Уход атланта
УХОД АТЛАНТА
В.С. Бушин
Вечером 1 марта телеканал «Культура» показал передачу «Линия жизни», посвящённую памяти умершего в тот день Жореса Ивановича Алфёрова, прекрасного человека, большого учёного, одного из тех, кто держит на своих плечах небосвод России. Я смотрел и приходила мысль: «Как же так? Его облик, его голос, он шутит, смеётся, ходит... Где же смерть?» А она была...
Прекрасная передача! Как свободно и легко Жорес Иванович держался, какая прекрасная русская речь с улыбкой, с юмором! А главное, ни в чём не схитрил, ни разу не уклонился от вопроса из зала, ничего не утаил...
- Назовите вашу самую любимую книгу.
- Ну, это трудно...
Помню, однажды уже в нынешнюю либеральную пору писателя Г. публично спросили, какую книгу он взял бы с собой в космическое путешествие. Он тотчас ответил: «Библию!» Ну да, ну да... «Москва! Звонят колокола...»
А Алфёров задумался. И всё-таки назвал, но не одну, а три книги - великий «Тихий Дон», «Поднятую целину» и «Два капитана» Каверина.
- Какая из ваших многочисленных наград вам всего дороже?
Тоже вопрос не простой. В Советское время отношение к наградам было серьёзное. И даже «Знак почёта», последний в иерархии наших орденов, давал человеку статус орденоносца, ценился высоко. Жорес Иванович и назвал его - самую скромную, но первую эту свою государственную награду. А потом - орден Ленина и Ленинскую премию. Но ведь у него все четыре степени и нынешнего ордена «За заслуги перед Отечеством». Назвал, конечно, и Нобелевскую премию.
- Великий учёный Ньютон верил в Бога. А вы верите?
Сейчас этот вопрос почти так же неизбежен, как когда-то «Вы за «Динамо» или за «Спартака»? И хотя ныне власть уверяет нас, что она и все её представители без Бога ни до порога, при том, что иные из них отбывают тюремные сроки за взяточничество, а других это ждёт, хотя уверяют, что и мы все тоже сплошь верующие, а быть не верующим даже вроде и неприлично, - несмотря на всё это Алфёров спокойно, внятно и с достоинством ответил:
- Я атеист... А верование Ньютона не имело никакого отношения к его великому вкладу в науку.
- А как вы относитесь к женщине, к вопросу любви?
- Как Ньютон и как все присутствующие в зале мужчины. То есть у учёных никакого особого научного отношения тут нет.
Я знал об Алфёрове, когда он был ещё кандидатом наук, позже на непредсказуемой тропе жизни довелось и встретиться, познакомиться. Виделись, перезванивались, иногда наши суждения в чём-то не совпадали, например, о рассказе Солженицына «Матрёнин двор». Я писал об этом в «Завтра». Но мы были одного поколения, одного воспитания, общей советской судьбы, и взгляды у нас были общие, сердца наши бились согласно.
Однажды в телефонном разговоре вдруг обнаружилось, что наши дачи совсем близко. Договорились, что мы с женой посетим их в какой-то недалёкий день. Но через полчаса после разговора вдруг звонит: «Собирайся, я послал за вами машину. Мы с Тамарой ждём вас». Через тридцать минут мы были у них. Незабываемый летний вечер...
А сейчас числа двадцатого февраля, зная, что Жорес Иванович в больнице, я позвонил Тамаре Георгиевне узнать, как дела. Она как раз ехала домой после долгого сидения у его постели в больнице. Сказала, что состояние тяжёлое, ведь Жорес упал и сломал три ребра, но он же такой упрямый, упорный, и так любит жизнь...
Увы... Я немного старше, и он однажды сказал: «Хоть бы дожить до твоих лет...» Увы...
В интернете появилось сообщение, что перед смертью Жорес Иванович написал письмо президенту. Что мог написать большой русский учёный главе государства, который окружил себя школьными преподавателями физкультуры и дзюдоистами, коим покажи портрет Ломоносова, Менделеева или Курчатова, скажут: «Это Анатолий Борисович, Дмитрий Анатольевич и Ирина Яровая». А именно им, физкультурнкам, Гарант поручил преобразовать трёхсотлетнюю Академию Наук, и они сделали это таким образом, что академики возопили со страниц «Советской России»: «Да это крепостное право! Но мы не рабы». А сам-то Алфёров считал, что есть в России две вековечных субстанции, в жизнь которых государство не должно вмешиваться и что-то менять, это Академия Наук и церковь.
Что мог сказать главному властителю страны перед своим уходом человек, написавший книгу «Власть без мозгов». Власть, которая при виде оттока из страны тысяч и тысяч молодых учёных и специалистов ликовала: «Это доказывает их конкурентоспособность на мировом рынке труда!» Что мог сказать советский патриот на прощанье человеку, двадцать лет сидящему на Боровицком холме, кроме одного: «Пора, мой друг, пора!»
