Новый спектакль С.Кургиняна. Театр по-прежнему кафедра?
Современная карета в виде скоростного поезда унесла меня в Москву, на предпремьерный показ спектакля «Жду любви» в театре С.Е.Кургиняна. Обидно, что живя в «культурной столице» - Петербурге - в театр я вынуждена ездить в Москву. Парадокс! Сколько сегодня театров и театральных студий в Северной Венеции? Можно ли их всех сосчитать? А вот поди ж ты! По факту театров мало. Есть суррогаты, что означает «пшик», пузырь, копирование формы при отсутствии содержания. «Неужели так всё плохо в театральной сфере? - может изумиться читатель. - Ведь никуда не улетучились, не закрылись, стоят на месте Александринка, БДТ, театр им. Комиссаржевской и Ленсовета и пр.» Да, здания стоят. Но театр - это, прежде всего, коллектив. А вот театральных коллективов, самобытных, интересных, взыскующих сложности - мало. (Здесь я сознательно заставила себя написать оптимистическое «мало» вместо пессимистического «нет».) Зато сколько угодно театров, нацеленных на звон монет. Или, что хуже, на лидерство любой ценой - ценой эпатажа, ценой дурновкусия, ценой снятия всех табу.
Итак, воздав должное нашим петербургским театрам и театрикам, я перехожу к главному.
В четверг я посмотрела предпремьерный показ спектакля «Жду любви» в московском театре «На досках». Предварительная информация о том, что спектакль поставлен по рассказам Шукшина, меня заинтересовала и заинтриговала. Василий Шукшин не входит в обойму модных писателей. Наоборот, его считают старомодным и почившим в бозе вместе со своим временем. Ах, как заблуждаются такие знатоки-театралы! Ведь Василий Шукшин - наш русский писатель-экзистенциалист, писатель, всё творчество которого посвящено вопросу о смысле жизни. (Как актуален сегодня этот вопрос!) Четыре коротеньких рассказа С.Кургинян превратил в полуторачасовую постановку. Во время которой мы можем узнать себя в героях спектакля, и тогда нас будет жечь стыд и боль этого узнавания. Наверное, такова была цель режиссера: чтобы мы разглядели в себе и захотели исправить мерзкий «нарост» жизни. Помните, у Гёте Фауст говорит: «С твоей души спадет нарост». Тему подобных наростов в передаче «Школа сути-21.1» комментирует и С.Кургинян:
«А в последнее двадцатилетие стали такие наросты на этой душе, что уже неизвестно где душа, а где нарост. И каждый чувствует по себе, что душа его есть, но вот-вот сейчас ее съест нарост.<…> Иногда считается, что наросты как бы глушат боль, и что их специально создают для того, чтобы боли не было. Но это не подлинная жизнь. Жизнь с душой, на которой есть нарост, - она не подлинная. Люди, которые идут вот в то, чем мы занимаемся, они понимают, что лучше пять минут без нароста, чем сто двадцать лет с наростом. А другие в это не идут. Как говорилось у очень не любимых мною Стругацких: «Взрослые солидные люди в группу свободного поиска не пойдут, у них свои взрослые солидные дела». Взрослые, солидные дела как раз и возникают тогда, когда есть нарост».
В ожидании спектакля театральное фойе гудело словно улей. Любопытно наблюдать за оживленными, нетерпеливо ждущими начала действа зрителями. Много молодых лиц. Шум нарастает. Это уже не гул пчелиного роя, это многоголосый шум. «Запаздывают», - сетует молодой голос слева. И как бы в ответ ему раздаются слова С.Кургиняна. Он говорит короткую вступительную речь перед началом спектакля. Оказывается, новая постановка - это новое, переосмысленное повторение самого первого спектакля из репертуара театра. С него началась жизнь театра «На досках». Василий Шукшин, по мнению Кургиняна, это русский Сартр. Писатель, непонятый современниками. Скоро 30-летие театра «На досках», поэтому режиссер попытался, наконец, «свести счеты» с первенцем, заново его переосмыслить.
