Что за прелесть эта Наташа!
ЧТО ЗА ПРЕЛЕСТЬ ЭТА НАТАША!
В.С. Бушин
Был вчера на Инвалидном рынке, купил там в калашном ряду «Литературную газету» №11 за 20 марта. Пришёл домой, развернул. Ба! На трёх полосах с двумя портретами - не обойти, не объехать - беседа с Натальей Ивановой. Давненько я не встречал её. Где она? Что она? Оказывается, всё там же, в журнале «Знамя». Сколько себя помню, всегда там и была. Поди, уже лет пятьдесят. Сколько главных редакторов пересидела... Но тогда, в молодые годы, работала, конечно, рядовой сотрудницей, а вот теперь при ельцинско-путинском благовонном расцвете России она уже первый заместитель главного редактора. Первый! О-го-го! Ведь есть и второй заместитель, а может, и третий. Какую блестящую карьеру сделала. И всего-то за полвека!
Но дело не только в блестящей журнальной карьере. Редакция, уверенная, что после этого читатели так и кинутся к сей публикации, сочла нужным сообщить: Наталья Борисовна - доктор филологии, профессор кафедры теории литературы в МГУ, член Американской ассоциации содействия славяноведению, член ещё какой-то, возможно, сомалийской Литературной академии, она и автор «множества статей и эссе», а так же «множества книг, переведённых на разные языки мира», в том числе книги «Гибель богов», она и лауреат множества премий, в том числе, конечно же, премии имени Иосифа Бродского.
Да ведь и это не всё! Она к тому же разъезжает по всему свету и читает лекции о своих богах и их гибели: с Большой Садовой - в Польшу, из Польши в Японию, из Японии во Францию, из Франции в Китай, из Китая в Швейцарию, из Швейцарии в США, из США - Берег слоновой кости... И везде Иванову ждут, конечно же, аплодисменты, цветы, тосты... Как видим, Наталья Иванова - это наша Главная литературная пиковая дама (Глалипида). Я не знаю, кого можно поставить рядом с ней в северном полушарии.
Да сколько же ей годочков при такой резвости, плодовитости и прославленности? Я заглянул в интернет... О, скоро меня догонит. Это обещают и обе её фотография в газете. А почему в скобках интернет указывает ещё одну фамилию - Аронова? Оказывается, мадам Иванова была замужем за сыном известного когда-то талантливого писателя Анатолия Рыбакова, настоящая фамилия которого как раз Аронов и есть. Две фамилии. Прекрасно! С двумя удобней. А Рыбакова я помню. Как же! «Дети Арбата». Ледокол антисоветчины. Меня Анатолий Наумович очень хвалил и в глаза и заочно, однако, будучи председателем приёмной комиссии, пустить в Союз писателей почему-то не хотел. Пришлось украдкой...
А имя Наталья откуда взялось у Ивановой? Она рассказывает, что её родители очень любили Льва Толстого и его знаменитый роман «Война и мир», и потому, когда женились, решили детей называть именами героев великого романа, надо думать, в надежде, что дети будут такими же замечательными. Вот и нарекли они будущего доктора филологии и профессора МГУ Натальей - «в честь Наташи Ростовой», говорит профессор. Великолепно! Живи и радуйся тому, что ты вроде как подобие толстовской героини.
Да, есть родители, любящие называть детей именами литературных или исторических героев. Например, гоголевский Манилов и его супруга Лизонька назвали сыновей именами древнегреческих героев, старшего - Фемистоклом, младшего - Алкивиадом. И отец любил при гостях спросить: «Фемистоклюс, хочешь быть дипломатом?» И тот всегда отвечал: «Хочу». Ну, как и ныне: «Дима, хочешь быть премьером?» - «Хочу!». И стал, и уже сколько лет...
И младшего сына Манилов спрашивал: «Алкид, какой лучший город во Франции?». Он отвечал: «Париж». А сейчас если спросишь такого Алкида, работающего на телевидении, «Где лучше всего прятать награбленное?», он ответит: «А в Лондоне, у меня там и гражданство есть».
Возможно, и Иванову года в три-четыре родители тоже спрашивали: «Натуся, хочешь быть профессором?» И она, конечно же, отвечала: «Хочу, и не только профессором, но и главным редактором журнала «Знамя».
