Святой Александр и его семейство - 19
Дела семейные
Вокняжение Александра Ярославича во Владимире особых перемен в остальных городах не повлекло. Вся его родня, отрезанная силою всяких договоров и пропусками великих княжений, сидела по уделам, и перемены в столице их не касались: Борис Василькович в Ростове, Глеб Василькович в Белоозере, Константин Всеволодович в Ярославле, Андрей Владимирович в Угличе. Иван Всеволодович умер еще в 1247 году, и в Стародубе сидел его сын Михаил, а Святослав Всеволодович помер как раз в 1252 году, и его Юрьев получил сын Дмитрий Святославич. Брат Александра Константин Ярославич обитал в своих Галиче-Мерьском и Дмитрове, другой брат Василий Квашня сидел в Костроме. Собственные же дети у Александра были еще малы, либо вообще не родились пока, и свое место получил только первенец Василий - его отец отправил в Новугород.
Уделы великого княжества Владимирского (кликабельно)
Однако внезапно Новоград стал местом, где юнцу пришлось жарковато. В самом начале нового 1253 года на южные рубежи Новугородской Земли опять набежали кляцы лыцвины, захватившие большой полон. Князь Василий Александрович с новугорожаны догнал их у Торопца и знатно вломил (учитывая, что было ему наверняка едва-едва года два-три за 10 лет, командовал парадом неизвестный нам воевода) - полон отнял и прогнал восвояси. Но ежели раньше всё это было набегами йазычнегов поганских, то теперь - "католическая экспансия на Русь", ибо князь Миндовг в 1251 году крестился и короновался, став крулем Лыцвы Миндаугасом. По факту же получились те же яйцЫ, только в профиль. Но год 1253 еще и не думал заканчиваться. Уже знакомый нам по прошлым сериям архиепископ Рижский Альберт фон Зуербеер решил, что второе вторжение мунгалов и бегство великого князя Владимирского в Швецию - прекрасный повод "за всё урусам отомстить".
"Того же лета придоша Немци подъ Плесковъ и пожгоша посад, но самех их Плесковичи биша. И поидоше новгородци полком к ним из Новагорода, и они побегоша проче. И пришедшее новгородци в Новегород, и покрутившееся идоша за Нарову, и створиша волость их пусту; и Корела такоже много зла створиша волости их. Того же лета идоша с Плесковичи воевать их, и они противу их поставиша полк, и победиша я Пльсковичи силою креста честнаго... И прислаша в Плесков и в Новегород, хотящее мира на всеи воли новгородьскои и на плесковьскои; и тако умиришася". То бишь, архиепископские люди набежали на Псков и сожгли предместья, но были побиты и прогнаны, после чего новгородцы сходили за Нарву и там пограбили (и плевать, что это были земли датчан, а не рижского архиепископа), а потом вкупе с псковитянами разбили супротивостоявшее им войско, отчего Альберт фон Зуербеер запросил пардону и мира. В общем, неплохо так мужики размялися...
