Терситея - 7
Итого, семь вождей - Адраст, Амфиарай, Капаней, Гиппомедонт, Парфенопей, Тидей и Полиник - в аргосском храме Зевса принесли страшную клятву (погрузив руки в кровь принесенного в жертву быка), что либо умрут, либо овладеют Фивами. Про царей Аргоса, кузена, двоюродного племянника и фиванского царевича я уже довольно много рассказал. Гиппомедонт же был человеком диким в самом прямом смысле слова - жил в глуши, презирал комфорт и цивилизацию, отличался гигантским ростом и нечеловеческой силой; на его щите в качестве эмблемы красовался титан Тифон, на схожесть к которым Гиппомедонт явно намекал. А Капаней был наглым и злым богохульником, постоянно изрыгавшим проклятья, брань и оскорбления (еще одно доказательство того, что Тидей задался весь в свою родню по матери).
Все они, кроме Амфиарая, приходились друг другу родственниками. И потому он, решив изо всех оставшихся сил осложнять жизнь своим сотоварищам и покуражиться напоследок, обратился к моему отцу с просьбой прислать отряд калидонских пращников, чтобы они стали его личной охраной. Я уже говорил, что он участвовал в Великой охоте, и тогда они с моим отцом Агрием побратались. И царь Калидона прислал царю Аргоса пращников, предводителем которых и был я, к тому времени уже немного подросший и поднабравшийся житейского опыта.
Тидей, Капаней и даже Парфенопей (хотя ему с чего бы? его никто никогда всерьез и не признавал сыном Мелеагра) были весьма раздосадованы и громко говорили про то, что Калидон - следующая цель после Фив, и вступать с ним в союз - это предательство. На что Амфиарай возражал, что сперва надо взять Фивы, и любая помощь в этом трудном деле лишней не будет. А Адрасту, Полинику и Гиппомедонту было все равно, они предпочли в эту свару не лезть. Так я, Терсит, сын Агрия из Калидона, стал участником уже второго знаменитого похода, тогда как многие мои сверстники не поучаствовали еще ни в одном. Мне тогда казалось, что воспоминаний и впечатлений хватит до конца жизни; время показало, что то, что можно будет вспомнить, еще только начинается.
Собрав большое войско, Семеро против Фив (как их стали называть с тех пор) тронулись в поход. В Немейской долине они устроили большой сбор и игры, в очищение и память случайно погибшего младенца - состязались в семи видах спорта, в каждом из которых один из них добился награды: Тидей был первым в метании копья, Парфенопей в беге, Капаней в кулачном бою, Амфиарай в метании диска, Адраст в состязании колесниц, Гиппомедонт в стрельбе из лука, Полиник в борьбе. С тех пор там каждые четыре года проводят в их честь игры, называемые по долине Немейскими - мы, греки «культурные» и не очень, больше игр любим разве что войну, и то, наверное, потому, что на играх нельзя пограбить и вволю поглумиться над соперниками.
Перед тем, как напасть на Фивы, Адраст (который считался главой пелопонесского войска, хотя почти все военные решения принимал Полиник) послал туда Тидея, чтобы изложить требования Семерых - отдать власть Полинику и отправить Этеокла в изгнание. Царь Фив, конечно же, ответил отказом, и тогда мой кузен устроил представление в своем любимом стиле - стал вызывать по очереди знатных фиванцев на поединок. Хитрость была в том, что Тидею снова помогала Афина (она, честно говоря, питает особую слабость к негодяям, доказательством чему могут быть Ясон, Диомед и Одиссей), и по возвращении он хвастался, что уложил 40 или 50 человек (хотя пленные фиванцы потом говорили о четырех или пяти).
Ну а затем был один из тех дней, которые до сих пор моя дряхлая старческая память сохранила во всех красках - битва за Фивы. Наши калидонские пращники были оставлены Амфиараем в тылу, чтобы прикрыть отступление, в котором прорицатель не сомневался, и оттуда хорошо были видны все семь ворот, которые атаковали Семеро. Опишу всё, как помню, со всеми деталями.
