Маша и мдведи. Неадаптированный вариант
Страшилка на ночь.. чесслово! Утащила у vokina
Давным-давно, в одной маленькой, затерянной в лесах деревушке, жили были дед и баба, и была у них внученька Машенька. Как-то раз пошла Машенька в лес по-грибы … да и потерялась. Солнышко давно уж полдень прошло-прокатилось, к закату клонится, пора домой возвращаться, да нет дороги, затерялась тропиночка. Вокруг лес дремучий, ели вековые, ветвями по лицу хлещут, корни ноги обвивают, идти не дают.
Долго ли коротко, вышла Машенька на полянку, видит избушка лесная стоит, да не просто избушка, а терем целый: ставеньки у теремочка тесовые, да запоры дубовые, сени кленовые, половицы ясеневые. Зашла Машенька в терем - пустой стоит, нет хозяев дома, только стол накрыт, да три миски стоят, да три ложки лежат, да три стула стоят. Села Машенька на большой стул - да велик он ей оказался, взяла в руки ложку - сил едва поднять хватило. Пошла Машенька, села за средний стул - не удобен он ей, взяла в руки ложку велика да тяжела оказалась. Села девочка за третий стул - впору пришелся ей, взяла ложку - как раз по руке. Мало-по малу, съела всё, что в миске было…
Время позднее, запалила Машенька свечку, да пошла по дому бродить-искать, где бы отдохнуть. Зашла в спаленку, видит - три кровати стоят: большая, средненькая да совсем маленькая. Прилегла Машенька на большую - жесткая слишком, прилегла на среднюю - неудобно ей. Прилегла на маленькую - впору пришлась. Укрылась Машенька одеялом пуховым, зарылась в подушки мягкие, да и уснула. Знала бы Машенька, к кому в гости попала - прочь бы бежала, без оглядки, сверкали бы лишь пятки. Да только спит девочка, сны видит… А жили в том тереме три медведя: Михайло Потапыч, Настасья Филлиповна и маленький медвежонок Мишутка.
Стемнело уж, луна сквозь деревья проглядывает, филин в чаще ухает, вдруг - шум да треск, то медведи домой идут. Подошли к дому, повел носом Михайло Потапыч: « Уф-фу, человечьем духом пахнет!». Потянула воздух Настасья Филипповна: «Уф-фу, не иначе охотник в терем забрался, вот я его!». Шмыгнул носом Мишутка: «Уф-фу, убьем его и сердце его съедим! ». Заходят медведи в дом, видят - еда почата, а Мишуткина миска - так совсем пуста. Зашипел, заворчал Мишутка: «Съесть его, съесть его!». Заходят медведи в спаленку, видят постели смяты, а на маленькой, Мишуткиной - девочка спит. «Уф-фу, это девочка!», - проворчал Михайло Потапыч. «Уф-фу, маленькая!», - проворчала Настасья Филипповна! «Съесть её, съесть её!», - зашипел Мишутка. Проснулась Машенька, да не тут-то было, схватили её медведи, посадили в клеть, заперли, да стали совет держать, как с ней быть, да что делать.
- «Отпустим её, маленькая еще», - говорит Михайло Потапыч.
- «Ага, отпустим, а она охотников приведет, - говорит Настасья Филипповна. - Пусть у нас живет, по дому помогает. Вырастет, тогда и решим, что дальше делать».
-«Съедим её, съедим её!» - шипит Мишутка.
Долго ли, коротко спорили медведи, а сморил их сон крепкий. Спит Михайло Потапыч, храпит громко. Спит Настасья Филипповна, во сне ворчит. Спит Мишутка, во сне шипит: «Съесть её, съесть её!» Только Машенька не спит, от страха дрожит, бежать думает. Разобрала стенку клети, да и бросилась бежать без оглядки, лишь бы от терема подальше, да от медведей страшных скрыться. Много ли, мало ли времени прошло, проснулись медведи, смотрят - стена разобрана, нет девочки. «Уф-фу, догнать её, догнать её», - ревет Михайло Потапыч! «Уф-фу, поймать её, поймать её!», - рычит Настасья Филипповна! «Уф-фу, съесть её, съесть её!», - шипит Мишутка.