А имя названной толстовской героини находится немало охотников приватизировать. Например, известный когда-то сочинитель Александр Солженицын. Ему при Путине даже отгрохали несколько памятников, на которых почему-то в дни полнолуния сами собой появляются вывески «ИУДА». Так вот, по воспоминаниям его первой жены Натальи Решетовской, муж до того, как ушёл к другой, часто твердил ей, что она, ни дать, ни взять, истинная Наташа Ростова.
Читатель, вероятно, помнит, что толстовская героиня была столь живой, непосредственной девушкой, что иногда у неё вырывалось даже о себе самой: «Ну что за прелесть эта Наташа! Как можно не любить её?» И действительно, её все любили.
Возможно, товарищ Иванова, выйдя замуж за сына известного писателя, лауреата Сталинской премии и получив в ЗАГСе его фамилию, тоже воскликнула: «Ну что за прелесть эта Аронова!» А уж став после развода с Ароновым доктором филологии, да ещё и профессором, наверняка если не воскликнула, то подумала: «Что за прелесть эта Иванова!» Да ведь и мы, читая её новейшую статью в «Литературке», готовы за непосредственность и откровенность автора воскликнуть то же самое.
Ну, хотя бы вот это признание: «На первую аспирантскую стипендию я купила 40-томное собрание сочинений Достоевского, издательства Маркса, только не того, а издателя». Как мало слов, но как много сказано в порыве душевной откровенности! Её аспирантура это 80-е годы. И вот - «на первую стипендию...» Сколько здесь пламенной любви к русской литературе!.. Но закрадывается сомнение: во-первых, могло ли хватить стипендии на все 40 уникальных томов почти столетней давности? Едва ли. Во-вторых, 40-томного собрания сочинений Достоевского никогда и не было. До революции и в Советское время издавали ПСС по 10, 13, 14, 15, 23 тома, самое большое 30-томное собрание вышло в издательстве «Наука» в 1972-1990 годы. А названное издание А.Ф. Маркса 1894-1895 годов с предисловием В.Розанова, бесплатное приложение к журналу «Нива», это не 40 томов, а только 12. Ну, на это стипендии, может, хватило бы. Зачем же профессор Иванова приплюсовала ещё аж 26 томов, т.е. соврала без малого - солженицынский размах! - в четыре раза? А чтобы показать нам, с одной стороны, свою помянутую любовь, с другой: смотрите, как до революции щедро издавали Достоевского, которого - это по умолчанию - не любил ваш Ленин. Наконец, сообщая читателям писательской газеты, как новость для них, что кроме «того Маркса», который ей отвратителен, был и Маркс-издатель, профессор Иванова делает последний мазок в своём автопортрете. И ведь как всё это проделано легко и просто, почти изящно. Ну, прелесть! Дальше статью можно бы и не читать, но всё же, всё же...
С аспирантурой связана ещё одна ивановская победа. Мне, говорит, предложили для диссертации тему «Достоевский в американской критике». Странно. Я тоже побывал в аспирантуре, и никто мне ничего не предлагал. Я сам выбрал Макаренко, которого очень люблю. И написал диссертацию, и многое из неё напечатал, одну главу даже в «Вопросах философии». Но защищать не стал, там ещё требовался автореферат и куча каких-то формальностей - обрыдло мне это, да и учёное звание мне совершенно ни к чему.
А Наталья Борисовна написала и представила к защите, но, говорит, «до защиты не дошло». Почему? Представьте себе, «из-за обострения холодной войны и моего упрямства». Откуда оно взялось? Тему предложенную взяла, писала без упрямства и вдруг!.. Тут что-то загадочное. Но как бы то ни было, а свою не защиту она сейчас зачислила в подвиги: «Не дала себя использовать в пропагандистских целях». Из этого можно понять, что диссертация имела антиамериканский характер, но автор спохватилась: не ко времени это! Тем более, что тогда Анатолий Рыбаков, всё-таки свёкор в прошлом, умыкнув у моего друга Е.В. молодую жену, укатил в Америку. Вдруг его там спросят: «Что вы скажете о своей бывшей невестке?» Интересно, знают ли об этом в Американской ассоциации славяноведения, членом которой мадам состоит.
А начинает беседу Наталья Борисовна ab ovo - c родителей: «Моя мама, выпустившаяся из ИМЛИ накануне войны вместе с Ржевской (тогда - Леной Коган), Павлом Коганом, Сергеем Наровчатовым, вспоминала замечательные лекции Абрама Белкина и навсегда осталась «досоветской» по душевному влечению».
