писать не буду - в августе 1939 года, как всем прекрасно известно, закончились они «сами знаете чем Молотова - Риббентропа».
Гамелен требовал увеличить военный бюджет. Чтобы пойти ему «навстречу, но не на капитуляцию», Далядье сделал 1 ноября 1938 года министром финансов радикала Жана Поля Рейно, имевшего репутацию противника сближения с Германией и сторонника противостояния ей в союзе с Англией и СССР. Также у него был план «чисто рыночных» экономических реформ, который внезапно сработал - с сентября 1938 года по сентябрь 1939-го золотовалютные запасы выросли с 37 млрд франков до 48 млрд, а промышленное производство за тот же период - на 24 %. Но даже он мог предложить на перевооружение армии, ВВС и флота только 25 млн франков, тогда как Гамелен требовал 31 млн. Пришлось порезать расходы на ВВС (под громкие крики Вюймана) и отложить идею формирования чисто танковых дивизий - многие «старые пердуны» до сих пор были против, и начштаба не хотел с ними ругаться. Также решили купить 1 000 самолетов в США - на сей раз кричал Рейно, считая, что такая «покупка» торпедирует бюджет, но его не послушали (но купили в итоге всего 100 истребителей Кёртисс P-36).
Кёртисс Р-36 Хоук во "французском оперении"
В январе 1939 года разразился очередной кризис, накрывший «медным унитазом» соглашательскую политику Бонне. Муссолини пригласил нового посла Франсуа-Понсе на заседание Палаты депутатов, где парламентарии устроили манифестацию, вопияя «отдавай-ка землицу Тунис, Корсику, Ниццу и Савойю, отдавай-ка родимую взад!». Как только про сие прознали французские СМИ, поднялся крик о «новом Мюнхене», на котором будут делить Францию! Далядье вынужден был выступить перед обеими палатами парламента (Палата депутатов и Сенат) и обещать, что «Франция не уступит Италии ни пяди своей территории, даже перед угрозой вооруженного столкновения». Впервые официально было заявлено, что не «никогда снова», а «есть то, за что придется сражаться». Затем премьер посетил Корсику, Алжир и Тунис, демонстрируя, что «это земля есть наша, и мы не устанем в борьбе!». Хитлеру пришлось даже немножко письменно попресмыкаться, заявляя, что Германия не имеет никакого отношения к выходке итальянцев, но перехват итальянской диппочты, сделанный вторым бюро генштаба (военная разведка) говорил, что дуче явно рассчитывает на поддержку союзников.
«Двойка» вообще очень много чего вещала - что немцы готовят нападение на Нидерланды, затем на Румынию (там только что казнили лидеров «Железной гвардии», и германские газеты обзывали Елену «Магду» Лупеску, любовницу короля Кароля I, яврейкою - что было правдою, ибо как минимум по матери). Затем вообще начались «сказки старого Монмартра» - про что в люфтваффе 3 000 самолетов (ну, уже не 5 000 - прогресс) и 5 000 (!) «хорошо защищенных авиабаз» (самолетов 3 000, и, судя по всему, они постоянно перелетают с базы на базу, чтобы хоть один на двух был в очередь), а немецкий авиапром «лекко» может собирать 1 000 самолетов ежемесячно (кто ж его знает, но… летчиков - летчиков-то где собирали бы?). Всем этим Гамелен «сисськи-масисськи» запугивал Далядье, который теперича соглашался уже на 64,8 млн франков для перевооружения на 1939 год. Когда немцы вошли в Прагу, парламент продлил чрезвычайные полномочия правительства Далядье (полученные исчо осенью 1938 года во время борьбы с забастовками, начавшей «избавление от Народного фронта»), хотя коммунисты и Блюм обзывали его за сие «тираном» и кричали о «личной диктатуре». «Делать нечего - надо готовиться к войне», - произнес Далядье на одном из заседаний правительства.
Жан Поль Рейно
В обществе же царили разброд и шатание. Как обычно, ультрас с обоих фангов «смыкались» - правые радикалы и коммунисты твердили о неизбежности войны и «мюнхенском позоре». Кумир правой молодежи, «консерваСтивный Хамингвай» (и тоже застрелится) в смысле «иконы мачизма» писун буков Анри де Монтерлан (естественно, скрытый гомоскесуалиЗД) заявлял, что французы «забыли, что такое честь, храбрость, гордость и достоинство». Социалисты физиологически не могли признать, что коммунисты правы, и «метались». Центристы же, как справа, так и слева, оказались перед не радующей их дилеммой - либо с коммунистами супротив Хитлера лОжиться под СССР, либо с «соглашателями» и фашистами под Германию - супротив «большевизма». Так что Демократический альянс (правый центр) и радикалы (левый центр) делились практически «по живому» - некоторые политики поддерживали «херра Хитлера», другие облаивали. За «соглашателей» выступали бывшие премьеры Фланден и Ляваль, а бывший премьер Блюм встал на сторону «милитаристов»…
В Великой Британии «было хуже» - Чемберлен искренне верил в то, что «Хитлер он переиграл», и нарастающую критику его действий в парламенте слал лесами. «Подобно Чатэму (лорду Питту-Младшему), я знаю, что могу спасти страну - не знаю, кто еще на это способен», - без капли стыда и самокритики писал он сестре. Но через три дня немцы вошли в Прагу. «Возможно, время от времени придется переживать разочарования», - квакнул по этому поводу премьер-министр, но уже соратники по Консервативной партии во главе с Халифаксом объяснили ему, что игры в «великого голубя мира» закончились, и надо перестать изображать клоуна. 31 марта 1939 года ему пришлось в парламенте заявить, что Великобритания «встанет на защиту любой страны, на которую нападет Хитлер». Это, помимо гипотетической Румынии, означало и вполне конкретную Польшу, отчего комитет начальников штабов империи заволновался и выдал «экспертное мнение», что поляки сами не продержатся и двух-трех месяцев (вмешательство в войну СССР не учитывалось), а за это время победить Хитлера на западе «проблемМо-тично».
Анри де Монтерлан
Вирус оказался заразительным - Далядье предоставил гарантии Румынии (немцы вполне такиж могли покуситься на нее ради нефти, в которой остро нуждались) и Греции. На политиков Англии и Франции напала бацилла, они стали лихорадочно делать то, чего не делали с 1933 года - громкие заявления, чтобы отогнать «плотоядного ящура Хитлера» от своего огорода. Понимая, что опоздали на шесть лет, они старались компенсировать это частотой и громотой демаршей. Взвинтив себя до такой степени, что бросились в объятья «хищнова зверя», которого совсем недавно считали «страшнее Хитлера» - в апреле 1939 года в Москву, в «логвище василискуса», отправились английские и французские дипломаты для заключения союзного договора… В СССР переговоры эти всегда трактовались исключительно как желание натравить Сталинда на Хитлера с голым жоптом, а самим соскочить и ждать, кто из двух скунсов завоняет друг друга насмерть. В нынешней России их вообще не считают ничем, кроме как «нацистский меч ковался в США», не вдаваясь в детали, окромя «англичанки гадили, и француженки заодно». Кто я такой, чтобы в одиночку биться с поколениями «исторЕГов Отечества»? Ничего я про эти переговоры писать не буду - в августе 1939 года, как всем прекрасно известно, закончились они «сами знаете чем Молотова - Риббентропа».