Чудо Чернобыльское
Знаете, дорогие читатели, на фоне вялотекущей всемирной радиофобной истерии по поводу Японии мне захотелось рассказать вам одну историю.
В свое время мне довелось поработать на Чернобыльской АЭС. Ничего особенного - работа как работа, и чернобыльская экзотика (промплощадка и оборудование станции, ОУ, Зона, Рыжий лес с дотом, недостроенные растащенные энергоблоки, двухметровые сомы под мостом в пруду-охладителе и лоси, сующие морду в окно кабинета во время производственного совещания, лошади Пржевальского и кабаны, идущие стаей по своим делам мимо охреневшего от страха меня, запустенье Лелёва, отвалы, Буряковка, Припять, Чернобыль-2, дозиметры и санпропускники, прочая ядрёная хрень) мне за пару лет приелась и стала бытовой рутиной.
Но однажды, через пять лет после первого своего приезда в Зону, я столкнулся с явлением, которое меня не только немало удивило, но и в значительной мере перевернуло мое отношение к атому, радиации, прошлому и будущему Зоны и, надеюсь, моей страны.
Осенью 2004 года по дороге с работы домой мой сотрудник Олег попросил водителя нашей развозки заехать в г.Чернобыль - ему нужно было встретиться с товарищем и что-то ему передать. Чернобыль находится немного в стороне от автодороги ЧАЭС-Славутич, но мы, утомленные трудами и жаждой, поддержали просьбу: в Чернобыле ведь есть магазины, а в магазинах - водка, пиво и колбаса с горчицей, а дорога до Славутича, с учетом двух КПП и двух таможенных постов на границе с Белоруссией, занимает, как минимум, полтора часа (когда-то подсчитали: в этой проклятой развозке на работу и с работы за год мы проезжали примерно 43000 км: вокруг Земли по экватору). В общем, заехали мы в Чернобыль.
Скинулись деньгами, высадили продовольственный десант у магазина, кто-то остался под магазином курить, а я решил не вставать с насиженного места в микроавтобусе и проехался с развозкой к товарищу Олега. Минут 10 мы пробирались по каким-то забытым улицам брошенного города. Впечатление от этих чернобыльских задворков - гнетущее: брошенные дома, выбитые стекла, бурьян в человеческий рост, запустенье. Спустились на Подол - нижнюю прибрежную часть города, рядом с кладбищем кораблей в заливе Припяти. Остановились у какого-то дома, очень сильно отличавшегося от остальных: там был довольно сносный забор, да и сам дом оставлял впечатление обжитого и ухоженного. Олег вышел из автобуса и вошел через калитку во двор. И мне стало любопытно: а кто же тут живет-то? Вахтовики-работники Зоны Отчуждения и разных орудующих на ЧАЭС организаций живут в общежитиях в центральной части города, а в заброшенные окраинные хаты никто особо и не ходит - кому надо лишний раз лезть в это говно? Потом же на пункте радиационного контроля марганцовкой не отмоешься. А тут - жилой дом, хозяйство, куры бродят и кот куда-то в кусты шмыганул. В общем, я вышел из автобуса и направился вслед за Олегом.
Двор как двор - обычный украинский небогатый сельский двор: хата, веревки с развешанным бельем, куры, цыплята, таз с водой на земле и разбросанные на подворье самые разнее обычные предметы. Я сначала не обратил на них внимания, и просто стоял у калитки, рассматривая хату. Из хаты вышла какая-то женщина с кастрюлей в руках, приветливо мне улыбнулась, поздоровалась. Предложила зайти в дом, но я за минуту до того закурил сигарету и сказал, что зайду, когда докурю. Женщина улыбнулась, вылила помои из ведра под забор и снова вернулась в дом. Я докурил и начал искать глазами урну или мусорное ведро, не нашел и решил выбросить окурок за забор на дорогу. Обернулся к забору и оторопел: рядом с забором стояла маленькая девочка лет 5-6. Худенькая, в простом платьице, с какой-то игрушкой в руках. Она молча стояла и настороженно смотрела на меня.