И вот по этому дореволюционному монархически, то есть антисоветскому душевному влечению мама вышла замуж за папу, имевшего такое же влечение, и они родили дочь, и привили ей такое же антисоветское влечение.
Но позвольте, а причём здесь в самом начале статьи известный Абрам Белкин, который читал замечательные лекции неизвестно о чём? Можно понять Маяковского, который шутил по адресу другого Абрама, хорошо ему известного:
В белом венчике из роз
Впереди Абрам Эфрос.
А тут? Что эта Иванова знает о том мамином Абраме? С какой цель популяризирует его? Мы поймём загадку, только дочитав статью до конца. Там, в конце автор ведёт речь о другом Белкине, об Иване Петровиче, которого породил Пушкин. Помните «Повести Белкина»? И вот какое тут изящное идейно-художественное решение: статья как бы окольцована двумя однофамильцами, но - Абрамом и Иваном. Здесь во весь голос звучит тема дружбы народов и пролетарский интернационализм. Не так ли? Ну что за прелесть эта Иванова!..
Но минутку... Помянутый ею ИМЛИ - это Институт мировой литературы им. Горького, институт научно-исследовательский. Абрам Белкин не имел к нему никакого отношения, как и названные его почитательницы. Они накануне войны «выпустились» не из ИМЛИ, а из ИФЛИ, известного Института философии, литературы и истории, питомника будущих чубайсов. Кто-то может тут злорадно воскликнуть: «Эх, ты, черноногая!» Как, дескать, незадачливая гоголевская девчонка Пелагея не знала, где право, где лево, так и ты перепутала ИФЛИ с ИМЛИ... Но мы и тут возгласим: «Ну что за прелесть! Ведь какая непосредственность...» И о её речении «мои мама и папа выпустилась из института» хочется сказать: прелесть, да и только!
Чуть не забыл... Публикация озаглавлена «Вся эта критика. Всё это критика», и беседу ведёт Анастасия Ермакова. Вся... Всё... И вот что говорит Иванова о главном предмете беседы, о всей: «Я считаю, что критика - тоже литература, как проза или поэзия». А кто не считает-то? Назовите. Я могу даже и добавить: «как и драматургия».
«Но (!) у критика сегодня есть ещё искушение властью над умами читателей, над судьбой книги, если не писателя». Коли «Но», значит, у прозы, поэзии и драматургии такой власти над умами и судьбами нет, одна только критика властвует над ними. Да! - подтверждает профессор: «Критика пишет небу...» О!.. И небо выносит приговор. И кто посмеет возражать небу!..
Так обстоит дело с критикой, а о прозе вот что читаем: «Как завещал нам Пушкин, проза всё-таки(!), требует мыслей». Наталья Борисовна, зачем по таким вопросам взывать к великим авторитетам: гений, мол, чуть ли не на смертной одре завещал.. Да это и без Пушкина всегда всем было ясно, как ясно и то, что критика тоже всё-таки требует мыслей.
И скорей всего не на смертной одре, а под шипенье пенистых бокалов Пушкин между делом и мимолётно напомнил об этом собутыльнику. А на очередном пиру он скажет собратьям:
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Для звуков! И ни слова о мыслях. Тоже завещание, которому надо следовать?
А вообще-то, говорит, картина-то грустная: «Писателей всё больше, читателей всё меньше...» Но - «для литературы мёртвых нет!» Неужели? А жив ли, например, хотя бы когда-то ужас как известный Николай Шпанов (1896-1961) или... Да ведь числа нет литературным покойникам. А Чехов очень боялся: Вот «Вот умрёт Толстой, и будет всё дозволено...»
Мы работаем, говорит, в присутствии Толстого, Достоевского и Андрея Битова... Прекрасно! Но Андрей-то Битов работал в присутствии не только Толстого и Достоевского, но ещё и в компании с Кондолизой Райс. Он на страницах «Литературной газеты» в день своего 75-летия повторял под её диктовку: «Россия должна отдать Сибирь мировому сообществу», которое де за это нас ужасно полюбит. А от себя, как живого классика, добавил, что Толстого у нас издавали строго выборочно, «Войну и мир», например, только Шолохову удалось один раз где-то издать, видимо, за свой счёт. Я тогда живо откликнулся на это статьёй «Закусывать надо».
