Дохмелье, хмелье и похмелье - 24
Не хочешь мира - готовься к войне
В Варшаве, куда возвратилось коронное войско после событий, приведших к заключению Зборовского мира, «общественное мнение» отнеслось к случившемуся вельми негативно. Как всегда - той шляхте, которая не участвовала в походе и боях, а сидела на диванах в гостиных, было ясно как день, что круль и его командиры ничего не смыслят в стратегии, тактике, а также «неправильно родину любят», раз допустили «до такого позора». Особенно усердствовали паны из Литвы (и среди них наиболее громко и заметно - те, кто не сражался под Лоевом, но очень гордился «нашей победой»). Так что на начавшемся 22 ноября 1649 года посполитом сейме, который должен был ратифицировать Зборовский договор, именно литвины выступали против громче всех.
Ярема Вишневецки[й]
В «главные предатели» был назначен канцлер Оссолиньски[й], против которого поднялась компания в прессе. А главным «героем, которому не дали победить» стал князь Вишневецки[й], встреченный 2 декабря 1649 года толпами народа с ликованием, овацией и киданием цветов и чепчиков. Тем не менее, в итоге сейму пришлось ратифицировать Зборовский договор - в основном под предлогом того, что «надо дать возможность собратьям-панам возвратиться в Украину и вернуть своё имущество».
Однако еще помпезнее и торжественнее был встречен вернувшийся в Киев Хмельницкий - он стал «царем и богом» толпы, митрополит Киевский почтительно пред ним склонялся, а благодаря приобретенному имуществу (и по договору, и за полтора года пограбежей, немалая доля от которых приходилась на «старшОго») Богдан Зиновий мог вести жизнь не скрывающегося ни от кого миллионера.
Однако и в Украине эйфория вскорости прошла - татарам требовалось уплачивать огромную дань, к тому же они решили, что приобрели «долгосрочный абонемент» на грабеж, причем безо всякой опасности быть догнанными казаками и побитыми. К тому же огромные толпы голытьбы, ходившей с гетманом в походы 1648 и 1649 года, не занимались сельскохозяйственным трудом, и потому зимой начались голод и дороговизна.
Первые препятствия выполнениям условий договора появились в связи с его пунктами, касавшимися религии. Хотя в последний день сейма круль Ян II Казимир и выпустил апробацию (распоряжение) о том, что Киевской митрополии возвращались Луцкое, Холмское и Белзское епископства (и отдельные приходы в Перемышльском), сенаторы Жечи (в основном католические епископы) отказались участвовать в заседаниях, если на них будет допущен православный митрополит. Так что пришлось приехавшему из Киева Сильвестру Коссову отправляться обратно, несолоно хлебавши. Не спешило правительство Жечи и официально отменять Брестскую унию.
В ноябре 1649 года в Украину приехал Адам Кисиль, назначенный воеводой Киевским (как православный шляхтич), который начал добиваться возвращения панов в имения, захваченные в 1648-1649 годах, которые по условиям мирного договора надлежало им вернуть. Хмельницкий всячески быдлил и затягивал с разрешением, которое дал лишь в январе 1650 года, получив известия о ратификации сеймом Зборовского трактата. В Украину тут же кинулись паны (в основном, конечно, не сами, ибо опасались, а прислав управляющих) и начали «наводить порядок», от которого хлопы, жившие без них полтора года, уже отвыкли.
Шляхетский герб Нечаев
Появилась «социальная напряженность» - снова рубились панские отряды и толпы взбунтовавшихся хлопов, а по обе стороны границы завелись шайки «вольных людишек», звавшихся в Украине левенцами, а в Галичине - опришками. Поддерживали сие движение «на самом верху» - полковники Брацлавского и Миргородского полков Данило Нечай и Матвий Гладкый, «герои войны», открыто выступали против Зборовского трактата и нападали на возвращавшихся панов. Кисиль требовал казнить Нечая, но Хмельницкий, опасаясь его авторитета, отпустил арестованного было полковника из Киева (поговаривали, что за взятку в 2000 злотых), а также объявил, что «реестр закрыт, а кто желает - пускай будет охочим казаком». Всех «охочих» (в основном бежавших от «новоприбывшего панства»), названных в народе «гультяями», и отдали под начало Нечаю, отправив его на польскую границу «с глаз долой».
