Лев, телега и рыцари
Первые в мире романы начали писать в XII веке во Франции, и были они в стихах. А назывались романами потому, что были написаны не на ученой латыни, а на "народном римском", то есть романском языке (то бишь, как будут выражаться позже, по-французски). Сюжеты же они заимствовали в "мифологии нового времени" - популярных легендосказках о короле Артуре и его рыцарях, которые совершали всякоподвиги во имя большой, но чисто куртуазной любви к прекрасным дамам...
Одним из первых и наиболее преуспевших в новом жанре был клирик Кретьен де Труа (образованными об те времена были преимущественно клирики, вот и приходилось им писать практически обо всем), автор целых пяти романов, каждый из которых до сих пор считается классикой литературы - "Эрек и Энида", "Клижес", "Ланселот", "Персиваль" и "Ивэйн". (Кстати, не исключено, что это вообще псевдоним - буквально имя означает Христианин из [города] Труа, а о жизни его известно практически только то, что он в романах сам и написал.) Первые два перевели еще в СССР, третий и четвертый - в 2000-е, а недавно (в 2019 году) в серии "Литературные памятники" вышла прекрасная (и жутко дорогая - поэтому только что и купил) книга с переводами Владимира Микушевича, включающая новый переклад "Ланселота" и первый полный перевод "Ивэйна".
С творчеством Кретьена я знаком давно - три романа читал, "Персеваля" начинал (в е-буке книжки идут тяжелее), так что феерических открытий не было. Хорошие стихи в "простой открытой средневековой манере" (в XII веке считали достаточным достижением выдержать нехитрый размер и простую парную рифму, не заморачиваясь филологическим опупеванием), истории про приключения, любовь, верность и драки на копьях и мечах. Самый тот период - рыцарские романы еще не стали нагромождением нелепостей, фантастики и прочей нереальной лябуды, всё, что касается "бытовых деталей", вполне правдоподобно. Никаких там заговоренных мечей, непробиваемых кольчуг, чудесных неуязвимостей, летающих коней... Карлики, правда, есть - очень неполиткорректные, великаны и черти, но это жыж поп-культ, хоть и средневековый, куда без них.
"Ланселот, или Рыцарь телеги" - о том, как злобный Мелеагант похитил королеву Гвиневеру и уволок ее в свое "буржуинство", причем убив у защищавшего ее Ланселота коня. Так что ежели Гавейн поскакал по следам коварного похитителя верхом, его другу пришлось сесть на телегу, что отчего-то (так и не объяснено даже в комментариях - все эти "похоже на повозку палача" неубедительны, быдто было на чем еще людям, кроме коней, об те времена ездить) оказалось страшным западлом, и все его в пути этим чморят, даже королева, когда он ее наконец-то находит, претерпев многия приключения. Ну и дальше там интрига заворачивается согласно куртуазным законам, и до счастливого финала с убиением вражины и воссоединением влюбленных исчо вельми далеко...
"Ивэйн, или Рыцарь со львом" - про то, как сын короля Ирландии прямо ото двора Артура пускается на поиски чудесного замка, охраняемого таинственным непобедимым рыцарем, побеждает его, убияя, женится на его вдове... И это только завязка, потому что дальше там безумие героя, скитания по пустыням, спасение льва, становящегося верным соратнЕГом, битвища с великанами и человеко-чертями, поединок с Гавейном, защита девиц в беде и, наконец, воссоединение супругов с прощением обидок.
Кстати, оба романа классическую концепцию куртуазной любви сурово нарушают. Блудить с замужней дамой, как делает Ланселот, было "категорически низзя", даже если ее сильно любишь (это можно, и даже нужно - но страдая издалека). А любить жену и отказываться ради нее любить прочих девиц, как делает Ивэйн - "еще более категорически низзя" (а еще у него лев постоянно нарушает правила благородных поединков, прибегая на помощь). Но наш Христьянин тем и велик писательством, что понимает - только выход за рамки позволит создать нечто, настолько трогающее воображение читателей, что оно останется незабытым столетия спустя.