Княжество Псковское
Однако на западном порубеже всё еще только начиналось. Сразу после Крещенья (6 января) 1254 года князь Тверской Ярослав Ярославич "выбежал из Низовской земли" и объявился в Ладоге, где его приняли с хлебом и солью. Лаврентьевская летопись указывает, что "выбежал" он не один, а с боярами (то есть, с дружиной). Что побудило его бросить родную Тверь и бегать по рубежам? Логичное объяснение только одно - младший брат не смог ужиться со старшим настолько, что пришлось эмигрировать. Новугорожане, покамест храня верность князьям Александру и Василию, тверитянина не впустили, и тогда он обосновался во Пскове - про "особые позиции" псковитян и их "братскую нелюбовь" к старшему городу уже было писано в предыдущих сериях. Но козни нового псковского князя вызвали в следующем 1255 году в Новугороде мятеж - бунторезы выгнали Василия в Торжок и пригласили Ярослава Ярославича к себе. Естественно, Александру пришлось собрать владимирскую рать и двинуться на город. Новгородская летопись описывает события так подробно, что перед нами предстает практически политический триллер:
"Вывели новгородцы из Пскова Ярослава Ярославича и посадили его на столе, а Василия выгнали вон. И, услышав об этом, Александр, отец Василия, пошел ратью к Новгороду. И когда шел Александр со многими полками и с новоторжцами, встретил его Ратишка с изменнической вестью: «Поспеши, княже, брат твой Ярослав бежал». И поставили новгородцы полк за [церковью] Рождества Христова, в конце, а кто пешие, те встали от Святого Ильи, против Городища. И сказали меньшие на вече у Святого Николы: «Братья, а что как скажет князь: "Выдайте мне моих врагов"?» И целовали меньшие Святую Богородицу, что стоять им всем: либо живот, либо смерть за правду новгородскую, за свою отчину. Лучшие же мужи собрали совет зол: как бы им меньших одолеть, а князя ввести на своей воле. И побежал Михалко из города к Святому Георгию [монастырю] для того, чтобы со своим полком напасть на нашу сторону и людей разогнать. Уведал [о том посадник] Онанья [Феофилатович и], желая ему добра, послал за ним втайне Якуна; черные же люди [босота], узнав о том, погнались за ним [за Михалком] и хотели двор его [разграбить], но не дал им Онанья: «Братья, если того убьете, то убейте меня прежде!» - ибо не ведал, что и о нем мысль злую надумали: самого его схватить, а посадничество дать Михалку. И прислал князь Бориса на вече: «Выдайте мне Онанью посадника; если же не выдадите, я вам не князь - иду на город ратью!» И послали новгородцы к князю владыку [архиепископа] и Клима тысяцкого: «Поезжай, княже, на свой стол, а злодеев не слушай, а с Онаньи гнев сложи и со всех мужей новгородских». И не послушал князь мольбы владыки и Климовы. И сказали новгородцы: «Братья! Если князь наш так надумал с нашими крестопреступниками, то вот им Бог и Святая София, а князь без греха». И стоял весь полк три дня за свою правду, а на четвертый день прислал князь, так говоря: «Если лишится Онанья посадничества, то я с вас гнев снимаю». И лишили Онанью посадничества, и взяли мир на всей воле новгородской. И пошел князь в город, и встретил его архиепископ Далмат со всем священническим чином, с крестами, у Прикуповича двора; и все радостью исполнились, а злодеи омрачились: потому что христианам радость, а дьяволу пагуба, что не было христианам великого кровопролития. И сел князь Александр на своем столе. В то же лето дали посадничество Михалку Степаничу".
Век меня помнить будете - ээх!..
Почто новугорожаны с таким завидным упорством сралися с назначаемыми им из Владимира князьями? Помимо просто оскорбленного чувства партикуляризма, "большие люди" (они же "лучшие" - торговая элита, в отличии от "меньших", ака "черных") были в глазах князей всего лишь источником постоянного выбивания бабла на нужды, вообще далекие от дел новугородских. Но даже на фоне своих предшественников и последователей Александр Ярославич запомнился новугорожанами "особливо". В 1266 году, заключая договор с князем Ярославом Ярославичем, они писали в грамоте: "А что было отъял брат твой Александр пожни, а то ти, княже, не надобе. А что, княже, брат твой Александр деял насилие на Новегороде, а того ся, княже, отступи". (Пожни - покосы, то есть, поместья, обрабатываемая земля. Ну и "деял насилие" - фраза, не нуждающаяся в особых разъяснениях.)
