Так получается, что в начале осени я всегда хожу в театр. Обязательно. После расслабляющего летнего «безделья» требуется встряска. Такую встряску мне дает в том числе хороший театр. Несмотря на регресс в театральной сфере, ещё можно найти театр, который тебя не толкал бы в пропасть, а заставлял тянуться к высоким материям. Эта осень не стала исключением. Удалось сходить на спектакль «Изнь» в
московский театр «На досках» и в питерский Мариинский театр на оперу «Фауст».
Из жизни ушла традиция ездить на знаковые, прорывные постановки - даже в другой город. А я вспоминаю, что в моем детстве и юности родители, да и я с классом постоянно ездили по городам страны-великана СССР, не обходя стороной театры. Поехать на спектакль в другой город считалось нормой. И наоборот, не посещать театры было стыдно. Теперь другие времена. Сейчас, когда я говорю, что еду на спектакль в Москву (из Петербурга), на меня многие смотрят недоверчиво и подозрительно. Считается, что поездка на спектакль в Москву - только для «богатых». А нам, живущим от получки до получки, подобные изыски не к лицу. И ладно бы об этом говорили малообразованные, замученные жизнью старушки на лавочке во дворе. Совсем нет! Об этом говорят вполне интеллигентные люди. Видно, травма бедностью (а на самом деле травма
метафизического падения) нанесла очень глубокие повреждения в их сознании.
Я считаю, что вопрос лишь в выборе приоритета. Если ты чего-то по-настоящему хочешь, то отыщешь средства это заполучить. «Хлеба и зрелищ!» кричали в Древнем императорском Риме. Такие же возгласы раздаются и сейчас. Только хлеб заменили условные «100 сортов сыра» в соседнем супермаркете, а зрелища - развлекательные телешоу на собственном диване. Правда жизни состоит в том, что хочется нашим людям ничтожно малого. Хочется жить на барской помойке, ругая барина за качество отходов. Не тянет в духовные «леса и поля» за свежей пищей. Почему так происходит - разговор непростой и долгий. Но факт присутствует. Мещанскому большинству хочется того, что вбивается в мозги ежедневной рекламой, телепрограммами и завистью к достатку соседа. А тяга к сложному, тяга к раздумьям - в этот список не входит.
А ведь поездка на спектакль - это вызов, твой вызов Жизни, Системе, Времени и много чему ещё. Не берешь этот барьер (низенький по факту) - как же сможешь что-то преодолеть и построить новое? Для тебя же изначально кругом препятствия. Поездка на спектакль уже есть выход из зоны комфорта. Всё незнакомо, неизвестно, пугает, настораживает. Изнеженное, окукленное, квазикомфортное состояние не способствует формированию нормального духовного иммунитета. Наоборот, оно стремительно ведет к сужению возможностей человека. Равновесие и замирание для человеческой психики смертельно. Никакого равновесия! Только вечная борьба, постоянное решение новых задач. Видите, казалось бы простая поездка в театр, а сколько за собой потянула размышлений.
А теперь о спектакле. К нему надо быть готовым. Зритель здесь особый, когерентный театральной труппе. Во всяком случае, театр очень старается придерживаться такого правила. Если ты пришел сюда за развлечением или за порцией умных слов проповедника, то ты глубоко разочаруешься. Собственно, такое разочарование наблюдала я в антракте после первого действия. В тесном (для многочисленной публики) холле я оказалась в зоне разговора негодующей дамы. Она, видно, хотела подтвердить своё право на гнев по поводу постановки, обратившись ко мне с вопросом, нравится ли мне спектакль. Ответ она слышать не хотела. Точнее, она хотела слышать ответ определенного рода: что спектакль дерьмо. Она тут же стала выдвигать мне аргументы в защиту своего мнения.
Оказывается, она 27 раз в течение первого действия зевнула (подчеркнула, что специально считала!), она не видит сюжета. «Где, где простота? - вопрошала она. - Талантливые люди обо всем говорят просто. А тут ни-че-го не понять. Да что понимать, ведь у этого действа изначально нет смысла». Напоследок она мне «пригрозила» тем, что пересчитает всех ушедших после первого действия зрителей. Наверное, я разочаровала возмущенную даму, заметив, что этот спектакль смотрю третий раз, специально приехала из Петербурга. Дама смотрела с явным недоверием и продолжала дергать меня за рукав в надежде что-то понять. Ведь она заметила и переполненный зал (сидели даже в проходах на лестнице!), и сосредоточенное внимание зала, боявшегося лишний раз вздохнуть и выдохнуть. Эти факты шли вразрез с ее мнением о спектакле. И она пыталась с помощью обвинения в адрес режиссера решить свою дилемму.