Тидей нападал на Претовы ворота. Три султана, украшавшие его шлем, красиво развевал ветер, на новом медном щите, на котором были изображены звезды, звенели подвешенные бубенцы, и сам кузен походил на гремящий горный поток, рассыпающийся брызгами. Против него с отрядом вышел Меланипп, сын Аристея, и сделал то, чего никто не ждал - уметил моего буйного родича в живот так, что хоть того и оттащили преданные соратники, вид у него был такой, что стало ясно - он не жилец.
Против ворот Электры выступил Капаней - как всегда, изрыгающий ворох самой грязной ругани. На его щите был выбит обнаженный факелоносец и надпись «Я сожгу город». На свою беду, этот мой дальний сводный родич проорал что-то типа того, что он спалит Фивы, даже если сам Зевс этого не захочет. Против него вышли фиванцы во главе с огромным силачом Полифонтом, но, честно говоря, ничего особого тот сделать не успел - Зевс, услышав божбу Капанея, метнул перун, который испепелил негодяя в пыль, а его люди в страхе бежали во все стороны.
Адраст атаковал Наидины ворота, восседая на колеснице и ведя вперед самый большой отряд. Против него с дружиной вышел Мегарей, сын Креонта, и они долго бились с неопределенным результатом, тщетно пытаясь сокрушить друг друга.
Гиппомедонт ярился и буйствовал у ворот Афины Онки. Рост, луженая глотка, космы, реющие на ветру, и щит с изображением изрыгающего пламя Тифона кого угодно заставили бы содрогнуться. Но только не Гипербия, сына Энопа, который вышел из Фив и ударил на Гиппомедонта. Они дрались долго, почти до самого конца сражения, но в итоге фиванец одолел аргосца, сразив и уронив на землю с таким грохотом, будто обрушилась гора.
Ворота Борея (они же Северные) атаковал со своими людьми Партенопей. Совсем еще юноша, с пушком, теребимым ветром, он с бахвальством изобразил на щите Сфингу, раздирающую фиванца. Против него вышел Актор, сын Энопа и брат Гипербия. И довольно быстро расправился с тем, кто, видимо, всё-таки зря считал себя сыном великого Мелеагра. Потеряв своего вождя, аркадяне резво бежали, как зайцы или горные козлы, ловко скача по кочкам и ухабам.
У Гомолоидовых ворот стоял Амфиарай. Настал момент, когда сдерживать гнев и ярость было уже бесполезно, и он громогласно крыл почем зря всех: Тидея за наглость, беспардонность и пустое хвастовство, Адраста за то, что дал себя провести двум прохвостам; Полиника за то, что он замыслил «прекрасный подвиг - навести на свой родной город рать чужеземцев». С его отрядом сразились фиванцы Ласфен и Периклемен. Но всё внимание Амфиарая поглотил раненый Тидей. Прорицатель имел дар видеть богов, и заметил, как Афина метнулась на небо, в сторону Олимпа, дабы раздобыть у отца, Зевса, эликсир и исцелить своего любимца. Это было уже слишком - Амфиарай бросил свою колонну и вихрем прилетел к Претовым воротам, где напал на Меланиппа, не ожидавшего новой атаки. Аргосцу удалось отсечь его голову, каковую, расколов череп, тот и поднес уже впадавшему в бред Тидею. Тот схватил трофей и начал пить кровь и мозг врага, будучи похож на какого-то дикого демона смерти. Подлетевшая с лекарством Афина содрогнулась от отвращения и покинула поле боя, дав Тидею умереть.
Амфиараю тоже не удалось уйти от судьбы. У реки Исмены его догнал неутомимый Периклемен (потому что был сыном Посейдона) и метнул дрот. Царю Аргоса никак было не уклониться, но второй раз за день в битву вмешался Зевс - он метнул еще один перун, который расколол землю, и эта дыра поглотила Амфиарая вместе с его колесницей. Говорят, он теперь в подземном царстве Гадеса помогает Радаманту судить души мертвых. Так судьба и тщеславие жены погубили этого незаурядного человека.