В следующем 1256 году Андрей Ярославич вернулся таки из Швеции и получил от брата на проживание Городец, Нижний Новгород и Суздаль - впрочем, последнюю "подпольно", без ярлыка, ибо брат опасался "мунгальского гнева". Летопись вообще молчит о том, кто и как добился прощения для Андрея у мунгалов, только Татищев (о его достоверности см. предыдущие серии) утверждает, что Александр ходатайствовал за него, отправив "дары многие". Просить пришлось нового правителя Орды - в 1255 году Бату умер, но русские князья к его преемнику Сартаку за ярлыками не ездили, ибо тот давно уже вел дела отца. Но и он умер в 1256 году - власть перешла к его едва лишь рожденному сыну Улагчи (Улавчию), регентом при котором стала бабушка, вдова Бату Боракчин-хатун. И уже к ней на ритуальный поклон и целование туфель поехал Борис Ростовский, захватив и "дары великие" от Александра. С извинениями - сам князь Владимирский лично быть не мог, ибо снова налетели на западный порубеж латыняне окаянския...
Замок Херманна в Нарве, XIII век
Новгородская летопись сообщает лаконично: "Пришли свеи, и емь, и сумь, и Дидман со своею волостью, и множество [рати], и начали устраивать город на Нарове. Князя же тогда не было в Новгороде, и послали новгородцы в Низ, к князю, за полками, а сами разослали по своей волости. Они же, окаянные, побежали за море". Дидман - рыцарь Дитрих (Теодорих) фон Кивель, самый крупный в Прибалтике вассал датского короля, владевший поместьями на реке Нарове у самой границы с Водской землей, данником Новугорода. Свеи, емь и сумь - шведы и покоренные ими вассальные финские племена. Странно, конечно, что в Новугороде князя не было - где валандался Василий Александрович? Заметим - шведы и датский вассал Кивель хотели построить крепость на своей земле, а не на чужой - но даже это их намерение было сочтено опасным, объявлен сбор ополчения, послали к Александру во Владимир. Впрочем, хватило одних слухов - "латынянцы поганския" разбежались, не дождавшись появления "Ледово-Невского побойщика".
Однако Александр, прибыв в Новугород по вызову, решил, что два раза с печи слезать не резон - взял да и пошел грабить емь (его отец Ярослав Всеволодович уже ходил туда, см. предыдущие серии, так что путь был знакомый). "В то же лето, на зиму, приехал князь Александр, и митрополит с ним; и выступил князь в путь, и митрополит с ним, а новгородцы не ведали, куда князь идет; иные говорили, будто на чудь идет. Дошли до Копорья, и пошел Александр на емь, а митрополит пошел в Новгород, и иные многие новгородцы возвратились от Копорья. И пошел князь со своими полками и с новгородцами, и зол был путь их, так что не видели ни дня, ни ночи; и многим шестникам [союзникам из племен] была пагуба, а новгородцев Бог уберег. И пришел в землю Емскую: одних убил, а других [в плен] захватил; и вернулись новгородцы с князем Александром все здоровы. Тогда же пошел князь в Низ, взяв послов новгородских, Елевферия и Михаила Пинещинича, а сына своего Василия посадил на столе".
Печать папы Александера IV (с буллы)
Однако, несмотря на такое бодрое описание, результат похода "немного похож на ничего" - новых земель не присоединили, емь данью не обложили, про сражение ни слова, зато многие финны-угры-данники пострадали от "пагубы". Единственное, чем мог разжиться Александр - добыча. Но тут особенно отличились "шестники". Сохранилась булла папы Римского Александера IV, в которой тот пишет о событиях 1256 года (или, всё-таки, 1257): "Из писем... Вальдемара, прославленного короля Швеции, стало известно... о тягчайших и жестоких нападениях, которые очень часто переносят верноподданные этого королевства от врагов Христа, называемых обыкновенно карелами... Среди всех прочих опасностей, которые причинили названному государству коварства и жестокость этого племени, особенно в этом году, когда оно, неистово вторгнувшись в некоторые части данного государства, свирепо убило многих из его верноподданных, пролило множество крови, много усадеб и земель предало огню, подвергло также поруганию святыни и различные места, предназначенные для богослужения,.. восстановило их, к несчастью, в языческих обычаях и тягчайшим и предосудительным образом подчинило себе".
