Война древних с новыми - 8
Факин Гомер
Первый удар по авторитету античности из кустов подкрадывающейся современности нанес, понятное дело, представитель голимой попсы - самый издаваемый в СССР французский автор Шарль Перро (хотя очень возможно, что Франсуа - его брат-близнец умер в возрасте 6 месяцев, и никто, естественно, зуб не давал, что их не перепутали). Будущий кумир советских детей происходил из парижских судейских, но недоучился и поступил клерком к брату Клоду, архитектору. Там, в конторе брата, он, видимо, и набил руку на эпитафиях - в 1663 году, всего-то 34 лет от роду, Перро стал ученым секретарем основанной Кольбером Королевской академии надписей и медалей, этой "гнусной цитадели окопавшихся антиклассиков" (см. предыдущую серию). Он много писал в самых разнообразных жанрах - например, бурлескную ирои-комическую поэму "Стены Трои", но известность ему принес наезд на Еврипида - в 1674 году была поставлена опера Люлли "Алкеста" на сюжет древнегреческой трагедии, и Перро лизнул публикнул "острый и дерзкий" памфлет о том, что Еврипид со своей ветхой трагедией намного ниже современного и актуального Люлли. За древногрека вступился сам Жан Расин, "классицический классицист", как раз выпустивший на театры трагедию "Ифигения". Авторы подискутировали заочно-печатно и разошлись со счетом 1:1.
Жан Расин и Шарль Перро
Однако Перро не успокоился - две академии, Французская и Медальная, ревновали друг друга, и в качестве следующей шпили "надписянцы" официально постановили в 1677 году все торжественные надписи в честь подвигов короля теперь писать исключительно по-французски. Под это решение подводится даже лизоблюдски-идеологическая база - мол, правление Людовика XIV есмь новый, дотоле невиданный человечеством "великий век", и он сам по себе уже настолько крут, что прорывает новые горизонты и задает новые тренды, не нуждаясь в каких-то древних окаменелостях. Грубая лесть всегда приятна, и король милостиво шевелил ушами в сторону подобных заявлений.
У Перро появились соратники. Новые (так они себя стали называть) из-за срача с Расином полюбили и восхвалили Корнеля - мол, вот он настоящий гений, а не этит "переписыватель еврипидов". Сам Пьер Корнель готовился помереть в 1684 году и принимал похвалы молча, но вот его младший брат Тома Корнель, драматург куда более хреновый, но таки кассовый (его "Тимократ" стал самой часто играемой французской пьесой XVII века, плюс еще трагедий пять были сильно популярны из-за закрученной суперсложной интриги, плюс либретто к операм), открыто примкнул к перронистам. А также в той же семье нашелся и племянник Пьера и Тома, сын их сестры - Бернар Ле Бовье де Фонтенель, молодой (1657 г.р.), но плодовитый и писучий автор (а также ученый), убежденный картезианец, в сочинении "Диалоги мертвых"(воображаемые разговоры разнообразных исторических персонажей разных эпох между собой, вышли в 1683 году) развивал мысль о том, что древние были неучи, и с их времен многое подыизменилось, и надо "иттить дальше".
Тома Корнель и Бернар де Фонтенель
"Кульминэйшном" стало прочтение 27 января 1687 года на заседании Французской академии (в 1671 году Перро прокрался и туда) поэмы Перро "Век Людовика Великого", в которой он изложил все вышецитированные мысли о новом веке, который рвет горизонты и рождает тренды - типа, "Август с его псевдозолотым веком супротив Луя - щенок", ибо со времени древних пердунов наука развилась семимильными шагами, и мы нынче тупо больше всего про природу знаем и сами теперь любым гомерам правила преподадим... Ну или как-то вежливее, но смысл был таким. А в следующем 1688 году Перро начал издавать свои четырехтомные "Параллели между древними и новыми в вопросах исскуства и наук", в которых уже литератОроведческим языком (в виде диалогов тупого и пошлого классициста с остроумными и "икрометными" новистами) повторял всё то же самое, плюс пел дифирамбы новым продвинутым жанрам - опере, роману, бурлеску и пр.