Бросились медведи в погоню. Бегут - лес расступается, ветви дорогу им показывают, трава сама под ноги стелется. Нагнали Машеньку, прыгнул на неё Мишутка, да и загрыз насмерть. Вырвали у Машеньки сердце, принесли домой, изжарили да съели, а саму Машеньку Михайло Потапыч положил в колоду дубовую, да схоронил в лесу.
Много ли времени прошло, мало ли, про то никто не ведает, не знает. Да только стали замечать медведи, что не весел стал Мишутка, не играет больше, не резвится.
- «Уф-фу, что с тобой, сыночек мой?», - Михайло Потапыч спрашивает.
- «Уф-фу, что с тобой, дитятко моё?», - Настасья Филипповна спрашивает.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Мертвая Машенька ко мне по ночам приходит, сердце своё назад требует».
Испугались медведи. Вечером погасили свет, вроде как спать легли. Не спит Михайло Потапыч, от злости зубами скрипит. Не спит Настасья Филипповна , когтями хрустит. Не спит и Мишутка, со страху скулит. И только пробили часы полночь, как заухал в чаще филин, закричала желна, засветилась могилка Машеньки. Раскрылась колода дубовая, вышла из нее Машенька - волос к волосу уложен, губки алые, на бледных щеках румянец играет, да только мертвые глаза огнем горят, а в груди дыра страшная, откуда медведи сердце вырвали. Подошла девочка к терему:
- «Тук-тук, отпирайте запоры дубовые, открывайте двери кленовые, верните мне моё сердце!, - тихим голосом говорит мертвая Машенька. - А не то когтем медным дверь процарапаю и зубом железным загрызу Мишутку!»
- «Уф-фу, уходи, нет у нас твоего сердца, съели мы его!», - рычит Михайло Потапыч.
- «Уф-фу, уходи, возвращайся в могилку, не отдадим тебе Мишутку!», рычит Настасья Филипповна.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Не отдавайте меня Машеньке, она меня когтем медным изорвет, зубом железным загрызет!».
- «Тук-тук, отпирайте запоры дубовые, открывайте двери кленовые, верните мне моё сердце!, - говорит мертвая Машенька. - Я уже одну дверь когтем медным процарапала, один запор перегрызла, скоро в терем войду, зубом железным загрызу Мишутку!»
Тут пропели петухи, мертвая Машенька вернулась к могилке, легла в колоду дубовую, накрылась крышкой и затихла.
-«Уф-фу, ушла!», - рычит Михайло Потапыч.
- «Уф-фу, вернется!», рычит Настасья Филипповна.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Не отдавайте меня Машеньке!»
Пошел Михайло Потапыч к Машенькиной могилке, видит - могилка разрыта, стоит колода крышкой закрыта. Попробовал Михайло Потапыч крышку открыть - не может, держит мертвая Машенька изнутри когтем медным крышку. Взял тогда он гвозди и прибил крышку накрепко, да закопал могилку. Пришел Михайло Потапыч домой да и говорит: «Уф-фу, не придет больше Машенька, я крышку гвоздями забил, могилку закопал». - «Уф-фу, не придет!», радуется Настасья Филипповна. «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Придет, придет!»
На другую ночь только пробили часы полночь, как заухал в чаще филин, закричала желна, засветилась могилка Машеньки. Выпали гвозди из крышки, раскрылась колода дубовая, вышла из нее мертвая Машенька - волос к волосу уложен, губки алые, на бледных щеках румянец играет, да только мертвые глаза огнем горят, а в груди дыра страшная, откуда медведи сердце вырвали. Подошла девочка к терему:
- «Тук-тук, отпирайте запоры дубовые, открывайте двери кленовые, верните мне моё сердце!, - тихим голосом говорит мертвая Машенька. - Я уже одну дверь когтем медным процарапала, вторую процарапаю и зубом железным загрызу Мишутку!»
- «Уф-фу, уходи, возвращайся в колоду!», - рычит Михайло Потапыч.