Вокняжение Александра Ярославича во Владимире особых перемен в остальных городах не повлекло. Вся его родня, отрезанная силою всяких договоров и пропусками великих княжений, сидела по уделам, и перемены в столице их не касались: Борис Василькович в Ростове, Глеб Василькович в Белоозере, Константин Всеволодович в Ярославле, Андрей Владимирович в Угличе. Иван Всеволодович умер еще в 1247 году, и в Стародубе сидел его сын Михаил, а Святослав Всеволодович помер как раз в 1252 году, и его Юрьев получил сын Дмитрий Святославич. Брат Александра Константин Ярославич обитал в своих Галиче-Мерьском и Дмитрове, другой брат Василий Квашня сидел в Костроме. Собственные же дети у Александра были еще малы, либо вообще не родились пока, и свое место получил только первенец Василий - его отец отправил в Новугород.
Уделы великого княжества Владимирского (кликабельно)
Однако внезапно Новоград стал местом, где юнцу пришлось жарковато. В самом начале нового 1253 года на южные рубежи Новугородской Земли опять набежали кляцы лыцвины, захватившие большой полон. Князь Василий Александрович с новугорожаны догнал их у Торопца и знатно вломил (учитывая, что было ему наверняка едва-едва года два-три за 10 лет, командовал парадом неизвестный нам воевода) - полон отнял и прогнал восвояси. Но ежели раньше всё это было набегами йазычнегов поганских, то теперь - "католическая экспансия на Русь", ибо князь Миндовг в 1251 году крестился и короновался, став крулем Лыцвы Миндаугасом. По факту же получились те же яйцЫ, только в профиль. Но год 1253 еще и не думал заканчиваться. Уже знакомый нам по прошлым сериям архиепископ Рижский Альберт фон Зуербеер решил, что второе вторжение мунгалов и бегство великого князя Владимирского в Швецию - прекрасный повод "за всё урусам отомстить".
"Того же лета придоша Немци подъ Плесковъ и пожгоша посад, но самех их Плесковичи биша. И поидоше новгородци полком к ним из Новагорода, и они побегоша проче. И пришедшее новгородци в Новегород, и покрутившееся идоша за Нарову, и створиша волость их пусту; и Корела такоже много зла створиша волости их. Того же лета идоша с Плесковичи воевать их, и они противу их поставиша полк, и победиша я Пльсковичи силою креста честнаго... И прислаша в Плесков и в Новегород, хотящее мира на всеи воли новгородьскои и на плесковьскои; и тако умиришася". То бишь, архиепископские люди набежали на Псков и сожгли предместья, но были побиты и прогнаны, после чего новгородцы сходили за Нарву и там пограбили (и плевать, что это были земли датчан, а не рижского архиепископа), а потом вкупе с псковитянами разбили супротивостоявшее им войско, отчего Альберт фон Зуербеер запросил пардону и мира. В общем, неплохо так мужики размялися...
