Октябрьская революция в Москве глазами участника
Воспоминания красногвардейца Е.П. Сизова
Во время свержения царя у нас на Трёхгорной м-ре было хорошее настроение. Митинги устраивали на кухне. Какую-то старуху с цветочками к нам привозили. С автомобиля прямо в кресло пересадили. Седая. Брешко-Брешковской, кажется, называли. Я её не слушал и внимания не обращал. Мы ещё смеялись: я сказал, что какую-то богадельню к нам привезли, молодых хватит; боголюбская богородица какая-то!
Незадолго до Октябрьской революции я записался в отряд Волкова. Он собирал молодёжь, чтобы разоружать юнкеров. После этого прошёл я на фабрику. Иду. Сидят Волков, Меркулов. Спрашиваю: «Ну как, меня записали? Когда же выступать?».
Числа 25 октября мы на автомобиле-полугрузовике поехали к ходынским казармам: Юшка-матрос, Пышкин Андрюшка, Шмелёв Васька, Мороз Гаврюшка; этот - старый солдат, но очень пронырливый, бил без промаха, как где ни приложится - ваших нет; был Щиграш и я. По пути наш автомобиль был освещён. Едем. Вдруг с бегов из пулемёта юнкера на нас целить стали. Мы заволновались. Хотели бежать в дом; пуля не попадёт, стена кирпичная, не пробьёт. Мороз Гаврюшка нас удержал. Приехали. Прямо в казармы влетели. Нам нужно было вручить пакет. Стояла там I запасная артиллерийская бригада. Пока разыскивали, кому вручить пакет, спрашивали солдат: «Как тут у вас насчёт винтовок?» - Они говорят: «Чего винтовок? Вот берите пушки, берите лошадей, всё, что хочешь. Нам скорей домой нужно, скорее домой поехать». Но кое-кто из солдат решил поехать с нами на фабрику. Винтовки мы привезли. Каждый на ночь получил себе винтовку и по нескольку штук патронов. У меня был ещё наган. Я его снял там в батарее.
Когда я пришёл домой, то мать начала меня ругать: «Что тебе больше всех нужно?». И рабочие, которые в одной квартире с нами жили, тоже давай ругать: «Дурак, - говорят, - жизнь тебе, что ли, надоела; изо всех форточек пули летят». Я сказал, что это дело будет наше.
Утром за мной зашли Гаврюшка и Вильгельм (кличка). Малый был такой отчаянный, боевой, никогда ни над чем не задумывался.
Утром мы пришли в штаб. Волков и Малинин говорят нам: «Вы, огольцы, наверно, для мебели себе винтовки-то взяли? Надо на посты становиться, что-нибудь делать».
Мы пошли на Кудринку. Решили войти во 2-й Пресненский район (б. участок); там тоже был своего рода штаб. Смотрим - стоит очередь на запись на посты. 2-й Пресненский район уже два дня до нас, до 1-го Пресненского, участвовал в перестрелке, а мы все ещё ждали какой-то бумажки, когда выступать.
Мороз Гаврюшка и говорит: «Пойдёмте во 2-й Пресненский, там, наверное, не ждут бумажек». Записались. Тут же сделали разбивку, кто куда.
Мы четверо - Гаврюшка, Мороз, третьего не помню и я - пошли на Никитскую. Тут вечером завязался бой на Тверской. Один товарищ, фамилии не помню, говорит: «Потихоньку, снимайтесь и идите на Поварскую». Тут же вечером влетели кое-какие ребята. Говорили, что юнкера в тыл к нам зашли. А мы и не знали, что это такое. Мы знали, что они с чердаков лупят по нас. Потом говорят: «Броневик идёт». Я и понятия не имел, что это такое - броневик. Тут крикнули: «Ложись!». Я испугался. Сильно он (броневик) лупил по нас, ещё пулемёт с колокольни на никитской церкви чертил по нас. В Шелопутьевской стояла наша батарея. Привезли пушку на Кудринку. Пушка (трёхдюймовая) била по Поварской, по Никитской и по Арбату. Там, на Арбате, юнкерская школа была.
С вечера, как стемнело, опять пошли на посты. Простояли мы часов до двух. Привезли юнкеров. Помню, спрашиваем их: «Небось из рабочих или крестьян?». Они нам отвечали, что они тут не при чём: служба. Тут из штаба говорят нам: «Довольно с юнкерами, нужно дело делать». И мы с Гаврюшкой отправились на посты по Никитской к Страстному бульвару.
Гаврюшка говорит: «Давай пойдём во 2-й Пресненский». Я ещё сказал: «Ты, Гаврюшка, больше понимаешь, а я ни черта. Может, и будет в самом деле бой, тогда нам не пробраться». Пришли во 2-й Пресненский. Здесь нам встретился Тетюля Васька, Мишка Медведь, Киселёв Ванюшка, - все из складальни. Спрашивают: «Вы откуда, братки?». Рассказываем, что батарею встретили. А они говорят: «И у нас здесь батарея, можно сказать, что мы её сюда притащили. Привезли из 1-го Пресненского».
