Лиотар и авангард
«Авангард, по мнению Лиотара, демонстрирует это самое "случается", так как он показывает, что при определенных обстоятельствах традиционное искусство может перестать "случаться". Тем самым перед потрясенным зрителем выявляются конечность, событийность времени. Кантианская "идея разума" состоит в данном случае в том, чтобы мыслить художественные школы, проекты и методы в постоянном продолжении. Это ожидание подрывается посредством внезапного нарушения традиционной программатики, которое манифестируется авангардным произведением искусства. Для того чтобы зритель в результате этого подрыва мог испытать чувство возвышенного, он должен, согласно Канту, стремиться к тому, чтобы художественная институция и впредь функционировала по-прежнему - как если бы подрыв посредством авангардного произведения не имел место. Кант определяет, как уже было сказано, возвышенное как чувство, заключенное "в нас [самих]" - а не в вещах. Следовательно, произведения авангарда как таковые ни в коем случае не могут быть возвышенными, ведь они тоже представляют собой всего лишь вещи. Чувство возвышенного может возникнуть только у зрителя такого произведения - при условии, что этот зритель чувствует и мыслит как последовательный антиавангардист. Если зритель благосклонно настроен по отношению к авангардному движению и принимает произведение авангарда без возражений, то он не испытывает шока от нарушения конвенции - только тот, кто видит в таком произведении конец или, лучше сказать, смерть искусства, в состоянии испытать при виде этого произведения чувство возвышенного. Стало быть, авангард может пробуждать чувство возвышенного, как его понимает Лиотар, только в глазах своего злейшего врага, который представляет себе искусство после авангарда таким, каким оно было до его появления, - и только такого искусства желает: только в этом случае зритель может ощутить ту угрозу, которую несет авангард для возобновления художественной традиции, как возвышенную.Отсюда ясно также, почему общественный успех авангарда не вызывает восторга у Лиотара: для него авангард теряет вследствие этого наиболее компетентного своего зрителя, то есть своего врага. С сожалением Лиотар отмечает, что со временем авангард образует собственную традицию - пресловутую традицию нового.
…
Следовательно, редукционизм авангарда заключается не в том, что он шокирующим образом стремится положить конец художественной традиции, дабы вызвать в душе у зрителя чувство возвышенного, а в том, что художник-авангардист исходит из того, что все региональные и обусловленные временем художественные традиции в будущем неизбежно исчезнут. Авангард стремится спасти то немногое, что еще можно спасти. Его цель - не крушение традиции, а, напротив, спасение от этого неизбежного крушения - пусть с минимальным багажом. Только тот, кто не замечает, что его исторический дом в огне, может принять за поджигателя спасателя, пытающегося спасти то немногое, что еще может быть спасено. Но именно это заблуждение лежит в основе лиотаровской теории авангарда. Поэтому Лиотара не интересуют конкретные авангардистские программы: его не интересует проектирование будущего, заключенное в авангардном произведении. Его интересует только то, что авангард отбрасывает как балласт, - то, что сгорело, а не то, что спасено из огня. И поэтому он не замечает также, что только в свете авангарда и на фоне авангардистской программатики прошлое, в свою очередь, может быть понято как программа и проект. Только после появления авангарда прошлое может быть понято как проект будущего - благодаря консервативной революции, которая трактует художественные стили прошлого как авангардистские программы и проекты. Тоталитарное искусство и было не чем иным, как таким переосмыслением прошлого в духе авангардистской, футуристической программатики.
Следовательно, авангард не провозглашает гибель, конец, шок и возвышенное. Восхищение гибелью характерно скорее для настроений^ de Steele, предшествующих появлению авангарда, тогда как каждая авангардистская группировка выдвигала собственный проект, собственную программу будущего - и часто весьма догматически и агрессивно стремилась к ее реализации. В этом отношении правильнее было бы говорить о присущем авангарду фундаментализме будущего, а не о вере в прогресс, которая ему так часто приписывается. Как раз в прогресс авангард не верил, ведь прогресс означает историческую трансформацию, изменение, смену стилей и художественных методов во времени. Вместо этого авангард пытался выявить минимум того, что отличало к тому времени искусство как искусство. В будущем искусство должно было придерживаться этого минимума: программатика авангарда состоит именно в попытке свести к нулю прогресс искусства путем редукции его исторически изменчивых форм. Авангард стремился к нулевой степени искусства, чтобы сделать искусство как институцию неподвластным историческому изменению и тем самым устойчивым в будущем».
Борис Гройс. Под подозрением
…
Следовательно, редукционизм авангарда заключается не в том, что он шокирующим образом стремится положить конец художественной традиции, дабы вызвать в душе у зрителя чувство возвышенного, а в том, что художник-авангардист исходит из того, что все региональные и обусловленные временем художественные традиции в будущем неизбежно исчезнут. Авангард стремится спасти то немногое, что еще можно спасти. Его цель - не крушение традиции, а, напротив, спасение от этого неизбежного крушения - пусть с минимальным багажом. Только тот, кто не замечает, что его исторический дом в огне, может принять за поджигателя спасателя, пытающегося спасти то немногое, что еще может быть спасено. Но именно это заблуждение лежит в основе лиотаровской теории авангарда. Поэтому Лиотара не интересуют конкретные авангардистские программы: его не интересует проектирование будущего, заключенное в авангардном произведении. Его интересует только то, что авангард отбрасывает как балласт, - то, что сгорело, а не то, что спасено из огня. И поэтому он не замечает также, что только в свете авангарда и на фоне авангардистской программатики прошлое, в свою очередь, может быть понято как программа и проект. Только после появления авангарда прошлое может быть понято как проект будущего - благодаря консервативной революции, которая трактует художественные стили прошлого как авангардистские программы и проекты. Тоталитарное искусство и было не чем иным, как таким переосмыслением прошлого в духе авангардистской, футуристической программатики.
Следовательно, авангард не провозглашает гибель, конец, шок и возвышенное. Восхищение гибелью характерно скорее для настроений^ de Steele, предшествующих появлению авангарда, тогда как каждая авангардистская группировка выдвигала собственный проект, собственную программу будущего - и часто весьма догматически и агрессивно стремилась к ее реализации. В этом отношении правильнее было бы говорить о присущем авангарду фундаментализме будущего, а не о вере в прогресс, которая ему так часто приписывается. Как раз в прогресс авангард не верил, ведь прогресс означает историческую трансформацию, изменение, смену стилей и художественных методов во времени. Вместо этого авангард пытался выявить минимум того, что отличало к тому времени искусство как искусство. В будущем искусство должно было придерживаться этого минимума: программатика авангарда состоит именно в попытке свести к нулю прогресс искусства путем редукции его исторически изменчивых форм. Авангард стремился к нулевой степени искусства, чтобы сделать искусство как институцию неподвластным историческому изменению и тем самым устойчивым в будущем».
Борис Гройс. Под подозрением