А если говорить вообще о литературе, то Иванова нас извещает: «Единого литературного процесса после 1917 года никогда не было». А до 17 года был? И в чём это выражалось? Нет ответа... Но продолжает: «Не было даже в советские унифицирующие (Господи, словечко-то!) годы, когда были «советские писатели» и «писатели советского времени».
Скажите, пожалуйста, разделила, обособила. Но ни никого по имени не называет. Что ж так? Да ведь не трудно догадаться, кого куда она сажает. Советские это, конечно, в доску унифицированные Горький, Маяковский, Алексей Толстой, Симонов, Твардовский, Смеляков, Бондарев... А кто «писатели советского времени»? Тут по умолчанию имеются в виду прежде всего, конечно, Пастернак, Мандельштам, Ахматова.. Они, дескать, никакого отношения к делам и событиям советской эпохи, к её духу не имеют. Да, у них есть нечто невнятное, чуждое нашей литературе, однако же Пастернак воспел не только мятежного лейтенанта Шмидта, но и самого Сталина; Мандельштам не только состряпал убогий пасквиль на Сталина, но, одумавшись, тоже воспел его, и Ахматова... Ни небо, ни кто другой не заставлял их писать эти вполне советские вещи.
*
Среди всех многочисленных литературных симпатий и страстей, идеалов и героев Ивановой особое место у неё занимает Солженицын. Она негодует по поводу того, что «националистическая критика не вписывает (!) Солженицына в положительный контекст». А надо, говорит, вписывать! Она вне себя из-за того, что эта критика «не включает Солженицына в список писателей - героев русского народа». А надо непременно включать! Кто же, как не он, Александр Исаевич, истинный герой? Он, например, высмеивал наши победы над Карлом ХII под Полтавой и над Наполеоном. Да и о Второй Отечественной войне говорил, что если бы она завершилась победой немцев, ну и что? Сняли бы портрет с усами и повесили бы с усиками да ёлку стали бы наряжать не на Новый год, а на Рождество - всего и делов! Героическое заявление! А с какой страстью мечтал он об атомной бомбе на наши головы, с какой яростью грозил нам ею. Геракл двадцатого века! Ахилл! Илья Муромец!.. Ну, что за прелесть Наташа Аронова! Почти такая же, как Наталья Дмитриевна...
В.С. Бушин
Был вчера на Инвалидном рынке, купил там в калашном ряду «Литературную газету» №11 за 20 марта. Пришёл домой, развернул. Ба! На трёх полосах с двумя портретами - не обойти, не объехать - беседа с Натальей Ивановой. Давненько я не встречал её. Где она? Что она? Оказывается, всё там же, в журнале «Знамя». Сколько себя помню, всегда там и была. Поди, уже лет пятьдесят. Сколько главных редакторов пересидела... Но тогда, в молодые годы, работала, конечно, рядовой сотрудницей, а вот теперь при ельцинско-путинском благовонном расцвете России она уже первый заместитель главного редактора. Первый! О-го-го! Ведь есть и второй заместитель, а может, и третий. Какую блестящую карьеру сделала. И всего-то за полвека!
Но дело не только в блестящей журнальной карьере. Редакция, уверенная, что после этого читатели так и кинутся к сей публикации, сочла нужным сообщить: Наталья Борисовна - доктор филологии, профессор кафедры теории литературы в МГУ, член Американской ассоциации содействия славяноведению, член ещё какой-то, возможно, сомалийской Литературной академии, она и автор «множества статей и эссе», а так же «множества книг, переведённых на разные языки мира», в том числе книги «Гибель богов», она и лауреат множества премий, в том числе, конечно же, премии имени Иосифа Бродского.
Да ведь и это не всё! Она к тому же разъезжает по всему свету и читает лекции о своих богах и их гибели: с Большой Садовой - в Польшу, из Польши в Японию, из Японии во Францию, из Франции в Китай, из Китая в Швейцарию, из Швейцарии в США, из США - Берег слоновой кости... И везде Иванову ждут, конечно же, аплодисменты, цветы, тосты... Как видим, Наталья Иванова - это наша Главная литературная пиковая дама (Глалипида). Я не знаю, кого можно поставить рядом с ней в северном полушарии.