Вечером узнали, что юнкера в Кремле прижали 55-й и 56-й полки, что над этими полками они зверски измываются. Был слух, что они, солдаты, перешли на сторону большевиков и за это офицеры и юнкера над ними измываются. А хороших людей, наверно, уже всех уничтожили. Здесь нам ребята сказали несколько слов, чтобы освободить от юнкеров эти полки. «Вот, - сказал Волков, - с Сухаревки идёт Сирота (командир дружины) на Кремль, они заняли банк, телеграф. И нам нужно, - говорил он, - не только Поварскую, Никитскую и Новинский бульвар охранять, а нужно вот что: двинуться ближе к Кремлю. Мы почти на одном месте стоим. Что же тут особенного?».
Мы, молодёжь, несколько человек собрались, и Волков нас под руководством одного товарища двинул на Кремль. Но как только стали по нас палить, мы все к чёрту рассыпались. Несколько человек, и я в том числе, добрались до «Метрополя». Хотели добраться до Кремля. От «Метрополя» мы вернулись назад. Стоят красногвардейцы, спрашивают: «Вы откуда? Может, кадеты?». Тут говорим: «Со всех сторон: с Трёхгорки, с Тильманса, со Шмидта». «Ну, - говорят, - идите».
Пришли к себе, во 2-й Пресненский участок (участком ещё его называли: раньше здесь участок был). В этот же день был очень сильный оружейный огонь. Лупили наши, била наша батарея. Если бы мы не проплутали, то, может быть, участвовали бы в наступлении на Кремль.
На ночь нас направили на посты. Ходили по Никитской, всю исходили, на Поварскую, по Садовой до Малой Бронной, через Патриарший пруд, по Новинскому бульвару. Тут дом был - граф жил. Сейчас живут в этом доме рабочие, а раньше к нему и близко не подпускали нашего брата. В этом доме нас инструктировали: «Если увидите огонь в домах, то берите на прицел». Мы здесь ходили трое: Юрков (сын), Васька Тетюля (Пронин) и я. Около 12 час. приходит один товарищ: «Кончили. Юнкера сдаются».
Один товарищ привёз депешу и говорит: «Юнкера сдались, перемирие. Наши на совесть дня два колотили. Будь кто хочешь - сдашься. Огонь по юнкерам был чертовский».
После этого у нас один всадник только выехал, его подстрелили из форточки. Пошли мы потом по домам, по чердакам, по гардеробам лазить, юнкеров искать. Найдём юнкера, в комиссариат ведём. Походил я здесь полдня с обыском и решил с ребятами пойти посмотреть Кремль. Сговорились несколько человек. Пошли прямо в ворота против Исторического музея. Интересно было посмотреть, что было с полками. Пошли из казармы в казармы; встречались солдаты и рассказывали, что им очень плохо было; рассказывали, как измывались над ними: шелухой от картошки кормили. Мы спрашивали солдат, много ли у вас здесь было юнкеров. Говорят, что до чёрта их было.
В Кремле в это время был большой митинг. Там выступал Жаров, теперь заведующий Краснопресненским истпартом, и, мне помнится, Ярославский.
После мы двинулись к себе на Пресню. По пути заходили в дома, искали, не попадётся ли кадет или полковник. Дорогой перед обыском уговаривались: «Ребята, при обыске ничего не брать, а то самих в расход выведут». Были случаи грабежей под предлогом обысков, таких ловили и расстреливали. Мы шли и заходили в тот дом, в какой придётся. Шли под предлогом поисков таких-то.
Спустя недели полторы ребята говорят, что набирают добровольцев в I запасную батарею. Условия: 50 руб. жалованья, обмундирование и требуется из документов только один паспорт. «Поедемте», говорят ребята. Пришли. Приняли. Отдали паспорта. Пошли добровольцами: Вильгельм, я, Шурка Шведов (убили этого малого под Царицыном), Мишка Медведь (в старую армию добровольцем пошёл и здесь добровольцем. Он такой лётный был парень. Помер в 1920 г. Два ордена Красного знамени имел).
Потом пошли слухи о создании фронта. Какие-то, говорят, чехо-словаки появились, в котелках золото и серебро носят. Мы тут промеж себя поговорили и решили ехать на фронт. Здесь воевали, а что же там, не сумеем, что ли? Только бы отпустили. Ребята говорят: «Давайте напишем заявление». Командир дал разрешение, говорит: «Не возражаю, ребята. Можно: ехайте». Так именно и сказал.
Мы поехали, попали к Жлобе и дрались под его командой.