Увидеть в Чернобыле ребенка - это.., ну как встретить Клинта Иствуда в воронежском супермаркете: возможно, но невероятно. Я секунд 10 смотрел на девочку, потом мне стало неловко от ее страха передо мной и я поспешил в дом.
В доме приветливые хозяева Лида и Миша предложили мне воды, мы перекинулись с ними несколькими ничего не значащими фразами и так как Олег уже порешал все свои дела с Мишей, мы направились к автобусу. По дороге обратно к магазину у меня был явно озадаченный вид, и потому Олег вкратце рассказал мне историю этой девочки. Так как уже прошло 6 лет, и я не помню дословно тот разговор, я ниже приведу историю девочки Маши со слов писавших о ней журналистов.
Ее объявили опухолью, а она оказалась Марией, единственным ребенком, рожденным в Чернобыле после ядерной катастрофы. На нее устраивали облавы, ее выбрасывали на мороз, закрывали в нетопленой хате, заматывали в грязные мешки. Жизнь Марии, официально несуществующей, не стоит ломаной гривны. Она должна была родиться мутантом, уродцем, она могла подтвердить: Чернобыль опасен для жизни. Но Мария оказалась здоровой, голубоглазой, белокурой и розовощекой, как херувим с конфетной коробки. Власти ее не признали. Людям она дала надежду: Чернобыль возродится и пустит домой своих прежних жителей. По ссылке - подробная статья. Вот еще одна.
Вот такой была девочка Маша в 2005 году.
Когда я весной 2008 года рассказал об этой истории на одном блоге, многие заинтересовались судьбой Маши. А одна замечательная пользовательница блога даже предложила организовать для девочки отдых летом в Крыму в ее доме с ее сыном и внучкой - все ж лучше для ребенка, чем беспросветная жизнь в покинутом городе, где нет и не будет других детей. Я тогда созвонился с Олегом, рассказал о таком предложении, но Олег ответил, что Маша уже живет в Киеве у старшего сына Михаила, ходит в школу, у девочки есть друзья и все у нее более-менее хорошо.
Когда я писал этот рассказ для вас, я решил найти дополнительную информацию о Марии Чернобыльской. И нашел следующее:
Сегодня Мария учится в 4 классе средней школы города Иванкова - райцентра, что в 25 км от зоны. Девочка живет с няней на съемной квартире, за которую мама платит по 800 грн в месяц из скромной зарплаты чернобыльской посудомойщицы. Зимой в доме Лиды и Марии случился пожар, теперь приходится перекантовываться в общежитии. Именно туда четвероклассница Мария возвращается каждые выходные.
Десятилетняя девочка выглядит отлично, носит стильные «позолоченные» кроссовки и красивую сумку с логотипом BMW. Она учит английский, ходит в художественный кружок и выставляет свои работы из бисера на выставках. О своем чернобыльском происхождении говорить стесняется и отказывается. Ее мечта - выбраться из мертвой зоны и прописаться в обитаемой.
И вот какая она стала:
Вот, рассказал вам эту историю из жизни. Может, о ней уже многие слышали. Возможно - для кого-то она будет интересной. Для меня это - своеобразный символ. Символ того, что простая, обыденная жизнь, со своими мелкими и большими бытовыми проблемами, безработицей и стараниями выжить, ухаживаниями за одинокой женщиной и отношениями между людьми, беременностями и ложными диагнозами, бюрократической волокитой и административным давлением государства на маленьких людей, рыбалкой (любимое занятие Миши) и работой в Зоне Отчуждения - все эти маленькие события, из которых соткана наша жизнь, в конце концов, как росток, способны пробиться через бетон экологической беды. Пробилась Мария. Живет, радуется жизни, печалится из-за бытовой неустроенности, но живет. Пробьются и японцы у себя на островах. Да и мы все прорвемся!