В общем, спешите видеть суровый мир куртуазного гламура, эксплуатирующий бессловестных живтоных (коней там не жалеют, не то что льва), беспощадный к тупиковым ветвям эволюции (будь ты даже последним человеко-чертом на земле, или безобразным великаном - не спасет тебя сие от лютых львовых когтей), низводящий женщину до роли сексуально-объективированного субъекта и эксплуатирующий патриархальные мифы о превосходстве грубой физической силы.
Одним из первых и наиболее преуспевших в новом жанре был клирик Кретьен де Труа (образованными об те времена были преимущественно клирики, вот и приходилось им писать практически обо всем), автор целых пяти романов, каждый из которых до сих пор считается классикой литературы - "Эрек и Энида", "Клижес", "Ланселот", "Персиваль" и "Ивэйн". (Кстати, не исключено, что это вообще псевдоним - буквально имя означает Христианин из [города] Труа, а о жизни его известно практически только то, что он в романах сам и написал.) Первые два перевели еще в СССР, третий и четвертый - в 2000-е, а недавно (в 2019 году) в серии "Литературные памятники" вышла прекрасная (и жутко дорогая - поэтому только что и купил) книга с переводами Владимира Микушевича, включающая новый переклад "Ланселота" и первый полный перевод "Ивэйна".
С творчеством Кретьена я знаком давно - три романа читал, "Персеваля" начинал (в е-буке книжки идут тяжелее), так что феерических открытий не было. Хорошие стихи в "простой открытой средневековой манере" (в XII веке считали достаточным достижением выдержать нехитрый размер и простую парную рифму, не заморачиваясь филологическим опупеванием), истории про приключения, любовь, верность и драки на копьях и мечах. Самый тот период - рыцарские романы еще не стали нагромождением нелепостей, фантастики и прочей нереальной лябуды, всё, что касается "бытовых деталей", вполне правдоподобно. Никаких там заговоренных мечей, непробиваемых кольчуг, чудесных неуязвимостей, летающих коней... Карлики, правда, есть - очень неполиткорректные, великаны и черти, но это жыж поп-культ, хоть и средневековый, куда без них.
"Ланселот, или Рыцарь телеги" - о том, как злобный Мелеагант похитил королеву Гвиневеру и уволок ее в свое "буржуинство", причем убив у защищавшего ее Ланселота коня. Так что ежели Гавейн поскакал по следам коварного похитителя верхом, его другу пришлось сесть на телегу, что отчего-то (так и не объяснено даже в комментариях - все эти "похоже на повозку палача" неубедительны, быдто было на чем еще людям, кроме коней, об те времена ездить) оказалось страшным западлом, и все его в пути этим чморят, даже королева, когда он ее наконец-то находит, претерпев многия приключения. Ну и дальше там интрига заворачивается согласно куртуазным законам, и до счастливого финала с убиением вражины и воссоединением влюбленных исчо вельми далеко...
"Ивэйн, или Рыцарь со львом" - про то, как сын короля Ирландии прямо ото двора Артура пускается на поиски чудесного замка, охраняемого таинственным непобедимым рыцарем, побеждает его, убияя, женится на его вдове... И это только завязка, потому что дальше там безумие героя, скитания по пустыням, спасение льва, становящегося верным соратнЕГом, битвища с великанами и человеко-чертями, поединок с Гавейном, защита девиц в беде и, наконец, воссоединение супругов с прощением обидок.
Кстати, оба романа классическую концепцию куртуазной любви сурово нарушают. Блудить с замужней дамой, как делает Ланселот, было "категорически низзя", даже если ее сильно любишь (это можно, и даже нужно - но страдая издалека). А любить жену и отказываться ради нее любить прочих девиц, как делает Ивэйн - "еще более категорически низзя" (а еще у него лев постоянно нарушает правила благородных поединков, прибегая на помощь). Но наш Христьянин тем и велик писательством, что понимает - только выход за рамки позволит создать нечто, настолько трогающее воображение читателей, что оно останется незабытым столетия спустя.
В общем, спешите видеть суровый мир куртуазного гламура, эксплуатирующий бессловестных живтоных (коней там не жалеют, не то что льва), беспощадный к тупиковым ветвям эволюции (будь ты даже последним человеко-чертом на земле, или безобразным великаном - не спасет тебя сие от лютых львовых когтей), низводящий женщину до роли сексуально-объективированного субъекта и эксплуатирующий патриархальные мифы о превосходстве грубой физической силы.