У главных ворот Фив - Высочайших, или Гипсисты - сошлись близнецы, Полиник и Этеокл. Первый, видя, как неудачно для его стороны развивается сражение, пошел на свою последнюю хитрость - распалив гнев брата злыми словами, бросил ему личный вызов, предложив решить, чьими будут Фивы и власть, в поединке. Этеокл, несмотря на ропот и крики среди своих воинов, согласился, и сыновья Эдипа сошлись друг против друга в бою насмерть. Я, благодаря богам, подарившим мне долгую и богатую на события жизнь, видел много единоборств, но ни в одном соперники не были так равны, так отчаянны и не пылали друг к другу такой неподдельной, искренней ненавистью. Наверное, проклятие Эдипа было очень сильным, раз побудило их так желать друг другу смерти. После долгого боя, в котором братья сломили несколько копий и почти в хлам искрошили доспехи друг друга, Этеокл поразил Полиника, и тот упал на спину. Торжествующий царь Фив наклонился, чтобы добить врага последним ударом, и... извернувшийся Полиник из последних сил уметил его мечом в шею. Обливаясь кровью, два брата лежали друг подле друга, бьясь в агонии, и умерли, как и жили - до конца стремясь уязвить один другого.
Все мы, калидонцы, так увлеклись картиной боя, что не заметили, как оказались практически окружены торжествующими фиванцами. Жизни наши висели на волоске - бежать было некуда, сражаться бесполезно, сдаваться в плен, учитывая, что почти без вариантов нас принесут в жертву богам, даровавшим решительную победу - глупо. Тут-то я призвал на помощь Артемиду, вспомнив наш уговор и то, что с тех пор я исправно снабжал ее жертвами - далеко не гекатомбами, зато регулярно.
Она и вложила в мою голову спасительную мысль воспользоваться своим главным даром - дерзостью. Я торжественным шагом повел свой отряд к ближайшей толпе фиванцев, заграждавшей нам выход в спасительное ущелье. На требование их вождя остановиться я громогласно заявил, что мы - отряд Калидона, пришедший на помощь Великим Фивам против полчищ, ведомых изгнанником Тидеем, похвалявшимся, что после Беотии пойдет на Этолию. Естественно, что шли мы совсем не к городу, а от него, но Артемида, видимая лишь мне, вложила в головы фиванца великую тупость (а точнее, вынула из его головы последнее разумение), и он мне поверил. Мы всё так же торжественно прошествовали мимо беотийцев и удалились от Фив на безопасное расстояние. Так покровительство девственной богини и собственная дерзость в первый раз спасли меня от неминуемой гибели.
Все они, кроме Амфиарая, приходились друг другу родственниками. И потому он, решив изо всех оставшихся сил осложнять жизнь своим сотоварищам и покуражиться напоследок, обратился к моему отцу с просьбой прислать отряд калидонских пращников, чтобы они стали его личной охраной. Я уже говорил, что он участвовал в Великой охоте, и тогда они с моим отцом Агрием побратались. И царь Калидона прислал царю Аргоса пращников, предводителем которых и был я, к тому времени уже немного подросший и поднабравшийся житейского опыта.
Тидей, Капаней и даже Парфенопей (хотя ему с чего бы? его никто никогда всерьез и не признавал сыном Мелеагра) были весьма раздосадованы и громко говорили про то, что Калидон - следующая цель после Фив, и вступать с ним в союз - это предательство. На что Амфиарай возражал, что сперва надо взять Фивы, и любая помощь в этом трудном деле лишней не будет. А Адрасту, Полинику и Гиппомедонту было все равно, они предпочли в эту свару не лезть. Так я, Терсит, сын Агрия из Калидона, стал участником уже второго знаменитого похода, тогда как многие мои сверстники не поучаствовали еще ни в одном. Мне тогда казалось, что воспоминаний и впечатлений хватит до конца жизни; время показало, что то, что можно будет вспомнить, еще только начинается.