В марте 1650 года в Переяславе состоялась рада - съезд Войска Запорожского, на котором утверждали новый реестр. Разные авторы приводят разные цифры - от 37 500 до 47 000 человек, и даже до 50 000. Каждый реестровый казак вступал в Войско со всей семьей и работниками, причем официально мог иметь одного конного и одного пешего подпомощника. Еще 20 000 «молодежи» составляли «резерв», которым командовал сын гетмана Тимиш Хмельницкий. Таким образом, вместо разрешенных договором 40 000 казаков фактически вооружалось около 150 000 человек.
С другой стороны тоже «провоцировали провокации» - вернувшийся из крымского плена великий гетман коронный Миколай Потоцки[й] начал собирать возле Каменца (за границей Зборовской Украины) новое кварцяное войско, и отряды жолнеров оттуда, гоняясь за левенцами, врывались на «войсковую территорию» и грабили ее. В ответ не только уже левенцы, но и хлопы из разоренных селений сбивались в «загоны» и вторгались на Подолье, где в итоге развернулась партизанская война со всеми ее «взаимными прелестями».
Царь Алексей Михайлович
Продолжал Хмельницкий свои попытки втянуть в противостояние с Жечью Московское царство. С 1634 года, по окончании Смоленской войны, между двумя государствами действовал «вечный мир» (он же Поляновский), нарушать условия которого царь Алексей Михайлович покамест не собирался. Но гетман «нажаловался» в Москву, что в Польше выпускают «латыньские книги», где прославляют покойного круля Владислава IV за победу над «восточными варварами» и «всячески хулят» отца Алексея - царя Михаила Федоровича, а еще того хуже - пишут титулы Алексея Михайловича «с пропусками». Возгоревшийся на сей почве скандал привел в 1650 году к посылке в Варшаву боярина Гаврилы Пушкина с делегацией, которая должна была потребовать «смыть бесчестье» поимкой и казнью авторов «поносных сочинений». Послы долго ругались и договорились даже до требований «вернуть взад» Смоленск и Чернигов, но в итоге сам царь такие требования дезавуировал, и обошлось только обещанием круля «примерно наказать и впредь не допускать».
За переговорами в Варшаве следил не только гетман, но и крымский хан, ибо обещанное в Зборове ляхи платили нерегулярно и не полностью, посему родилась идея «взять иначе» - стравить их с «москалями», чтобы Жечь, Украина и татары вместе набежали на царство и погромили его. Хмельницкий выведал про сие от своего шпиона в Варшаве и от крымских послов, приезжавших агитировать его, и донес в Москву. Однако про татарских посланцев прознал сидящий в Киеве на воеводстве Кисиль, и круль посла к царю Альберта Пражмовски[го], который поклялся, что казаки и татары «злоумышляют» не по воле Яна II Казимира. В общем, русско-польско-московско-крымский «клубок друзей» сплелся так туго, что неизбежно где-то и должен был порваться...
Султан Мехмед IV
Оставался вопрос - куда вместо Москвы наслать татар, чтобы еще и с Украины их убрать, а то «товарищЕство» уже начинало глядеть на Богдана Зиновия волками. И тут помогли посланцы еще одного «геополитического игрока», приехавшие в Чигирин - султана османского Мехмеда IV. Они привезли предложение перейти в подданство Порты взамен на посылку 100 000 турок (и «бещисла» татар из Крыма по приказу султана) на поляков. За такое счастье Хмельницкий должен был способствовать завоеванию турками Подолья с Каменцом и «защищать» Черное море от донских казаков.
Богдан Зиновий был слишком хорошим дипломатом, чтобы не заверить султанских эмиссаров, что «изо всех сил будет склоняться к принятию положительного решения». К сожалению, у практически гениальной дипломатии этого человека был серьезный враг - алкоголь. Хмельницкий по обыкновению беседовал с послами в неслабом подпитии, в нем же заявил Кисилю, что перейдет в подданство великого турка и «не только Украину, а еще Польшу всю и Рим с папой завоюю, да туркам отдам!». Выпив еще, гетман понял, что сильно подставился, и приказал воеводу киевского на кол посадить, пока тот обо всем не донес крулю. К счастью, жена Мотрона и писарь Выговский привыкли к пьяным выходкам своего хозяина, так что отложили распоряжение до утра, когда тот, проспавшись, отменил его и принес извинения Кисилю.
Однако все эти «пьяные приключения» имели одно полезное последствие - с помощью турецких послов Хмельницкий, крутя перед ними перспективами перехода в подданство султана, мог надавить на татар, чтобы направить их жадность и агрессию с Украины и Московского царства на другое направление - в Молдову...