Княжество Псковское
Однако на западном порубеже всё еще только начиналось. Сразу после Крещенья (6 января) 1254 года князь Тверской Ярослав Ярославич "выбежал из Низовской земли" и объявился в Ладоге, где его приняли с хлебом и солью. Лаврентьевская летопись указывает, что "выбежал" он не один, а с боярами (то есть, с дружиной). Что побудило его бросить родную Тверь и бегать по рубежам? Логичное объяснение только одно - младший брат не смог ужиться со старшим настолько, что пришлось эмигрировать. Новугорожане, покамест храня верность князьям Александру и Василию, тверитянина не впустили, и тогда он обосновался во Пскове - про "особые позиции" псковитян и их "братскую нелюбовь" к старшему городу уже было писано в предыдущих сериях. Но козни нового псковского князя вызвали в следующем 1255 году в Новугороде мятеж - бунторезы выгнали Василия в Торжок и пригласили Ярослава Ярославича к себе. Естественно, Александру пришлось собрать владимирскую рать и двинуться на город. Новгородская летопись описывает события так подробно, что перед нами предстает практически политический триллер:
"Вывели новгородцы из Пскова Ярослава Ярославича и посадили его на столе, а Василия выгнали вон. И, услышав об этом, Александр, отец Василия, пошел ратью к Новгороду. И когда шел Александр со многими полками и с новоторжцами, встретил его Ратишка с изменнической вестью: «Поспеши, княже, брат твой Ярослав бежал». И поставили новгородцы полк за [церковью] Рождества Христова, в конце, а кто пешие, те встали от Святого Ильи, против Городища. И сказали меньшие на вече у Святого Николы: «Братья, а что как скажет князь: "Выдайте мне моих врагов"?» И целовали меньшие Святую Богородицу, что стоять им всем: либо живот, либо смерть за правду новгородскую, за свою отчину. Лучшие же мужи собрали совет зол: как бы им меньших одолеть, а князя ввести на своей воле. И побежал Михалко из города к Святому Георгию [монастырю] для того, чтобы со своим полком напасть на нашу сторону и людей разогнать. Уведал [о том посадник] Онанья [Феофилатович и], желая ему добра, послал за ним втайне Якуна; черные же люди [босота], узнав о том, погнались за ним [за Михалком] и хотели двор его [разграбить], но не дал им Онанья: «Братья, если того убьете, то убейте меня прежде!» - ибо не ведал, что и о нем мысль злую надумали: самого его схватить, а посадничество дать Михалку. И прислал князь Бориса на вече: «Выдайте мне Онанью посадника; если же не выдадите, я вам не князь - иду на город ратью!» И послали новгородцы к князю владыку [архиепископа] и Клима тысяцкого: «Поезжай, княже, на свой стол, а злодеев не слушай, а с Онаньи гнев сложи и со всех мужей новгородских». И не послушал князь мольбы владыки и Климовы. И сказали новгородцы: «Братья! Если князь наш так надумал с нашими крестопреступниками, то вот им Бог и Святая София, а князь без греха». И стоял весь полк три дня за свою правду, а на четвертый день прислал князь, так говоря: «Если лишится Онанья посадничества, то я с вас гнев снимаю». И лишили Онанью посадничества, и взяли мир на всей воле новгородской. И пошел князь в город, и встретил его архиепископ Далмат со всем священническим чином, с крестами, у Прикуповича двора; и все радостью исполнились, а злодеи омрачились: потому что христианам радость, а дьяволу пагуба, что не было христианам великого кровопролития. И сел князь Александр на своем столе. В то же лето дали посадничество Михалку Степаничу".
Век меня помнить будете - ээх!..
Почто новугорожаны с таким завидным упорством сралися с назначаемыми им из Владимира князьями? Помимо просто оскорбленного чувства партикуляризма, "большие люди" (они же "лучшие" - торговая элита, в отличии от "меньших", ака "черных") были в глазах князей всего лишь источником постоянного выбивания бабла на нужды, вообще далекие от дел новугородских. Но даже на фоне своих предшественников и последователей Александр Ярославич запомнился новугорожанами "особливо". В 1266 году, заключая договор с князем Ярославом Ярославичем, они писали в грамоте: "А что было отъял брат твой Александр пожни, а то ти, княже, не надобе. А что, княже, брат твой Александр деял насилие на Новегороде, а того ся, княже, отступи". (Пожни - покосы, то есть, поместья, обрабатываемая земля. Ну и "деял насилие" - фраза, не нуждающаяся в особых разъяснениях.)
