(no subject)
* * *
Это кто ж такой проворный,
зверский, словно аппетит,
треугольный, двухмоторный
в чистом небе, блин, летит?
Не вполне богоугодный,
но свирепый и лихой,
Всемогущий, Всепогодный,
совершенно, блин, Сухой.
Как изба на курьих ножках,
разбегаясь налегке,
он покружит, блин, немножко
и срывается в пике.
В этой маленькой избушке
ну, чего, блин, только нет:
пулеметы, бомбы, пушки
и подвески для ракет.
Он ширяет, блин, над полем
на дюралевых крылах -
то ли голубь, то ли голем,
то ли мстительный Аллах.
Если враг войны захочет,
оборзевши, блин, совсем,
мигом гада, блин, замочит
наш сухой Су-27.
Пусть врагу отныне снится
раз, блин, в несколько минут
боевая единица,
штурмовой Джаггернаут.
* * *
Скрипит на жердочке творец,
топорщится пером,
а под его творешней - смерть-
топорщица, зеро.
А над его творешней жизнь-
притворщица жужжит,
и он средь мировых скорбей
клюет, порхает и кружит,
такой простецкий творобей,
немножко чижик, но скорей
пархатый вечный жид.
Никем нигде не отражен,
но и ничем сражен,
он в зеркале не отразим,
и тени нет за ним.
И в довершение всех бед,
отринув все, чем дорожим,
и все, на чем стоим,
он вечно лезет на рожон,
он одержанием побед
над смертью одержим,
и поражением своим
он нынче поражен.
Творец и круть, творец и верть,
но под его кромешней - смерть-
уборщица с ведром
и топором сидит и ждет:
вот-вот он в руки к ней придет,
в ведерко упадет.
Творец сидит на жердаке
уставившись в торец.
Он прожил с жизнью налегке
и расстается наконец,
и ей он больше не жилец.
Но он и смерти не мертвец,
и это не конец:
он бесконечности гонец,
он вечности живец.
ДЛЯ ПРОТОКОЛА
…Ну, как все было? Папу-короля
братан пришил. Большой артист. Названов.
Ну, взял пузырь, подкрался незаметно
и на ушко накапал на него,
что, дескать, старый белены объелся.
Тот так и обмер. Умереть - не встать!
А после, ночью, тенью объявился
(я за базар отвечу, видел сам)
и сыну говорит: мол, с братаном
ты разберись, мой Гамлет, по понятьям
за этот беспредел. Но мать не трожь,
хотя она, конечно, и паскуда:
из койки в койку скачет, не остыв. -
и с этими словами нахрен сгинул.
Ну, Гамлет поприкинул, что к чему
и для начала закосил под психа:
мамане нагрубил, проткнул, как крысу,
Полония - ну, был такой один,
так, стукачок, Офелиин папаша.
Потом еще Офелии сказал,
не извинившись даже за мокруху,
чтоб в церкви помолилась за него
и дал котлету баксов, чтобы в кружку
церковную поклала. С этих бабок
Офелия и двинулась в уме,
причем в натуре. Деньги пропила
и на людях, в исподнем, песни пела,
по пьяни и утопла, говорят.
А Гамлет дядю, взявши на слабо,
решил проверить на испуг и вшивость
и заказал… Не дядю, нет!.. Артистам
старинный водевиль про отравленье.
Сам сел в сторонке, давит косяка
на дядю: что Названов будет делать.
Ну, как дошло до сцены с беленой,
тот как подскочит - и давай бог ноги.
- Огня! - кричит, - Огня!
Пришли с огнем.
Наш дядя самых честных правил задом
сидит забившись в угол. Тень Овца
над ним зависла черным абажуром,
на блейте флея: - Умереть! Уснуть!
Упасть - отжаться! Руки на капот
старухе, Герман! Ваша карта бита!
Шаг влево-вправо - сразу замочу!
Потом пошла такая заваруха,
такая поножовщина… Сынок -
ну, Кеша Смоктуновский, он же Гамлет, -
офельина пришивши братана,
на нож поставил дядю, а мамаша,
хлебнувши яду, отдала концы.
Но Кеша тоже долго не зажился:
его Лаэрт покойный перед смертью
успел малехо тоже подколоть -
ну, так, слегка, но ножик был немытый:
Лаэрт им к пиву рыбку нарезал
и тоже ногти чистил. Тот и помер,
а перед смертью бредил и в бреду
хрипел, что толковища эти, стрелки,
начавшись по понятиям, потом
в конечном счете всем выходят боком.
Хотел как лучше - вышло как всегда,
довольно жидко, и не шло обратно
ему к лицу… И с этими словами
отдал концы…
…Да, и покуда мы
наехали вязать - один Гораций
живой там был - ну, мелкий Кешин кореш.
Со слов его на месте мной и был
составлен этот протокол допроса.
От подписи свидетель отказался.
На месте происшествия нашли
шесть трупов, яд, ножи и лужи крови.
А документов ни у одного
не оказалось. Так что все кликухи
записаны с горациевых слов,
а многие по делу эпизоды
и фигуранты отдают туфтой,
как будто шиты из другого дела,
и требуют еще оперативной
проверки.
Но означенный Гораций
божится и в натуре зуб дает
в правдивости им данных показаний
и говорит, что в мире есть такое,
что и не снилось нашим операм.
Я думаю, он гонит.
Подпись:
Старший оперуполномоченный
Шекснин.
Владимир Строчков