В.С. Бушин
Вечером 1 марта телеканал «Культура» показал передачу «Линия жизни», посвящённую памяти умершего в тот день Жореса Ивановича Алфёрова, прекрасного человека, большого учёного, одного из тех, кто держит на своих плечах небосвод России. Я смотрел и приходила мысль: «Как же так? Его облик, его голос, он шутит, смеётся, ходит... Где же смерть?» А она была...
Прекрасная передача! Как свободно и легко Жорес Иванович держался, какая прекрасная русская речь с улыбкой, с юмором! А главное, ни в чём не схитрил, ни разу не уклонился от вопроса из зала, ничего не утаил...
- Назовите вашу самую любимую книгу.
- Ну, это трудно...
Помню, однажды уже в нынешнюю либеральную пору писателя Г. публично спросили, какую книгу он взял бы с собой в космическое путешествие. Он тотчас ответил: «Библию!» Ну да, ну да... «Москва! Звонят колокола...»
А Алфёров задумался. И всё-таки назвал, но не одну, а три книги - великий «Тихий Дон», «Поднятую целину» и «Два капитана» Каверина.
- Какая из ваших многочисленных наград вам всего дороже?
Тоже вопрос не простой. В Советское время отношение к наградам было серьёзное. И даже «Знак почёта», последний в иерархии наших орденов, давал человеку статус орденоносца, ценился высоко. Жорес Иванович и назвал его - самую скромную, но первую эту свою государственную награду. А потом - орден Ленина и Ленинскую премию. Но ведь у него все четыре степени и нынешнего ордена «За заслуги перед Отечеством». Назвал, конечно, и Нобелевскую премию.
- Великий учёный Ньютон верил в Бога. А вы верите?
Сейчас этот вопрос почти так же неизбежен, как когда-то «Вы за «Динамо» или за «Спартака»? И хотя ныне власть уверяет нас, что она и все её представители без Бога ни до порога, при том, что иные из них отбывают тюремные сроки за взяточничество, а других это ждёт, хотя уверяют, что и мы все тоже сплошь верующие, а быть не верующим даже вроде и неприлично, - несмотря на всё это Алфёров спокойно, внятно и с достоинством ответил:
- Я атеист... А верование Ньютона не имело никакого отношения к его великому вкладу в науку.
- А как вы относитесь к женщине, к вопросу любви?
- Как Ньютон и как все присутствующие в зале мужчины. То есть у учёных никакого особого научного отношения тут нет.
Я знал об Алфёрове, когда он был ещё кандидатом наук, позже на непредсказуемой тропе жизни довелось и встретиться, познакомиться. Виделись, перезванивались, иногда наши суждения в чём-то не совпадали, например, о рассказе Солженицына «Матрёнин двор». Я писал об этом в «Завтра». Но мы были одного поколения, одного воспитания, общей советской судьбы, и взгляды у нас были общие, сердца наши бились согласно.
Однажды в телефонном разговоре вдруг обнаружилось, что наши дачи совсем близко. Договорились, что мы с женой посетим их в какой-то недалёкий день. Но через полчаса после разговора вдруг звонит: «Собирайся, я послал за вами машину. Мы с Тамарой ждём вас». Через тридцать минут мы были у них. Незабываемый летний вечер...
А сейчас числа двадцатого февраля, зная, что Жорес Иванович в больнице, я позвонил Тамаре Георгиевне узнать, как дела. Она как раз ехала домой после долгого сидения у его постели в больнице. Сказала, что состояние тяжёлое, ведь Жорес упал и сломал три ребра, но он же такой упрямый, упорный, и так любит жизнь...
Увы... Я немного старше, и он однажды сказал: «Хоть бы дожить до твоих лет...» Увы...
В интернете появилось сообщение, что перед смертью Жорес Иванович написал письмо президенту. Что мог написать большой русский учёный главе государства, который окружил себя школьными преподавателями физкультуры и дзюдоистами, коим покажи портрет Ломоносова, Менделеева или Курчатова, скажут: «Это Анатолий Борисович, Дмитрий Анатольевич и Ирина Яровая». А именно им, физкультурнкам, Гарант поручил преобразовать трёхсотлетнюю Академию Наук, и они сделали это таким образом, что академики возопили со страниц «Советской России»: «Да это крепостное право! Но мы не рабы». А сам-то Алфёров считал, что есть в России две вековечных субстанции, в жизнь которых государство не должно вмешиваться и что-то менять, это Академия Наук и церковь.
Что мог сказать главному властителю страны перед своим уходом человек, написавший книгу «Власть без мозгов». Власть, которая при виде оттока из страны тысяч и тысяч молодых учёных и специалистов ликовала: «Это доказывает их конкурентоспособность на мировом рынке труда!» Что мог сказать советский патриот на прощанье человеку, двадцать лет сидящему на Боровицком холме, кроме одного: «Пора, мой друг, пора!»