Да сколько же ей годочков при такой резвости, плодовитости и прославленности? Я заглянул в интернет... О, скоро меня догонит. Это обещают и обе её фотография в газете. А почему в скобках интернет указывает ещё одну фамилию - Аронова? Оказывается, мадам Иванова была замужем за сыном известного когда-то талантливого писателя Анатолия Рыбакова, настоящая фамилия которого как раз Аронов и есть. Две фамилии. Прекрасно! С двумя удобней. А Рыбакова я помню. Как же! «Дети Арбата». Ледокол антисоветчины. Меня Анатолий Наумович очень хвалил и в глаза и заочно, однако, будучи председателем приёмной комиссии, пустить в Союз писателей почему-то не хотел. Пришлось украдкой...
А имя Наталья откуда взялось у Ивановой? Она рассказывает, что её родители очень любили Льва Толстого и его знаменитый роман «Война и мир», и потому, когда женились, решили детей называть именами героев великого романа, надо думать, в надежде, что дети будут такими же замечательными. Вот и нарекли они будущего доктора филологии и профессора МГУ Натальей - «в честь Наташи Ростовой», говорит профессор. Великолепно! Живи и радуйся тому, что ты вроде как подобие толстовской героини.
Да, есть родители, любящие называть детей именами литературных или исторических героев. Например, гоголевский Манилов и его супруга Лизонька назвали сыновей именами древнегреческих героев, старшего - Фемистоклом, младшего - Алкивиадом. И отец любил при гостях спросить: «Фемистоклюс, хочешь быть дипломатом?» И тот всегда отвечал: «Хочу». Ну, как и ныне: «Дима, хочешь быть премьером?» - «Хочу!». И стал, и уже сколько лет...
И младшего сына Манилов спрашивал: «Алкид, какой лучший город во Франции?». Он отвечал: «Париж». А сейчас если спросишь такого Алкида, работающего на телевидении, «Где лучше всего прятать награбленное?», он ответит: «А в Лондоне, у меня там и гражданство есть».
Возможно, и Иванову года в три-четыре родители тоже спрашивали: «Натуся, хочешь быть профессором?» И она, конечно же, отвечала: «Хочу, и не только профессором, но и главным редактором журнала «Знамя».
А имя названной толстовской героини находится немало охотников приватизировать. Например, известный когда-то сочинитель Александр Солженицын. Ему при Путине даже отгрохали несколько памятников, на которых почему-то в дни полнолуния сами собой появляются вывески «ИУДА». Так вот, по воспоминаниям его первой жены Натальи Решетовской, муж до того, как ушёл к другой, часто твердил ей, что она, ни дать, ни взять, истинная Наташа Ростова.
Читатель, вероятно, помнит, что толстовская героиня была столь живой, непосредственной девушкой, что иногда у неё вырывалось даже о себе самой: «Ну что за прелесть эта Наташа! Как можно не любить её?» И действительно, её все любили.
Возможно, товарищ Иванова, выйдя замуж за сына известного писателя, лауреата Сталинской премии и получив в ЗАГСе его фамилию, тоже воскликнула: «Ну что за прелесть эта Аронова!» А уж став после развода с Ароновым доктором филологии, да ещё и профессором, наверняка если не воскликнула, то подумала: «Что за прелесть эта Иванова!» Да ведь и мы, читая её новейшую статью в «Литературке», готовы за непосредственность и откровенность автора воскликнуть то же самое.
Ну, хотя бы вот это признание: «На первую аспирантскую стипендию я купила 40-томное собрание сочинений Достоевского, издательства Маркса, только не того, а издателя». Как мало слов, но как много сказано в порыве душевной откровенности! Её аспирантура это 80-е годы. И вот - «на первую стипендию...» Сколько здесь пламенной любви к русской литературе!.. Но закрадывается сомнение: во-первых, могло ли хватить стипендии на все 40 уникальных томов почти столетней давности? Едва ли. Во-вторых, 40-томного собрания сочинений Достоевского никогда и не было. До революции и в Советское время издавали ПСС по 10, 13, 14, 15, 23 тома, самое большое 30-томное собрание вышло в издательстве «Наука» в 1972-1990 годы. А названное издание А.Ф. Маркса 1894-1895 годов с предисловием В.Розанова, бесплатное приложение к журналу «Нива», это не 40 томов, а только 12. Ну, на это стипендии, может, хватило бы. Зачем же профессор Иванова приплюсовала ещё аж 26 томов, т.е. соврала без малого - солженицынский размах! - в четыре раза? А чтобы показать нам, с одной стороны, свою помянутую любовь, с другой: смотрите, как до революции щедро издавали Достоевского, которого - это по умолчанию - не любил ваш Ленин. Наконец, сообщая читателям писательской газеты, как новость для них, что кроме «того Маркса», который ей отвратителен, был и Маркс-издатель, профессор Иванова делает последний мазок в своём автопортрете. И ведь как всё это проделано легко и просто, почти изящно. Ну, прелесть! Дальше статью можно бы и не читать, но всё же, всё же...