В свое время мне довелось поработать на Чернобыльской АЭС. Ничего особенного - работа как работа, и чернобыльская экзотика (промплощадка и оборудование станции, ОУ, Зона, Рыжий лес с дотом, недостроенные растащенные энергоблоки, двухметровые сомы под мостом в пруду-охладителе и лоси, сующие морду в окно кабинета во время производственного совещания, лошади Пржевальского и кабаны, идущие стаей по своим делам мимо охреневшего от страха меня, запустенье Лелёва, отвалы, Буряковка, Припять, Чернобыль-2, дозиметры и санпропускники, прочая ядрёная хрень) мне за пару лет приелась и стала бытовой рутиной.
Но однажды, через пять лет после первого своего приезда в Зону, я столкнулся с явлением, которое меня не только немало удивило, но и в значительной мере перевернуло мое отношение к атому, радиации, прошлому и будущему Зоны и, надеюсь, моей страны.
Осенью 2004 года по дороге с работы домой мой сотрудник Олег попросил водителя нашей развозки заехать в г.Чернобыль - ему нужно было встретиться с товарищем и что-то ему передать. Чернобыль находится немного в стороне от автодороги ЧАЭС-Славутич, но мы, утомленные трудами и жаждой, поддержали просьбу: в Чернобыле ведь есть магазины, а в магазинах - водка, пиво и колбаса с горчицей, а дорога до Славутича, с учетом двух КПП и двух таможенных постов на границе с Белоруссией, занимает, как минимум, полтора часа (когда-то подсчитали: в этой проклятой развозке на работу и с работы за год мы проезжали примерно 43000 км: вокруг Земли по экватору). В общем, заехали мы в Чернобыль.
Скинулись деньгами, высадили продовольственный десант у магазина, кто-то остался под магазином курить, а я решил не вставать с насиженного места в микроавтобусе и проехался с развозкой к товарищу Олега. Минут 10 мы пробирались по каким-то забытым улицам брошенного города. Впечатление от этих чернобыльских задворков - гнетущее: брошенные дома, выбитые стекла, бурьян в человеческий рост, запустенье. Спустились на Подол - нижнюю прибрежную часть города, рядом с кладбищем кораблей в заливе Припяти. Остановились у какого-то дома, очень сильно отличавшегося от остальных: там был довольно сносный забор, да и сам дом оставлял впечатление обжитого и ухоженного. Олег вышел из автобуса и вошел через калитку во двор. И мне стало любопытно: а кто же тут живет-то? Вахтовики-работники Зоны Отчуждения и разных орудующих на ЧАЭС организаций живут в общежитиях в центральной части города, а в заброшенные окраинные хаты никто особо и не ходит - кому надо лишний раз лезть в это говно? Потом же на пункте радиационного контроля марганцовкой не отмоешься. А тут - жилой дом, хозяйство, куры бродят и кот куда-то в кусты шмыганул. В общем, я вышел из автобуса и направился вслед за Олегом.
Двор как двор - обычный украинский небогатый сельский двор: хата, веревки с развешанным бельем, куры, цыплята, таз с водой на земле и разбросанные на подворье самые разнее обычные предметы. Я сначала не обратил на них внимания, и просто стоял у калитки, рассматривая хату. Из хаты вышла какая-то женщина с кастрюлей в руках, приветливо мне улыбнулась, поздоровалась. Предложила зайти в дом, но я за минуту до того закурил сигарету и сказал, что зайду, когда докурю. Женщина улыбнулась, вылила помои из ведра под забор и снова вернулась в дом. Я докурил и начал искать глазами урну или мусорное ведро, не нашел и решил выбросить окурок за забор на дорогу. Обернулся к забору и оторопел: рядом с забором стояла маленькая девочка лет 5-6. Худенькая, в простом платьице, с какой-то игрушкой в руках. Она молча стояла и настороженно смотрела на меня.