- «Уф-фу, уходи, не отдадим тебе Мишутку!», рычит Настасья Филипповна.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Не отдавайте меня Машеньке, она меня когтем медным изорвет, зубом железным загрызет!».
Тут мертвая Машенька когтем медным вторую дверь процарапала и вошла в терем:
- «Тук-тук, я двери процарапала, я в терем вошла, верните мне моё сердце! - тихим голосом говорит мертвая Машенька». Бросилась мертвая Машенька на Мишутку и загрызла его железным зубом. Тут пропели петухи, мертвая Машенька вернулась к могилке, легла в колоду дубовую, накрылась крышкой и затихла.
«Уф-фу, сыночек наш умер!», - плачет Михайло Потапыч.
«Уф-фу, не надо было сердце Машеньки есть!», - плачет Настасья Филипповна.
Схоронили они Мишутку, поплакали, да стали думать, как дальше жить. Поставил Михайло Потапыч в дом запоры медные, да двери железные, чтоб мертвая Машенька когтем не процарапала, да в дом не вошла.
Ночью, лишь только пробили часы полночь, как заухал в чаще филин, закричала желна, засветилась могилка Машеньки. Выпали гвозди из крышки, раскрылась колода дубовая, вышла из нее мертвая Машенька - волос к волосу уложен, губки алые, на бледных щеках румянец играет, да только мертвые глаза огнем горят, а в груди дыра страшная, откуда медведи сердце вырвали. Запрудила мертвая Машенька ручеек, потекла водица студеная в Мишуткину могилку. Вышел мертвый Мишутка из могилки, побежал к дому. Стучит в двери железные:
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Батюшка-матушка, отворите-отоприте, мертвая Машенька ручеек запрудила, студеная водица в мою могилку натекла, холодно мне в сырой земле лежать, пустите домой». Сняли медведи запоры медные, открыли двери железные, вошла в дом мертвая Машенька и загрызла Михайло Потапыча и Настасью Филлиповну.
Давно это было. Дед с бабой с горя по Машеньке пропавшей умерли, да и деревеньки той больше нет. Только в лес тот проклятый до сих пор никто не ходит.
Давным-давно, в одной маленькой, затерянной в лесах деревушке, жили были дед и баба, и была у них внученька Машенька. Как-то раз пошла Машенька в лес по-грибы … да и потерялась. Солнышко давно уж полдень прошло-прокатилось, к закату клонится, пора домой возвращаться, да нет дороги, затерялась тропиночка. Вокруг лес дремучий, ели вековые, ветвями по лицу хлещут, корни ноги обвивают, идти не дают.
Долго ли коротко, вышла Машенька на полянку, видит избушка лесная стоит, да не просто избушка, а терем целый: ставеньки у теремочка тесовые, да запоры дубовые, сени кленовые, половицы ясеневые. Зашла Машенька в терем - пустой стоит, нет хозяев дома, только стол накрыт, да три миски стоят, да три ложки лежат, да три стула стоят. Села Машенька на большой стул - да велик он ей оказался, взяла в руки ложку - сил едва поднять хватило. Пошла Машенька, села за средний стул - не удобен он ей, взяла в руки ложку велика да тяжела оказалась. Села девочка за третий стул - впору пришелся ей, взяла ложку - как раз по руке. Мало-по малу, съела всё, что в миске было…
Время позднее, запалила Машенька свечку, да пошла по дому бродить-искать, где бы отдохнуть. Зашла в спаленку, видит - три кровати стоят: большая, средненькая да совсем маленькая. Прилегла Машенька на большую - жесткая слишком, прилегла на среднюю - неудобно ей. Прилегла на маленькую - впору пришлась. Укрылась Машенька одеялом пуховым, зарылась в подушки мягкие, да и уснула. Знала бы Машенька, к кому в гости попала - прочь бы бежала, без оглядки, сверкали бы лишь пятки. Да только спит девочка, сны видит… А жили в том тереме три медведя: Михайло Потапыч, Настасья Филлиповна и маленький медвежонок Мишутка.