Однако Перро переоценил степень тонко рассчитанного лизоблюдства - с криками "Луй велик, но Гомера-то почто ломать!" восстал сам громадный и ужасный в своей авторитетности Николя Буало. В "Диалоге о героях романа" он дал жесткий отлуп тем, кто воображал, что в нынешней Франции имеются какие-то люди, сравнимые с Гомером, Вергилией или, на худой конец, с Софоклом (с Еврипидом, к счастью, есть - Расин). "Свои пять су" добавил еще один литературный монстр эпохи, баснописец Жан де Ля Фонтен, которого новые пытались сравнивать с Езопом (не в пользу Езопа) - в стихотворном "Послании к Юэ" он присоединяется к сторонникам древних. И настоящим скандалом обернулась речь, которую, по обычаю, прочел в день своего избрания во Французскую академию 14 мая (а также15 июня) еще один столп словестности - афорист и моралист Жан де Ля Брюйер, подвергший личным нападкам Тома Корнеля и Фонтенеля, а также восхвалив признанных "живых классиков" - Буало, Ля Фонтена, Расина. В том же 1788 году Ля Брюйер выпустил сочинение "О Теофрасте", в котором повторил свои теоретические постулаты.
Ля Фонтен и Ля Брюйер
Сложилась парадоксальная ситуация - новые лезли вон из кожи, дабы прославить современных авторов, но наиболее талантливые и авторитетные авторы эпохи (Расин, Буало, Ля Фонтен, Ля Брюйер) выступали резко против их идей. Свою роль сыграло нежелание "мэтров" присоединяться к слишком уж откровенной и беспардонной лести в адрес короля и его "нового золотого века" - они настаивали, что "Луй нам друг, но истина нам друг тоже". Спор зашел в тупик и не имел перспектив - потому обе стороны в итоге решили сделать приятные лица и изобразить примирение. Перро громко и публично признал, что никогда не сомневался в достоинствах сочинений Гомера или Вергилия, "просто он больше любит французскую литературу". Буало сделал вид, что современную литературу тоже любит - почти как Гомера. 30 августа 1694 года на заседании академии они публично пожали руки и примирились, опубликовав по посланию друг к другу, в которых заявляли, что сраться смысла нет, хотя каждый остался при своем мнении.
Полемика утихла, хотя и не прекратилась - Буало в 1694-1710 публикует "Критические размышление о Лонгине", а в 1700 - "Письма к Шарлю Перро", где уже спокойно и методически излагает свои принципы. Перро же ударяется в написание своих "Сказок", которые наконец-то сделают его имя бессмертным, почти как Гомера (хотя публиковал он их под именем сына, дабы не испортить такой фигней репутацию серьезного литератора). Однако если во Франции пожар был потушен, то пара искр залетела к соседям - и началось там...
Первый удар по авторитету античности из кустов подкрадывающейся современности нанес, понятное дело, представитель голимой попсы - самый издаваемый в СССР французский автор Шарль Перро (хотя очень возможно, что Франсуа - его брат-близнец умер в возрасте 6 месяцев, и никто, естественно, зуб не давал, что их не перепутали). Будущий кумир советских детей происходил из парижских судейских, но недоучился и поступил клерком к брату Клоду, архитектору. Там, в конторе брата, он, видимо, и набил руку на эпитафиях - в 1663 году, всего-то 34 лет от роду, Перро стал ученым секретарем основанной Кольбером Королевской академии надписей и медалей, этой "гнусной цитадели окопавшихся антиклассиков" (см. предыдущую серию). Он много писал в самых разнообразных жанрах - например, бурлескную ирои-комическую поэму "Стены Трои", но известность ему принес наезд на Еврипида - в 1674 году была поставлена опера Люлли "Алкеста" на сюжет древнегреческой трагедии, и Перро лизнул публикнул "острый и дерзкий" памфлет о том, что Еврипид со своей ветхой трагедией намного ниже современного и актуального Люлли. За древногрека вступился сам Жан Расин, "классицический классицист", как раз выпустивший на театры трагедию "Ифигения". Авторы подискутировали заочно-печатно и разошлись со счетом 1:1.
Жан Расин и Шарль Перро
Однако Перро не успокоился - две академии, Французская и Медальная, ревновали друг друга, и в качестве следующей шпили "надписянцы" официально постановили в 1677 году все торжественные надписи в честь подвигов короля теперь писать исключительно по-французски. Под это решение подводится даже лизоблюдски-идеологическая база - мол, правление Людовика XIV есмь новый, дотоле невиданный человечеством "великий век", и он сам по себе уже настолько крут, что прорывает новые горизонты и задает новые тренды, не нуждаясь в каких-то древних окаменелостях. Грубая лесть всегда приятна, и король милостиво шевелил ушами в сторону подобных заявлений.