Собрав большое войско, Семеро против Фив (как их стали называть с тех пор) тронулись в поход. В Немейской долине они устроили большой сбор и игры, в очищение и память случайно погибшего младенца - состязались в семи видах спорта, в каждом из которых один из них добился награды: Тидей был первым в метании копья, Парфенопей в беге, Капаней в кулачном бою, Амфиарай в метании диска, Адраст в состязании колесниц, Гиппомедонт в стрельбе из лука, Полиник в борьбе. С тех пор там каждые четыре года проводят в их честь игры, называемые по долине Немейскими - мы, греки «культурные» и не очень, больше игр любим разве что войну, и то, наверное, потому, что на играх нельзя пограбить и вволю поглумиться над соперниками.
Перед тем, как напасть на Фивы, Адраст (который считался главой пелопонесского войска, хотя почти все военные решения принимал Полиник) послал туда Тидея, чтобы изложить требования Семерых - отдать власть Полинику и отправить Этеокла в изгнание. Царь Фив, конечно же, ответил отказом, и тогда мой кузен устроил представление в своем любимом стиле - стал вызывать по очереди знатных фиванцев на поединок. Хитрость была в том, что Тидею снова помогала Афина (она, честно говоря, питает особую слабость к негодяям, доказательством чему могут быть Ясон, Диомед и Одиссей), и по возвращении он хвастался, что уложил 40 или 50 человек (хотя пленные фиванцы потом говорили о четырех или пяти).
Ну а затем был один из тех дней, которые до сих пор моя дряхлая старческая память сохранила во всех красках - битва за Фивы. Наши калидонские пращники были оставлены Амфиараем в тылу, чтобы прикрыть отступление, в котором прорицатель не сомневался, и оттуда хорошо были видны все семь ворот, которые атаковали Семеро. Опишу всё, как помню, со всеми деталями.
Тидей нападал на Претовы ворота. Три султана, украшавшие его шлем, красиво развевал ветер, на новом медном щите, на котором были изображены звезды, звенели подвешенные бубенцы, и сам кузен походил на гремящий горный поток, рассыпающийся брызгами. Против него с отрядом вышел Меланипп, сын Аристея, и сделал то, чего никто не ждал - уметил моего буйного родича в живот так, что хоть того и оттащили преданные соратники, вид у него был такой, что стало ясно - он не жилец.
Против ворот Электры выступил Капаней - как всегда, изрыгающий ворох самой грязной ругани. На его щите был выбит обнаженный факелоносец и надпись «Я сожгу город». На свою беду, этот мой дальний сводный родич проорал что-то типа того, что он спалит Фивы, даже если сам Зевс этого не захочет. Против него вышли фиванцы во главе с огромным силачом Полифонтом, но, честно говоря, ничего особого тот сделать не успел - Зевс, услышав божбу Капанея, метнул перун, который испепелил негодяя в пыль, а его люди в страхе бежали во все стороны.
Адраст атаковал Наидины ворота, восседая на колеснице и ведя вперед самый большой отряд. Против него с дружиной вышел Мегарей, сын Креонта, и они долго бились с неопределенным результатом, тщетно пытаясь сокрушить друг друга.
Гиппомедонт ярился и буйствовал у ворот Афины Онки. Рост, луженая глотка, космы, реющие на ветру, и щит с изображением изрыгающего пламя Тифона кого угодно заставили бы содрогнуться. Но только не Гипербия, сына Энопа, который вышел из Фив и ударил на Гиппомедонта. Они дрались долго, почти до самого конца сражения, но в итоге фиванец одолел аргосца, сразив и уронив на землю с таким грохотом, будто обрушилась гора.
Ворота Борея (они же Северные) атаковал со своими людьми Партенопей. Совсем еще юноша, с пушком, теребимым ветром, он с бахвальством изобразил на щите Сфингу, раздирающую фиванца. Против него вышел Актор, сын Энопа и брат Гипербия. И довольно быстро расправился с тем, кто, видимо, всё-таки зря считал себя сыном великого Мелеагра. Потеряв своего вождя, аркадяне резво бежали, как зайцы или горные козлы, ловко скача по кочкам и ухабам.