(Борьба классов. 1931. № 6-7. С. 111-114)
Во время свержения царя у нас на Трёхгорной м-ре было хорошее настроение. Митинги устраивали на кухне. Какую-то старуху с цветочками к нам привозили. С автомобиля прямо в кресло пересадили. Седая. Брешко-Брешковской, кажется, называли. Я её не слушал и внимания не обращал. Мы ещё смеялись: я сказал, что какую-то богадельню к нам привезли, молодых хватит; боголюбская богородица какая-то!
Незадолго до Октябрьской революции я записался в отряд Волкова. Он собирал молодёжь, чтобы разоружать юнкеров. После этого прошёл я на фабрику. Иду. Сидят Волков, Меркулов. Спрашиваю: «Ну как, меня записали? Когда же выступать?».
Числа 25 октября мы на автомобиле-полугрузовике поехали к ходынским казармам: Юшка-матрос, Пышкин Андрюшка, Шмелёв Васька, Мороз Гаврюшка; этот - старый солдат, но очень пронырливый, бил без промаха, как где ни приложится - ваших нет; был Щиграш и я. По пути наш автомобиль был освещён. Едем. Вдруг с бегов из пулемёта юнкера на нас целить стали. Мы заволновались. Хотели бежать в дом; пуля не попадёт, стена кирпичная, не пробьёт. Мороз Гаврюшка нас удержал. Приехали. Прямо в казармы влетели. Нам нужно было вручить пакет. Стояла там I запасная артиллерийская бригада. Пока разыскивали, кому вручить пакет, спрашивали солдат: «Как тут у вас насчёт винтовок?» - Они говорят: «Чего винтовок? Вот берите пушки, берите лошадей, всё, что хочешь. Нам скорей домой нужно, скорее домой поехать». Но кое-кто из солдат решил поехать с нами на фабрику. Винтовки мы привезли. Каждый на ночь получил себе винтовку и по нескольку штук патронов. У меня был ещё наган. Я его снял там в батарее.
Когда я пришёл домой, то мать начала меня ругать: «Что тебе больше всех нужно?». И рабочие, которые в одной квартире с нами жили, тоже давай ругать: «Дурак, - говорят, - жизнь тебе, что ли, надоела; изо всех форточек пули летят». Я сказал, что это дело будет наше.
Утром за мной зашли Гаврюшка и Вильгельм (кличка). Малый был такой отчаянный, боевой, никогда ни над чем не задумывался.
Утром мы пришли в штаб. Волков и Малинин говорят нам: «Вы, огольцы, наверно, для мебели себе винтовки-то взяли? Надо на посты становиться, что-нибудь делать».
Мы пошли на Кудринку. Решили войти во 2-й Пресненский район (б. участок); там тоже был своего рода штаб. Смотрим - стоит очередь на запись на посты. 2-й Пресненский район уже два дня до нас, до 1-го Пресненского, участвовал в перестрелке, а мы все ещё ждали какой-то бумажки, когда выступать.
Мороз Гаврюшка и говорит: «Пойдёмте во 2-й Пресненский, там, наверное, не ждут бумажек». Записались. Тут же сделали разбивку, кто куда.
Мы четверо - Гаврюшка, Мороз, третьего не помню и я - пошли на Никитскую. Тут вечером завязался бой на Тверской. Один товарищ, фамилии не помню, говорит: «Потихоньку, снимайтесь и идите на Поварскую». Тут же вечером влетели кое-какие ребята. Говорили, что юнкера в тыл к нам зашли. А мы и не знали, что это такое. Мы знали, что они с чердаков лупят по нас. Потом говорят: «Броневик идёт». Я и понятия не имел, что это такое - броневик. Тут крикнули: «Ложись!». Я испугался. Сильно он (броневик) лупил по нас, ещё пулемёт с колокольни на никитской церкви чертил по нас. В Шелопутьевской стояла наша батарея. Привезли пушку на Кудринку. Пушка (трёхдюймовая) била по Поварской, по Никитской и по Арбату. Там, на Арбате, юнкерская школа была.
С вечера, как стемнело, опять пошли на посты. Простояли мы часов до двух. Привезли юнкеров. Помню, спрашиваем их: «Небось из рабочих или крестьян?». Они нам отвечали, что они тут не при чём: служба. Тут из штаба говорят нам: «Довольно с юнкерами, нужно дело делать». И мы с Гаврюшкой отправились на посты по Никитской к Страстному бульвару.
Гаврюшка говорит: «Давай пойдём во 2-й Пресненский». Я ещё сказал: «Ты, Гаврюшка, больше понимаешь, а я ни черта. Может, и будет в самом деле бой, тогда нам не пробраться». Пришли во 2-й Пресненский. Здесь нам встретился Тетюля Васька, Мишка Медведь, Киселёв Ванюшка, - все из складальни. Спрашивают: «Вы откуда, братки?». Рассказываем, что батарею встретили. А они говорят: «И у нас здесь батарея, можно сказать, что мы её сюда притащили. Привезли из 1-го Пресненского».