У Перро появились соратники. Новые (так они себя стали называть) из-за срача с Расином полюбили и восхвалили Корнеля - мол, вот он настоящий гений, а не этит "переписыватель еврипидов". Сам Пьер Корнель готовился помереть в 1684 году и принимал похвалы молча, но вот его младший брат Тома Корнель, драматург куда более хреновый, но таки кассовый (его "Тимократ" стал самой часто играемой французской пьесой XVII века, плюс еще трагедий пять были сильно популярны из-за закрученной суперсложной интриги, плюс либретто к операм), открыто примкнул к перронистам. А также в той же семье нашелся и племянник Пьера и Тома, сын их сестры - Бернар Ле Бовье де Фонтенель, молодой (1657 г.р.), но плодовитый и писучий автор (а также ученый), убежденный картезианец, в сочинении "Диалоги мертвых"(воображаемые разговоры разнообразных исторических персонажей разных эпох между собой, вышли в 1683 году) развивал мысль о том, что древние были неучи, и с их времен многое подыизменилось, и надо "иттить дальше".
Тома Корнель и Бернар де Фонтенель
"Кульминэйшном" стало прочтение 27 января 1687 года на заседании Французской академии (в 1671 году Перро прокрался и туда) поэмы Перро "Век Людовика Великого", в которой он изложил все вышецитированные мысли о новом веке, который рвет горизонты и рождает тренды - типа, "Август с его псевдозолотым веком супротив Луя - щенок", ибо со времени древних пердунов наука развилась семимильными шагами, и мы нынче тупо больше всего про природу знаем и сами теперь любым гомерам правила преподадим... Ну или как-то вежливее, но смысл был таким. А в следующем 1688 году Перро начал издавать свои четырехтомные "Параллели между древними и новыми в вопросах исскуства и наук", в которых уже литератОроведческим языком (в виде диалогов тупого и пошлого классициста с остроумными и "икрометными" новистами) повторял всё то же самое, плюс пел дифирамбы новым продвинутым жанрам - опере, роману, бурлеску и пр.
Однако Перро переоценил степень тонко рассчитанного лизоблюдства - с криками "Луй велик, но Гомера-то почто ломать!" восстал сам громадный и ужасный в своей авторитетности Николя Буало. В "Диалоге о героях романа" он дал жесткий отлуп тем, кто воображал, что в нынешней Франции имеются какие-то люди, сравнимые с Гомером, Вергилией или, на худой конец, с Софоклом (с Еврипидом, к счастью, есть - Расин). "Свои пять су" добавил еще один литературный монстр эпохи, баснописец Жан де Ля Фонтен, которого новые пытались сравнивать с Езопом (не в пользу Езопа) - в стихотворном "Послании к Юэ" он присоединяется к сторонникам древних. И настоящим скандалом обернулась речь, которую, по обычаю, прочел в день своего избрания во Французскую академию 14 мая (а также15 июня) еще один столп словестности - афорист и моралист Жан де Ля Брюйер, подвергший личным нападкам Тома Корнеля и Фонтенеля, а также восхвалив признанных "живых классиков" - Буало, Ля Фонтена, Расина. В том же 1788 году Ля Брюйер выпустил сочинение "О Теофрасте", в котором повторил свои теоретические постулаты.
Ля Фонтен и Ля Брюйер
Сложилась парадоксальная ситуация - новые лезли вон из кожи, дабы прославить современных авторов, но наиболее талантливые и авторитетные авторы эпохи (Расин, Буало, Ля Фонтен, Ля Брюйер) выступали резко против их идей. Свою роль сыграло нежелание "мэтров" присоединяться к слишком уж откровенной и беспардонной лести в адрес короля и его "нового золотого века" - они настаивали, что "Луй нам друг, но истина нам друг тоже". Спор зашел в тупик и не имел перспектив - потому обе стороны в итоге решили сделать приятные лица и изобразить примирение. Перро громко и публично признал, что никогда не сомневался в достоинствах сочинений Гомера или Вергилия, "просто он больше любит французскую литературу". Буало сделал вид, что современную литературу тоже любит - почти как Гомера. 30 августа 1694 года на заседании академии они публично пожали руки и примирились, опубликовав по посланию друг к другу, в которых заявляли, что сраться смысла нет, хотя каждый остался при своем мнении.
Полемика утихла, хотя и не прекратилась - Буало в 1694-1710 публикует "Критические размышление о Лонгине", а в 1700 - "Письма к Шарлю Перро", где уже спокойно и методически излагает свои принципы. Перро же ударяется в написание своих "Сказок", которые наконец-то сделают его имя бессмертным, почти как Гомера (хотя публиковал он их под именем сына, дабы не испортить такой фигней репутацию серьезного литератора). Однако если во Франции пожар был потушен, то пара искр залетела к соседям - и началось там...