Увидеть в Чернобыле ребенка - это.., ну как встретить Клинта Иствуда в воронежском супермаркете: возможно, но невероятно. Я секунд 10 смотрел на девочку, потом мне стало неловко от ее страха передо мной и я поспешил в дом.
В доме приветливые хозяева Лида и Миша предложили мне воды, мы перекинулись с ними несколькими ничего не значащими фразами и так как Олег уже порешал все свои дела с Мишей, мы направились к автобусу. По дороге обратно к магазину у меня был явно озадаченный вид, и потому Олег вкратце рассказал мне историю этой девочки. Так как уже прошло 6 лет, и я не помню дословно тот разговор, я ниже приведу историю девочки Маши со слов писавших о ней журналистов.
Ее объявили опухолью, а она оказалась Марией, единственным ребенком, рожденным в Чернобыле после ядерной катастрофы. На нее устраивали облавы, ее выбрасывали на мороз, закрывали в нетопленой хате, заматывали в грязные мешки. Жизнь Марии, официально несуществующей, не стоит ломаной гривны. Она должна была родиться мутантом, уродцем, она могла подтвердить: Чернобыль опасен для жизни. Но Мария оказалась здоровой, голубоглазой, белокурой и розовощекой, как херувим с конфетной коробки. Власти ее не признали. Людям она дала надежду: Чернобыль возродится и пустит домой своих прежних жителей. По ссылке - подробная статья. Вот еще одна.
Вот такой была девочка Маша в 2005 году.
Когда я весной 2008 года рассказал об этой истории на одном блоге, многие заинтересовались судьбой Маши. А одна замечательная пользовательница блога даже предложила организовать для девочки отдых летом в Крыму в ее доме с ее сыном и внучкой - все ж лучше для ребенка, чем беспросветная жизнь в покинутом городе, где нет и не будет других детей. Я тогда созвонился с Олегом, рассказал о таком предложении, но Олег ответил, что Маша уже живет в Киеве у старшего сына Михаила, ходит в школу, у девочки есть друзья и все у нее более-менее хорошо.
Когда я писал этот рассказ для вас, я решил найти дополнительную информацию о Марии Чернобыльской. И нашел следующее:
Сегодня Мария учится в 4 классе средней школы города Иванкова - райцентра, что в 25 км от зоны. Девочка живет с няней на съемной квартире, за которую мама платит по 800 грн в месяц из скромной зарплаты чернобыльской посудомойщицы. Зимой в доме Лиды и Марии случился пожар, теперь приходится перекантовываться в общежитии. Именно туда четвероклассница Мария возвращается каждые выходные.
Десятилетняя девочка выглядит отлично, носит стильные «позолоченные» кроссовки и красивую сумку с логотипом BMW. Она учит английский, ходит в художественный кружок и выставляет свои работы из бисера на выставках. О своем чернобыльском происхождении говорить стесняется и отказывается. Ее мечта - выбраться из мертвой зоны и прописаться в обитаемой.
И вот какая она стала:
Вот, рассказал вам эту историю из жизни. Может, о ней уже многие слышали. Возможно - для кого-то она будет интересной. Для меня это - своеобразный символ. Символ того, что простая, обыденная жизнь, со своими мелкими и большими бытовыми проблемами, безработицей и стараниями выжить, ухаживаниями за одинокой женщиной и отношениями между людьми, беременностями и ложными диагнозами, бюрократической волокитой и административным давлением государства на маленьких людей, рыбалкой (любимое занятие Миши) и работой в Зоне Отчуждения - все эти маленькие события, из которых соткана наша жизнь, в конце концов, как росток, способны пробиться через бетон экологической беды. Пробилась Мария. Живет, радуется жизни, печалится из-за бытовой неустроенности, но живет. Пробьются и японцы у себя на островах. Да и мы все прорвемся!