С аспирантурой связана ещё одна ивановская победа. Мне, говорит, предложили для диссертации тему «Достоевский в американской критике». Странно. Я тоже побывал в аспирантуре, и никто мне ничего не предлагал. Я сам выбрал Макаренко, которого очень люблю. И написал диссертацию, и многое из неё напечатал, одну главу даже в «Вопросах философии». Но защищать не стал, там ещё требовался автореферат и куча каких-то формальностей - обрыдло мне это, да и учёное звание мне совершенно ни к чему.
А Наталья Борисовна написала и представила к защите, но, говорит, «до защиты не дошло». Почему? Представьте себе, «из-за обострения холодной войны и моего упрямства». Откуда оно взялось? Тему предложенную взяла, писала без упрямства и вдруг!.. Тут что-то загадочное. Но как бы то ни было, а свою не защиту она сейчас зачислила в подвиги: «Не дала себя использовать в пропагандистских целях». Из этого можно понять, что диссертация имела антиамериканский характер, но автор спохватилась: не ко времени это! Тем более, что тогда Анатолий Рыбаков, всё-таки свёкор в прошлом, умыкнув у моего друга Е.В. молодую жену, укатил в Америку. Вдруг его там спросят: «Что вы скажете о своей бывшей невестке?» Интересно, знают ли об этом в Американской ассоциации славяноведения, членом которой мадам состоит.
А начинает беседу Наталья Борисовна ab ovo - c родителей: «Моя мама, выпустившаяся из ИМЛИ накануне войны вместе с Ржевской (тогда - Леной Коган), Павлом Коганом, Сергеем Наровчатовым, вспоминала замечательные лекции Абрама Белкина и навсегда осталась «досоветской» по душевному влечению».
И вот по этому дореволюционному монархически, то есть антисоветскому душевному влечению мама вышла замуж за папу, имевшего такое же влечение, и они родили дочь, и привили ей такое же антисоветское влечение.
Но позвольте, а причём здесь в самом начале статьи известный Абрам Белкин, который читал замечательные лекции неизвестно о чём? Можно понять Маяковского, который шутил по адресу другого Абрама, хорошо ему известного:
В белом венчике из роз
Впереди Абрам Эфрос.
А тут? Что эта Иванова знает о том мамином Абраме? С какой цель популяризирует его? Мы поймём загадку, только дочитав статью до конца. Там, в конце автор ведёт речь о другом Белкине, об Иване Петровиче, которого породил Пушкин. Помните «Повести Белкина»? И вот какое тут изящное идейно-художественное решение: статья как бы окольцована двумя однофамильцами, но - Абрамом и Иваном. Здесь во весь голос звучит тема дружбы народов и пролетарский интернационализм. Не так ли? Ну что за прелесть эта Иванова!..
Но минутку... Помянутый ею ИМЛИ - это Институт мировой литературы им. Горького, институт научно-исследовательский. Абрам Белкин не имел к нему никакого отношения, как и названные его почитательницы. Они накануне войны «выпустились» не из ИМЛИ, а из ИФЛИ, известного Института философии, литературы и истории, питомника будущих чубайсов. Кто-то может тут злорадно воскликнуть: «Эх, ты, черноногая!» Как, дескать, незадачливая гоголевская девчонка Пелагея не знала, где право, где лево, так и ты перепутала ИФЛИ с ИМЛИ... Но мы и тут возгласим: «Ну что за прелесть! Ведь какая непосредственность...» И о её речении «мои мама и папа выпустилась из института» хочется сказать: прелесть, да и только!
Чуть не забыл... Публикация озаглавлена «Вся эта критика. Всё это критика», и беседу ведёт Анастасия Ермакова. Вся... Всё... И вот что говорит Иванова о главном предмете беседы, о всей: «Я считаю, что критика - тоже литература, как проза или поэзия». А кто не считает-то? Назовите. Я могу даже и добавить: «как и драматургия».