«Я профессиональный театральный режиссер, - била себя в грудь дама. - И заявляю, что это не спектакль». «Где-то я уже это слышала», - улыбнулась я. История, сделав круг, вернулась на исходные позиции. Практически те же слова в адрес того же режиссера уже говорила другой театральный критик три десятка лет назад.
А у спектакля действительно нет сюжета. Как нет начала и конца. Перед спектаклем режиссер Кургинян беседует со зрителями. Заходя в зал, мы видим уже кого-то на сцене, живущего своей жизнью. И уходим после спектакля, но действие переносится со сцены в холл-гостиную и идет уже не между актерами, а между зрителями и режиссером. Зрители покидают это интереснейшее обсуждение в хаотическом порядке: кому-то надо успеть на электричку, кому-то на метро, кому-то на поезд. Невозможно застать конец, обсуждение не заканчивается с уходом последнего зрителя. Потому что каждый продолжает свой внутренний разговор. Я свой монолог веду до сих пор. Нет-нет да и вспомню момент спектакля. Спектакль ненавязчиво продолжает со мной разговаривать. А значит, я должна снова туда вернуться, ещё раз вместе с персонажами прожить ужасное, отвратительное метафизическое падение страны: унизиться, взойти на голгофу, устыдиться, воспарить, обрести надежду, в итоге стать немного другим человеком. Которому всё по плечу, для которого нет невозможного.
Сергей Ервандович Кургинян, режиссер театра «На досках», называет свои постановки мистериями. Мне не сразу стал очевиден смысл такого поименования театральных спектаклей. Я предполагала, что название «мистерия» спектакли носят в силу их необычности, в силу их глубокого влияния на зрителя, который в ходе спектакля вместе с актерами переживает, соучаствует в постановке, ищет и включает в своей душе неведомые ему ранее «кнопки» жизни. Уходят со спектакля уже другие люди, они здесь «отмываются» от мерзких наростов действительности, от гноя реальности. Это своеобразная «баня» в процессе осознания себя человеком.
Совсем недавно я обнаружила и другую составляющую мистериального театра. А именно отбор зрителей. Пусть этот отбор совсем не похож на отбор участников древних мистерий. Но он есть. Не хочется говорить про «избранных», это слово содержит в данном случае отрицательную коннотацию, но нельзя оспорить тот факт, что билеты в театр «На досках» нельзя купить в театральной билетной кассе. Нельзя! В театр можно попасть, только зная о его существовании. Таким способом отметаются «прохожие с улицы», на спектакль идут подготовленные зрители, готовые к мистериальному представлению. Степень этой готовности, конечно же, у всех разная. Но она присутствует.
Мистерия окружена тайной. Мистерия в переводе с греческого языка - таинство, тайное священнодействие. Зрителей, пришедших на спектакль к Кургиняну, никто не обязывает хранить тайну о происходящем. Как, например, в элевсинских мистериях. Но и без такого обязательства зрители немного могут поведать другим. Слишком насыщенна символами, смыслами, аллегориями вся канва спектакля. Нельзя рассказать его сюжет. Потому что сюжета нет. Какой сюжет у симфонии Бетховена? Какой сюжет на картинах Малевича? Какой сюжет у духОв? А ведь все они являются мощнейшими генераторами воздействующих импульсов. Каждый человек сам конструирует свой сюжет, свою череду впечатлений, эмоций, переживаний. У каждого свой отклик на произведение искусства.
Про блаженство и просветление, сопутствующие элевсинским или абидосским мистериям, мы более-менее наслышаны. Но и спектакли Кургиняна воздействуют неким подобным образом, театр покидает уже другой человек. Человек, запустивший в себе программу очищения и преобразования. А для нормальной работы такой программы нужно периодически ее регулировать, подстраивать. А значит, вновь и вновь возвращаться в этот театр. За моими плечами три просмотра спектакля «Изнь», будет и четвертый, пятый… Каждый раз - это новое представление, новое понимание и новые открытия.
А я снова иду в театр. Точнее, еду. На
спектакль «Бой». И вечный бой, покой нам только снится...
Верхняя иллюстрация:
Мэри Кэссет(1844-1926) В театральной ложе Музей искусств Филадельфии ок.1879 65 x 81 см