Стемнело уж, луна сквозь деревья проглядывает, филин в чаще ухает, вдруг - шум да треск, то медведи домой идут. Подошли к дому, повел носом Михайло Потапыч: « Уф-фу, человечьем духом пахнет!». Потянула воздух Настасья Филипповна: «Уф-фу, не иначе охотник в терем забрался, вот я его!». Шмыгнул носом Мишутка: «Уф-фу, убьем его и сердце его съедим! ». Заходят медведи в дом, видят - еда почата, а Мишуткина миска - так совсем пуста. Зашипел, заворчал Мишутка: «Съесть его, съесть его!». Заходят медведи в спаленку, видят постели смяты, а на маленькой, Мишуткиной - девочка спит. «Уф-фу, это девочка!», - проворчал Михайло Потапыч. «Уф-фу, маленькая!», - проворчала Настасья Филипповна! «Съесть её, съесть её!», - зашипел Мишутка. Проснулась Машенька, да не тут-то было, схватили её медведи, посадили в клеть, заперли, да стали совет держать, как с ней быть, да что делать.
- «Отпустим её, маленькая еще», - говорит Михайло Потапыч.
- «Ага, отпустим, а она охотников приведет, - говорит Настасья Филипповна. - Пусть у нас живет, по дому помогает. Вырастет, тогда и решим, что дальше делать».
-«Съедим её, съедим её!» - шипит Мишутка.
Долго ли, коротко спорили медведи, а сморил их сон крепкий. Спит Михайло Потапыч, храпит громко. Спит Настасья Филипповна, во сне ворчит. Спит Мишутка, во сне шипит: «Съесть её, съесть её!» Только Машенька не спит, от страха дрожит, бежать думает. Разобрала стенку клети, да и бросилась бежать без оглядки, лишь бы от терема подальше, да от медведей страшных скрыться. Много ли, мало ли времени прошло, проснулись медведи, смотрят - стена разобрана, нет девочки. «Уф-фу, догнать её, догнать её», - ревет Михайло Потапыч! «Уф-фу, поймать её, поймать её!», - рычит Настасья Филипповна! «Уф-фу, съесть её, съесть её!», - шипит Мишутка.
Бросились медведи в погоню. Бегут - лес расступается, ветви дорогу им показывают, трава сама под ноги стелется. Нагнали Машеньку, прыгнул на неё Мишутка, да и загрыз насмерть. Вырвали у Машеньки сердце, принесли домой, изжарили да съели, а саму Машеньку Михайло Потапыч положил в колоду дубовую, да схоронил в лесу.
Много ли времени прошло, мало ли, про то никто не ведает, не знает. Да только стали замечать медведи, что не весел стал Мишутка, не играет больше, не резвится.
- «Уф-фу, что с тобой, сыночек мой?», - Михайло Потапыч спрашивает.
- «Уф-фу, что с тобой, дитятко моё?», - Настасья Филипповна спрашивает.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Мертвая Машенька ко мне по ночам приходит, сердце своё назад требует».
Испугались медведи. Вечером погасили свет, вроде как спать легли. Не спит Михайло Потапыч, от злости зубами скрипит. Не спит Настасья Филипповна , когтями хрустит. Не спит и Мишутка, со страху скулит. И только пробили часы полночь, как заухал в чаще филин, закричала желна, засветилась могилка Машеньки. Раскрылась колода дубовая, вышла из нее Машенька - волос к волосу уложен, губки алые, на бледных щеках румянец играет, да только мертвые глаза огнем горят, а в груди дыра страшная, откуда медведи сердце вырвали. Подошла девочка к терему:
- «Тук-тук, отпирайте запоры дубовые, открывайте двери кленовые, верните мне моё сердце!, - тихим голосом говорит мертвая Машенька. - А не то когтем медным дверь процарапаю и зубом железным загрызу Мишутку!»
- «Уф-фу, уходи, нет у нас твоего сердца, съели мы его!», - рычит Михайло Потапыч.
- «Уф-фу, уходи, возвращайся в могилку, не отдадим тебе Мишутку!», рычит Настасья Филипповна.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Не отдавайте меня Машеньке, она меня когтем медным изорвет, зубом железным загрызет!».