У Гомолоидовых ворот стоял Амфиарай. Настал момент, когда сдерживать гнев и ярость было уже бесполезно, и он громогласно крыл почем зря всех: Тидея за наглость, беспардонность и пустое хвастовство, Адраста за то, что дал себя провести двум прохвостам; Полиника за то, что он замыслил «прекрасный подвиг - навести на свой родной город рать чужеземцев». С его отрядом сразились фиванцы Ласфен и Периклемен. Но всё внимание Амфиарая поглотил раненый Тидей. Прорицатель имел дар видеть богов, и заметил, как Афина метнулась на небо, в сторону Олимпа, дабы раздобыть у отца, Зевса, эликсир и исцелить своего любимца. Это было уже слишком - Амфиарай бросил свою колонну и вихрем прилетел к Претовым воротам, где напал на Меланиппа, не ожидавшего новой атаки. Аргосцу удалось отсечь его голову, каковую, расколов череп, тот и поднес уже впадавшему в бред Тидею. Тот схватил трофей и начал пить кровь и мозг врага, будучи похож на какого-то дикого демона смерти. Подлетевшая с лекарством Афина содрогнулась от отвращения и покинула поле боя, дав Тидею умереть.
Амфиараю тоже не удалось уйти от судьбы. У реки Исмены его догнал неутомимый Периклемен (потому что был сыном Посейдона) и метнул дрот. Царю Аргоса никак было не уклониться, но второй раз за день в битву вмешался Зевс - он метнул еще один перун, который расколол землю, и эта дыра поглотила Амфиарая вместе с его колесницей. Говорят, он теперь в подземном царстве Гадеса помогает Радаманту судить души мертвых. Так судьба и тщеславие жены погубили этого незаурядного человека.
У главных ворот Фив - Высочайших, или Гипсисты - сошлись близнецы, Полиник и Этеокл. Первый, видя, как неудачно для его стороны развивается сражение, пошел на свою последнюю хитрость - распалив гнев брата злыми словами, бросил ему личный вызов, предложив решить, чьими будут Фивы и власть, в поединке. Этеокл, несмотря на ропот и крики среди своих воинов, согласился, и сыновья Эдипа сошлись друг против друга в бою насмерть. Я, благодаря богам, подарившим мне долгую и богатую на события жизнь, видел много единоборств, но ни в одном соперники не были так равны, так отчаянны и не пылали друг к другу такой неподдельной, искренней ненавистью. Наверное, проклятие Эдипа было очень сильным, раз побудило их так желать друг другу смерти. После долгого боя, в котором братья сломили несколько копий и почти в хлам искрошили доспехи друг друга, Этеокл поразил Полиника, и тот упал на спину. Торжествующий царь Фив наклонился, чтобы добить врага последним ударом, и... извернувшийся Полиник из последних сил уметил его мечом в шею. Обливаясь кровью, два брата лежали друг подле друга, бьясь в агонии, и умерли, как и жили - до конца стремясь уязвить один другого.
Все мы, калидонцы, так увлеклись картиной боя, что не заметили, как оказались практически окружены торжествующими фиванцами. Жизни наши висели на волоске - бежать было некуда, сражаться бесполезно, сдаваться в плен, учитывая, что почти без вариантов нас принесут в жертву богам, даровавшим решительную победу - глупо. Тут-то я призвал на помощь Артемиду, вспомнив наш уговор и то, что с тех пор я исправно снабжал ее жертвами - далеко не гекатомбами, зато регулярно.
Она и вложила в мою голову спасительную мысль воспользоваться своим главным даром - дерзостью. Я торжественным шагом повел свой отряд к ближайшей толпе фиванцев, заграждавшей нам выход в спасительное ущелье. На требование их вождя остановиться я громогласно заявил, что мы - отряд Калидона, пришедший на помощь Великим Фивам против полчищ, ведомых изгнанником Тидеем, похвалявшимся, что после Беотии пойдет на Этолию. Естественно, что шли мы совсем не к городу, а от него, но Артемида, видимая лишь мне, вложила в головы фиванца великую тупость (а точнее, вынула из его головы последнее разумение), и он мне поверил. Мы всё так же торжественно прошествовали мимо беотийцев и удалились от Фив на безопасное расстояние. Так покровительство девственной богини и собственная дерзость в первый раз спасли меня от неминуемой гибели.