Сюжет, возможно, стащен из "Момента истины или в августе 44-го."
Так вот, под вечер останавливаем на шоссе для проверки "эмку". Рядом с водителем - майор госбезопасности: сиреневая коверкотовая гимнастерочка, на петлицах - по ромбу, два ордена, потемнелый нагрудный знак "Почетный чекист". На заднем сиденье - его жена, миловидная блондинка с мальчиком лет трех-четырех, и еще один, спортивного вида, со значком ворошиловского стрелка и двумя кубарями - сержант госбезопасности*. Майор Фомин с женой и ребенком следует в город Москву, в распоряжение НКВД СССР. Кроме личных вещей, в машине два толстенных пакета, опечатанные гербовыми сургучными печатями НКВД-Белоруссии, - совершенно секретные документы, что оговорено в предписании. И шофер там указан и сержант - для охраны. Все чин чином, все продумано и правдоподобно. Документы безупречные; на удостоверении у майора хорошо нам уже знакомая подпись - черной тушью - Наркома внутренних дел Белоруссии, а на удостоверении к нагрудному знаку, выданному еще в 1930 году, личная роспись Менжинского. И у жены, вольнонаемной сотрудницы органов НКВД, и у военного шофера, и у сержанта - тоже абсолютно безупречные документы. Номер у "эмки" минский, паспорт и путевой лист подлинные, соответствующие; на висящем в машине маузере-раскладке серебряная пластинка с гравировкой: "Тов.Фомину (инициалы) от ОГПУ СССР". Ни единой задоринки - ни в бумагах, ни в экипировке, ни в поведении. Имелись даже сходные признаки в словесных портретах ребенка и родителей - белявый, с голубыми глазами, как и мама, и скуластый, с широким прямым лбом, как отец. Все чин чином плюс отличное знание оперативной обстановки. Майор промежду прочим негромко, доверительно сказал: - Вы от Бориса Ивановича? От Кондрашина?.. Капитан Кондрашин Борис Иванович третьи сутки исполнял обязанности командира нашего погранполка - даже это они знали. И все-таки мы их взяли. Рассказывая Фомченко и Лужнову действительный случай, я для пользы дела по воспитательным соображениям кое-что приукрасил. Взяли мы в основном трупы, а блондинку, тоже начавшую стрелять, тяжело ранили. Как оказалось, мальчик был сынишка советского командира, подобранный немцами где-то у границы в первые сутки войны. Его натаскивали несколько дней, приучали называть "майора" папой, а блондинку - мамой, и приучили. Но так как он иногда сбивался и говорил ей "тетя" (или ему "дядя", уже не помню), ребенка заставляли молчать, когда его держали за руку. С этой же целью - чтобы в нужные минуты он не говорил - ему засовывали в рот леденцы. При проверке документов, сжимая маленькую ладошку, "мама" - она оказалась радисткой - от напряжения, видно, сделала ему больно, и он поморщился. Кстати, потом, обхватив ее, окровавленную, полуживую, обеими руками, он вцепился намертво и дико кричал; в этой страшной для него передряге она наверняка казалась ему самым близким человеком.
Осталось такое только ссылочку на подобное в документах найти (и тем большей частью верить нельзя -сплошные "парашютные десанты" за которые обычных разведчиков на мотоциклах мотодивизий принимали), а не в худлите. :)
Владимир Богомолов очень тщательно подходил к фактологии в своих произведениях. Вплоть до того, что специально ездил на места, где разворачивались действия его романа, и уточнял состав почв и типичную растительность в лесу. И если он упомянул такой случай, то с большой вероятностью он имел место быть.
На ВИФе историки разбирали разбирали роман - клюква на клюкве и клюквой погоняет. Просто на тот момент он казался необычным крутым боевиком с мифической "стрельбой по-македонски" и "качанием маятника". :)
Да уже два вышеозначенных термина - это выдумка писателя или мифы. И это ему указывали сразу после выхода тогда еще повести. Это как "красную ртуть" до сих продавать :)
Так вот, под вечер останавливаем на шоссе для проверки "эмку". Рядом с водителем - майор госбезопасности: сиреневая коверкотовая гимнастерочка, на петлицах - по ромбу, два ордена, потемнелый нагрудный знак "Почетный чекист". На заднем сиденье - его жена, миловидная блондинка с мальчиком лет трех-четырех, и еще один, спортивного вида, со значком ворошиловского стрелка и двумя кубарями - сержант госбезопасности*. Майор Фомин с женой и ребенком следует в город Москву, в распоряжение НКВД СССР. Кроме личных вещей, в машине два толстенных пакета, опечатанные гербовыми сургучными печатями НКВД-Белоруссии, - совершенно секретные документы, что оговорено в предписании. И шофер там указан и сержант - для охраны.
Все чин чином, все продумано и правдоподобно. Документы безупречные; на удостоверении у майора хорошо нам уже знакомая подпись - черной тушью - Наркома внутренних дел Белоруссии, а на удостоверении к нагрудному знаку, выданному еще в 1930 году, личная роспись Менжинского. И у жены, вольнонаемной сотрудницы органов НКВД, и у военного шофера, и у сержанта - тоже абсолютно безупречные документы. Номер у "эмки" минский, паспорт и путевой лист подлинные, соответствующие; на висящем в машине маузере-раскладке серебряная пластинка с гравировкой: "Тов.Фомину (инициалы) от ОГПУ СССР".
Ни единой задоринки - ни в бумагах, ни в экипировке, ни в поведении. Имелись даже сходные признаки в словесных портретах ребенка и родителей - белявый, с голубыми глазами, как и мама, и скуластый, с широким прямым лбом, как отец. Все чин чином плюс отличное знание оперативной обстановки. Майор промежду прочим негромко, доверительно сказал: - Вы от Бориса Ивановича? От Кондрашина?..
Капитан Кондрашин Борис Иванович третьи сутки исполнял обязанности командира нашего погранполка - даже это они знали.
И все-таки мы их взяли.
Рассказывая Фомченко и Лужнову действительный случай, я для пользы дела по воспитательным соображениям кое-что приукрасил.
Взяли мы в основном трупы, а блондинку, тоже начавшую стрелять, тяжело ранили.
Как оказалось, мальчик был сынишка советского командира, подобранный немцами где-то у границы в первые сутки войны. Его натаскивали несколько дней, приучали называть "майора" папой, а блондинку - мамой, и приучили. Но так как он иногда сбивался и говорил ей "тетя" (или ему "дядя", уже не помню), ребенка заставляли молчать, когда его держали за руку. С этой же целью - чтобы в нужные минуты он не говорил - ему засовывали в рот леденцы.
При проверке документов, сжимая маленькую ладошку, "мама" - она оказалась радисткой - от напряжения, видно, сделала ему больно, и он поморщился.
Кстати, потом, обхватив ее, окровавленную, полуживую, обеими руками, он вцепился намертво и дико кричал; в этой страшной для него передряге она наверняка казалась ему самым близким человеком.
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
И если он упомянул такой случай, то с большой вероятностью он имел место быть.
Reply
Reply
Можете привести пару примеров клюквы.
Reply
Reply
Leave a comment