Вот что писали о спектакле «Жду любви» в феврале 1989 года:
Название этого спектакля точно выражает его тему, потому что он не только о силе любви, но и о великой силе ожидания. Это спектакль открытых и сильных эмоций, ярких характеров, со множеством остро подмеченных подробностей. Он весь омыт стихией народной песни и сказки, где даже эпизодические лица настолько узнаваемы и жизненно убедительны, что, кажется, мы ещё вчера или сегодня встречали их. Это чистый спектакль, чистый особой шукшинской чистотой, в которой всегда соединялось смешное и горькое…
Итак, четыре не самых известных шукшинских рассказа: «Думы», «Хахаль». «Три грации», «Хмырь». Что объединяет их героев? Колхозного председателя, задумавшегося на склоне о природе любви…Сельского механизатора, случайно оказавшегося в женском общежитии в областном центре…Поселковых сплетниц…Провинциального «Дон-Жуана»…
Для театра главное - многомерность прозы Шукшина, ее философское измерение, ее фольклорные корни. Как в творчестве этого писателя, которого, случалось, не особенно задумываясь, относили то к «деревенщикам», а то и вовсе к «юмористам», переплетаются сказ и быт, философия фольклора, народного сказания и общественная психология. Поставленный несколько лет назад «с прицелом» в основном на гастроли, на зрителя, легче «читающего» внешний событийный ряд и не привыкшего к сложным социально-психологическим обобщениям, «Жду любви» вдруг неожиданно приобрел популярность и среди московской публики. Думается, что «расширение» адреса спектакля объясняется тем, что в последние годы все больше людей независимо от их социально-профессиональной принадлежности, задаются всё тем же главным для Шукшина вопросом - «Что с нами происходит?».
Моя рука дрожит, нажимая на клавиши клавиатуры, мысли в голове роятся, как пчелиный рой. Роятся и гудят. Почти так же, как в день показа спектакля «Жду любви». В таком состоянии, наверное, неправильно писать свои впечатления о постановке. Но, боже мой, как хочется побыстрее поделится «с миром» и как страшно забыть самые первые (а ведь именно они самые верные, интуитивные) впечатления о просмотренном. Могу сказать уверено: спектакль состоялся. И он прекрасен! До отказа набитый зал, затаенно остановивший своё дыхание на полтора часа, - тому доказательство.
Странно, но я почти всю постановку проплакала и просмеялась. Я не могла найти объяснение лившимся из глаз слезам. А ведь на сцене не было никаких сверхэмоциональных событий, выжимающих слезу жалости и сострадания. Жалостливых сцен не было, а слезы лились из моих глаз почти непрерывно. Почему? Эти слезы меня удивляли. Во время спектакля я злилась на себя за этот «мокрый поток». И только сейчас, вернувшись из Москвы домой, проведя полубессонную ночь в вагоне, я нашла ответ мучившему меня вопросу. Ответ лежал на поверхности. На сцене я увидела СЕБЯ. Почти во всех героях спектакля я увидела себя. Что с нами происходит? Как мы дошли до жизни такой? Особенно резанул по душе момент ночного разговора председателя колхоза со своей женой. «Боишься ли ты смерти?» - спрашивает герой свою жену. Он - не боится. И я вместе с ним. А почему он такой «смелый»? Не потому ли, что он уже мертв и именно поэтому смерть ему не страшна? Я ответила вместе с героем «не боюсь». Значит, я тоже мертва? Как же так? Не могу с этим согласиться. Протестую, слезы льются. Кому же хочется считать себя живым мертвецом?…
Как выбраться из паутины, в которую Паучиха-Смерть собирает свои жертвы? Это ещё предстоит осмыслить, это ещё надо «переварить», переспать с этим вопросом не одну ночь. Шукшин, по рассказам которого поставлен спектакль, это писатель-экзистенциалист, «наш русский Сартр», как выразился режиссер С.Кургинян. То есть писатель поднимает вопросы смысла жизни. Но это общее теоретическое заявление. А вот когда вас лично непосредственно «прибьет» к земле реплика шукшинских героев, когда вы сами окажетесь в экзистенциональных одеждах, то впору закричать: «Мама родная, как же я дошла до жизни такой!» Как дождаться, пока «ожоги льдов и солнц отвесных пламя» в виде действия спектакля «не вытравят следов волшебницыных уст» Паучихи-Смерти?
Уверена, что любому зрителю найдется, что примерить на себя и что переосмыслить. Очень уж контекст шукшинских рассказов легко ложится на современную жизнь.
Что можно сказать напоследок? Завидую я себе. Матрица моей жизни пополнилась новой ячейкой. Я обогатилась новым опытом, у меня возник повод для новых размышлений. Я стала немного другой, изменилась. И кто знает, может быть, именно этого изменения не хватало для главного, мощного рывка в моей жизни.