В следующем 1256 году Андрей Ярославич вернулся таки из Швеции и получил от брата на проживание Городец, Нижний Новгород и Суздаль - впрочем, последнюю "подпольно", без ярлыка, ибо брат опасался "мунгальского гнева". Летопись вообще молчит о том, кто и как добился прощения для Андрея у мунгалов, только Татищев (о его достоверности см. предыдущие серии) утверждает, что Александр ходатайствовал за него, отправив "дары многие". Просить пришлось нового правителя Орды - в 1255 году Бату умер, но русские князья к его преемнику Сартаку за ярлыками не ездили, ибо тот давно уже вел дела отца. Но и он умер в 1256 году - власть перешла к его едва лишь рожденному сыну Улагчи (Улавчию), регентом при котором стала бабушка, вдова Бату Боракчин-хатун. И уже к ней на ритуальный поклон и целование туфель поехал Борис Ростовский, захватив и "дары великие" от Александра. С извинениями - сам князь Владимирский лично быть не мог, ибо снова налетели на западный порубеж латыняне окаянския...
Замок Херманна в Нарве, XIII век
Новгородская летопись сообщает лаконично: "Пришли свеи, и емь, и сумь, и Дидман со своею волостью, и множество [рати], и начали устраивать город на Нарове. Князя же тогда не было в Новгороде, и послали новгородцы в Низ, к князю, за полками, а сами разослали по своей волости. Они же, окаянные, побежали за море". Дидман - рыцарь Дитрих (Теодорих) фон Кивель, самый крупный в Прибалтике вассал датского короля, владевший поместьями на реке Нарове у самой границы с Водской землей, данником Новугорода. Свеи, емь и сумь - шведы и покоренные ими вассальные финские племена. Странно, конечно, что в Новугороде князя не было - где валандался Василий Александрович? Заметим - шведы и датский вассал Кивель хотели построить крепость на своей земле, а не на чужой - но даже это их намерение было сочтено опасным, объявлен сбор ополчения, послали к Александру во Владимир. Впрочем, хватило одних слухов - "латынянцы поганския" разбежались, не дождавшись появления "Ледово-Невского побойщика".
Однако Александр, прибыв в Новугород по вызову, решил, что два раза с печи слезать не резон - взял да и пошел грабить емь (его отец Ярослав Всеволодович уже ходил туда, см. предыдущие серии, так что путь был знакомый). "В то же лето, на зиму, приехал князь Александр, и митрополит с ним; и выступил князь в путь, и митрополит с ним, а новгородцы не ведали, куда князь идет; иные говорили, будто на чудь идет. Дошли до Копорья, и пошел Александр на емь, а митрополит пошел в Новгород, и иные многие новгородцы возвратились от Копорья. И пошел князь со своими полками и с новгородцами, и зол был путь их, так что не видели ни дня, ни ночи; и многим шестникам [союзникам из племен] была пагуба, а новгородцев Бог уберег. И пришел в землю Емскую: одних убил, а других [в плен] захватил; и вернулись новгородцы с князем Александром все здоровы. Тогда же пошел князь в Низ, взяв послов новгородских, Елевферия и Михаила Пинещинича, а сына своего Василия посадил на столе".
Печать папы Александера IV (с буллы)
Однако, несмотря на такое бодрое описание, результат похода "немного похож на ничего" - новых земель не присоединили, емь данью не обложили, про сражение ни слова, зато многие финны-угры-данники пострадали от "пагубы". Единственное, чем мог разжиться Александр - добыча. Но тут особенно отличились "шестники". Сохранилась булла папы Римского Александера IV, в которой тот пишет о событиях 1256 года (или, всё-таки, 1257): "Из писем... Вальдемара, прославленного короля Швеции, стало известно... о тягчайших и жестоких нападениях, которые очень часто переносят верноподданные этого королевства от врагов Христа, называемых обыкновенно карелами... Среди всех прочих опасностей, которые причинили названному государству коварства и жестокость этого племени, особенно в этом году, когда оно, неистово вторгнувшись в некоторые части данного государства, свирепо убило многих из его верноподданных, пролило множество крови, много усадеб и земель предало огню, подвергло также поруганию святыни и различные места, предназначенные для богослужения,.. восстановило их, к несчастью, в языческих обычаях и тягчайшим и предосудительным образом подчинило себе".