- «Тук-тук, отпирайте запоры дубовые, открывайте двери кленовые, верните мне моё сердце!, - говорит мертвая Машенька. - Я уже одну дверь когтем медным процарапала, один запор перегрызла, скоро в терем войду, зубом железным загрызу Мишутку!»
Тут пропели петухи, мертвая Машенька вернулась к могилке, легла в колоду дубовую, накрылась крышкой и затихла.
-«Уф-фу, ушла!», - рычит Михайло Потапыч.
- «Уф-фу, вернется!», рычит Настасья Филипповна.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Не отдавайте меня Машеньке!»
Пошел Михайло Потапыч к Машенькиной могилке, видит - могилка разрыта, стоит колода крышкой закрыта. Попробовал Михайло Потапыч крышку открыть - не может, держит мертвая Машенька изнутри когтем медным крышку. Взял тогда он гвозди и прибил крышку накрепко, да закопал могилку. Пришел Михайло Потапыч домой да и говорит: «Уф-фу, не придет больше Машенька, я крышку гвоздями забил, могилку закопал». - «Уф-фу, не придет!», радуется Настасья Филипповна. «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Придет, придет!»
На другую ночь только пробили часы полночь, как заухал в чаще филин, закричала желна, засветилась могилка Машеньки. Выпали гвозди из крышки, раскрылась колода дубовая, вышла из нее мертвая Машенька - волос к волосу уложен, губки алые, на бледных щеках румянец играет, да только мертвые глаза огнем горят, а в груди дыра страшная, откуда медведи сердце вырвали. Подошла девочка к терему:
- «Тук-тук, отпирайте запоры дубовые, открывайте двери кленовые, верните мне моё сердце!, - тихим голосом говорит мертвая Машенька. - Я уже одну дверь когтем медным процарапала, вторую процарапаю и зубом железным загрызу Мишутку!»
- «Уф-фу, уходи, возвращайся в колоду!», - рычит Михайло Потапыч.
- «Уф-фу, уходи, не отдадим тебе Мишутку!», рычит Настасья Филипповна.
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Не отдавайте меня Машеньке, она меня когтем медным изорвет, зубом железным загрызет!».
Тут мертвая Машенька когтем медным вторую дверь процарапала и вошла в терем:
- «Тук-тук, я двери процарапала, я в терем вошла, верните мне моё сердце! - тихим голосом говорит мертвая Машенька». Бросилась мертвая Машенька на Мишутку и загрызла его железным зубом. Тут пропели петухи, мертвая Машенька вернулась к могилке, легла в колоду дубовую, накрылась крышкой и затихла.
«Уф-фу, сыночек наш умер!», - плачет Михайло Потапыч.
«Уф-фу, не надо было сердце Машеньки есть!», - плачет Настасья Филипповна.
Схоронили они Мишутку, поплакали, да стали думать, как дальше жить. Поставил Михайло Потапыч в дом запоры медные, да двери железные, чтоб мертвая Машенька когтем не процарапала, да в дом не вошла.
Ночью, лишь только пробили часы полночь, как заухал в чаще филин, закричала желна, засветилась могилка Машеньки. Выпали гвозди из крышки, раскрылась колода дубовая, вышла из нее мертвая Машенька - волос к волосу уложен, губки алые, на бледных щеках румянец играет, да только мертвые глаза огнем горят, а в груди дыра страшная, откуда медведи сердце вырвали. Запрудила мертвая Машенька ручеек, потекла водица студеная в Мишуткину могилку. Вышел мертвый Мишутка из могилки, побежал к дому. Стучит в двери железные:
- «Уф, уф, - плачет Мишутка. - Батюшка-матушка, отворите-отоприте, мертвая Машенька ручеек запрудила, студеная водица в мою могилку натекла, холодно мне в сырой земле лежать, пустите домой». Сняли медведи запоры медные, открыли двери железные, вошла в дом мертвая Машенька и загрызла Михайло Потапыча и Настасью Филлиповну.
Давно это было. Дед с бабой с горя по Машеньке пропавшей умерли, да и деревеньки той больше нет. Только в лес тот проклятый до сих пор никто не ходит.