Вечером узнали, что юнкера в Кремле прижали 55-й и 56-й полки, что над этими полками они зверски измываются. Был слух, что они, солдаты, перешли на сторону большевиков и за это офицеры и юнкера над ними измываются. А хороших людей, наверно, уже всех уничтожили. Здесь нам ребята сказали несколько слов, чтобы освободить от юнкеров эти полки. «Вот, - сказал Волков, - с Сухаревки идёт Сирота (командир дружины) на Кремль, они заняли банк, телеграф. И нам нужно, - говорил он, - не только Поварскую, Никитскую и Новинский бульвар охранять, а нужно вот что: двинуться ближе к Кремлю. Мы почти на одном месте стоим. Что же тут особенного?».
Мы, молодёжь, несколько человек собрались, и Волков нас под руководством одного товарища двинул на Кремль. Но как только стали по нас палить, мы все к чёрту рассыпались. Несколько человек, и я в том числе, добрались до «Метрополя». Хотели добраться до Кремля. От «Метрополя» мы вернулись назад. Стоят красногвардейцы, спрашивают: «Вы откуда? Может, кадеты?». Тут говорим: «Со всех сторон: с Трёхгорки, с Тильманса, со Шмидта». «Ну, - говорят, - идите».
Пришли к себе, во 2-й Пресненский участок (участком ещё его называли: раньше здесь участок был). В этот же день был очень сильный оружейный огонь. Лупили наши, била наша батарея. Если бы мы не проплутали, то, может быть, участвовали бы в наступлении на Кремль.
На ночь нас направили на посты. Ходили по Никитской, всю исходили, на Поварскую, по Садовой до Малой Бронной, через Патриарший пруд, по Новинскому бульвару. Тут дом был - граф жил. Сейчас живут в этом доме рабочие, а раньше к нему и близко не подпускали нашего брата. В этом доме нас инструктировали: «Если увидите огонь в домах, то берите на прицел». Мы здесь ходили трое: Юрков (сын), Васька Тетюля (Пронин) и я. Около 12 час. приходит один товарищ: «Кончили. Юнкера сдаются».
Один товарищ привёз депешу и говорит: «Юнкера сдались, перемирие. Наши на совесть дня два колотили. Будь кто хочешь - сдашься. Огонь по юнкерам был чертовский».
После этого у нас один всадник только выехал, его подстрелили из форточки. Пошли мы потом по домам, по чердакам, по гардеробам лазить, юнкеров искать. Найдём юнкера, в комиссариат ведём. Походил я здесь полдня с обыском и решил с ребятами пойти посмотреть Кремль. Сговорились несколько человек. Пошли прямо в ворота против Исторического музея. Интересно было посмотреть, что было с полками. Пошли из казармы в казармы; встречались солдаты и рассказывали, что им очень плохо было; рассказывали, как измывались над ними: шелухой от картошки кормили. Мы спрашивали солдат, много ли у вас здесь было юнкеров. Говорят, что до чёрта их было.
В Кремле в это время был большой митинг. Там выступал Жаров, теперь заведующий Краснопресненским истпартом, и, мне помнится, Ярославский.
После мы двинулись к себе на Пресню. По пути заходили в дома, искали, не попадётся ли кадет или полковник. Дорогой перед обыском уговаривались: «Ребята, при обыске ничего не брать, а то самих в расход выведут». Были случаи грабежей под предлогом обысков, таких ловили и расстреливали. Мы шли и заходили в тот дом, в какой придётся. Шли под предлогом поисков таких-то.
Спустя недели полторы ребята говорят, что набирают добровольцев в I запасную батарею. Условия: 50 руб. жалованья, обмундирование и требуется из документов только один паспорт. «Поедемте», говорят ребята. Пришли. Приняли. Отдали паспорта. Пошли добровольцами: Вильгельм, я, Шурка Шведов (убили этого малого под Царицыном), Мишка Медведь (в старую армию добровольцем пошёл и здесь добровольцем. Он такой лётный был парень. Помер в 1920 г. Два ордена Красного знамени имел).
Потом пошли слухи о создании фронта. Какие-то, говорят, чехо-словаки появились, в котелках золото и серебро носят. Мы тут промеж себя поговорили и решили ехать на фронт. Здесь воевали, а что же там, не сумеем, что ли? Только бы отпустили. Ребята говорят: «Давайте напишем заявление». Командир дал разрешение, говорит: «Не возражаю, ребята. Можно: ехайте». Так именно и сказал.
Мы поехали, попали к Жлобе и дрались под его командой.
(Борьба классов. 1931. № 6-7. С. 111-114)