«Но (!) у критика сегодня есть ещё искушение властью над умами читателей, над судьбой книги, если не писателя». Коли «Но», значит, у прозы, поэзии и драматургии такой власти над умами и судьбами нет, одна только критика властвует над ними. Да! - подтверждает профессор: «Критика пишет небу...» О!.. И небо выносит приговор. И кто посмеет возражать небу!..
Так обстоит дело с критикой, а о прозе вот что читаем: «Как завещал нам Пушкин, проза всё-таки(!), требует мыслей». Наталья Борисовна, зачем по таким вопросам взывать к великим авторитетам: гений, мол, чуть ли не на смертной одре завещал.. Да это и без Пушкина всегда всем было ясно, как ясно и то, что критика тоже всё-таки требует мыслей.
И скорей всего не на смертной одре, а под шипенье пенистых бокалов Пушкин между делом и мимолётно напомнил об этом собутыльнику. А на очередном пиру он скажет собратьям:
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Для звуков! И ни слова о мыслях. Тоже завещание, которому надо следовать?
А вообще-то, говорит, картина-то грустная: «Писателей всё больше, читателей всё меньше...» Но - «для литературы мёртвых нет!» Неужели? А жив ли, например, хотя бы когда-то ужас как известный Николай Шпанов (1896-1961) или... Да ведь числа нет литературным покойникам. А Чехов очень боялся: Вот «Вот умрёт Толстой, и будет всё дозволено...»
Мы работаем, говорит, в присутствии Толстого, Достоевского и Андрея Битова... Прекрасно! Но Андрей-то Битов работал в присутствии не только Толстого и Достоевского, но ещё и в компании с Кондолизой Райс. Он на страницах «Литературной газеты» в день своего 75-летия повторял под её диктовку: «Россия должна отдать Сибирь мировому сообществу», которое де за это нас ужасно полюбит. А от себя, как живого классика, добавил, что Толстого у нас издавали строго выборочно, «Войну и мир», например, только Шолохову удалось один раз где-то издать, видимо, за свой счёт. Я тогда живо откликнулся на это статьёй «Закусывать надо».
А если говорить вообще о литературе, то Иванова нас извещает: «Единого литературного процесса после 1917 года никогда не было». А до 17 года был? И в чём это выражалось? Нет ответа... Но продолжает: «Не было даже в советские унифицирующие (Господи, словечко-то!) годы, когда были «советские писатели» и «писатели советского времени».
Скажите, пожалуйста, разделила, обособила. Но ни никого по имени не называет. Что ж так? Да ведь не трудно догадаться, кого куда она сажает. Советские это, конечно, в доску унифицированные Горький, Маяковский, Алексей Толстой, Симонов, Твардовский, Смеляков, Бондарев... А кто «писатели советского времени»? Тут по умолчанию имеются в виду прежде всего, конечно, Пастернак, Мандельштам, Ахматова.. Они, дескать, никакого отношения к делам и событиям советской эпохи, к её духу не имеют. Да, у них есть нечто невнятное, чуждое нашей литературе, однако же Пастернак воспел не только мятежного лейтенанта Шмидта, но и самого Сталина; Мандельштам не только состряпал убогий пасквиль на Сталина, но, одумавшись, тоже воспел его, и Ахматова... Ни небо, ни кто другой не заставлял их писать эти вполне советские вещи.
*
Среди всех многочисленных литературных симпатий и страстей, идеалов и героев Ивановой особое место у неё занимает Солженицын. Она негодует по поводу того, что «националистическая критика не вписывает (!) Солженицына в положительный контекст». А надо, говорит, вписывать! Она вне себя из-за того, что эта критика «не включает Солженицына в список писателей - героев русского народа». А надо непременно включать! Кто же, как не он, Александр Исаевич, истинный герой? Он, например, высмеивал наши победы над Карлом ХII под Полтавой и над Наполеоном. Да и о Второй Отечественной войне говорил, что если бы она завершилась победой немцев, ну и что? Сняли бы портрет с усами и повесили бы с усиками да ёлку стали бы наряжать не на Новый год, а на Рождество - всего и делов! Героическое заявление! А с какой страстью мечтал он об атомной бомбе на наши головы, с какой яростью грозил нам ею. Геракл двадцатого века! Ахилл! Илья Муромец!.. Ну, что за прелесть Наташа Аронова! Почти такая же, как Наталья Дмитриевна...