ЮЖНЫЙ КРЕСТ (4)
Продолжение. Начало здесь, здесь и здесь.
Ехать надо
Вернемся к бурам. Без них никак. Они, в конце концов, тоже стали к началу XIX века кореннее некуда, придя на юг Африки даже раньше коса, явившихся с севера немного позднее. Этих суровых бородатых мужиков ни в коем случае не следует романтизировать, но нужно понимать, не следуя слепо за английскими морализаторами типа Барроу и Персиваль, слащаво возмущавшихся «бурским бессердечием» и рисовавших буров исключительно черными красками, как грубых, невежественных, косных людей, обижавших «беззащитных туземцев». У англичан, в конце концов, имелся свой интерес: буры были их конкурентами, а конкурентов англосаксы мочат без пощады, на убой.
То есть, да, тяжелые, косные, ненавидящие новое и цеплявшиеся за старое. Да, наивно-хитроватые и, основном, дремучие. Да, набожные до дремучести, сделавшие из догматов кальвинизма аксиому «божественного провидения», своего рода мандат на эксплуатацию черных, которые, как «потомки Хама», даже крестившись, оставались «вечными слугами». Все так. Но. Их слово, особенно с поминанием Господа, было словом раз и на всегда. А те же догматы кальвинизма, определяя честный труд, как лучшую форму служения Творцу, придавали отношениям буров с «потомками Хама» уникальное своеобразие. Черные рабы трудились вместе с хозяевами, подававшими им пример, ели то же, что и хозяева, часто за одним столом, - как в библейские времена, которые буры копировали, - хозяин защищал раба от всяческого насилия и был с ним патриархально человечен. А если наказывал (подчас крайне жестоко), то только за леность, ослушание или, упаси Боже, строптивость.
Этим и объясняется странный, на первый взгляд, парадокс: лишившись земли и скота, чернокожие шли продаваться бурам в рабство, и даже при англичанах, когда рабство отменили, никуда от буров не уходили, оставаясь при доме уже в звании «батраков», хотя, по сути, все оставалось, как прежде. И когда начался Великий Трек, абсолютное большинство этих батраков, даром, что считались не совсем людьми, ушли с хозяевами в бесконечно опасное незнамо куда, хотя, будучи свободными, вполне могли потребовать расчет, получить его (буры никогда не зажимали честно заработанное) и остаться, - а если бы кто-то попытался увести силой, англичане бы не позволили.
Теперь о Треке. Трек, собственно, означает «Путь», в который однажды двинулись буры, уставшие жить совместно с англичанами. И было отчего. В первые полтораста лет своего существования Капская колония подчинялась Ост-Индской компании, однако в смутные годы европейских революций и войн вышла из-под контроля «амстердамских грешников» и «автономные общины Христовы» зажили сами по себе, что им очень легло на душу. Ибо по-божески, по-людски, по-справедливости, совокупным умом, как в Писании велено. Хлеб свой добывая в поте лица, плодясь и размножаясь. Однако пришли англичане, и как водится, все изгадили.
Даже не специально. Просто уж очень разные стили жизни были у старожилов и новичков: буры ценили стабильность, считали физический труд мерилом богоугодности, в свободное время, дико уставая, предпочитали поспать, а из всех культурных достижений человечества признавали только Библию. В связи с чем, и проигрывали конкуренцию шустрым бриттам, с 1806 подмявшим под себя всю власть в колонии, а с 1821 начавшими прибывать тысячами, причем на самое вкусное. А проигрывая, естественно, обижались, понемногу приходя к выводу, что так жить нельзя. К тому же, земля, полторы сотни лет обрабатываемая по старинке, истощалась, нужно было расширяться, а патриархальный уклад жизни, - жестокий майорат, по канонам которого все наследовал старший сын, - вынуждал подрастающую молодежь искать новые места под солнцем.
Поехали!
И вот по всему поэтому, в 1836-м, найдя в Священном писании соответствующие случаю слова, несколько тысяч буров, в основном, молодых, снялись с места и сделали ручкой английским властям, очень недовольным, но не имеющим законных оснований препятствовать. И далее все, как у Буссенара: солнце по правую руку, вереницы тяжелых фургонов, - этакие крепости на колесах, - запряженных быками, огромные стада, охраняемый бородатыми всадниками и множество черных слуг, не пожелавших оставаться под «освободителями». Правда, обсуждая, куда идти, повздорили и разделились на две группы.
Первая, двигаясь строго на север, перешла реку Оранжевую, и в 1837-м столкнулась с народом ндебеле, незадолго до того, под руководством Мзиликази, о котором речь впереди, пришедшим и занявшим завидно тучные пастбища, очень понравившиеся «трекерам». Поскольку черным они тоже нравились, а характер у них был не легче бурского, последовала битва при Мосиге, столице ндебелов, и белые вступили в право владения, а ндебелы, копья и храбрость которых под мушкетным огнем помогали мало, потеряв более тысячи воинов, вместе со стадами ушли на север, через Лимпопо, а новые хозяева начали обустраиваться. Вторая группа, во главе с Питером Ретифом, взяла курс восточнее, не спеша преодолела Драконовы горы и вышла в вельды Наталя. И вот теперь - про зулу.
Собственно, зулу как таковые были всего лишь небольшим кланом огромного народа нгуни, жившим на территории нынешних Наталя и Зулуленда, между Индийским океаном и Драконовыми горами, - то есть на южной окраине Трансвааля. Пришли в эти места с севера, лет за сто до времен, о которых мы говорим, поселились и жили спокойно, пока на исходе XVIII века спокойный, в общем, край не начало трясти и корежить. Сами зулу и их соседи считали, что всему виной гнев Небес, однако на самом деле все было куда проще. Кукуруза, позаимствованная у живших по соседству португальцев, обеспечивала питание куда легче, чем местные злаки, детей выживало больше, да и армии становились масштабнее (ведь с кукурузой могли справиться и женщины с подростками).
С другой стороны, конкуренция за достаточно бедные водные ресурсы усилилась, тем паче, что в начале XIX века край поразили долгие засухи. И мелкие, почти бескровные войны на меже вдруг стали беспощадно кровавы, а в фавориты забега после нескольких туров Большой Игры вырвался поначалу некий Дингисвайо, вождь крохотного клана тетва, сумевший силой и обаянием сколотить рыхлый союз трех десятков таких же небольших кланов. В том числе, и зулу, нкоси которых, молодой и удачливый воин Чака, судьба которого (знатный сиротка, которому было за что мстить родне) напоминает судьбу мальчик Темуджина, после гибели покровителя в 1818-м сумел удержать союз от распада.
О Чингисхане помянуто неспроста. Не политик и, в общем, не управленец, но гений войны, типологически полная копия великого монгола, он создал из обычного ополчения армию принципиально нового типа, в которой на постоянной основе служили все мужчины ( труд стал уделом женщин, подростков и стариков), придумал уникальную систему тренировок, а также идеологию, ориентированную на полное истребление врага, разработал принципиально же новую тактику боя, новый боевой строй и новое оружие, введя вместо легких дротиков им лично изобретенных ударный ассегай.
В общем, многое Чака придумал, многое внедрил и добился многого. Всего за 7-8 лет его военные реформы сделали армию зулу несокрушимым и легендарным гегемоном региона, взвинтило процветание народа на порядок, а всю общественную жизнь милитаризовала до такой степени, что смыслом этой жизни стала война, превратившаяся не только в средство наживы, но и в естественную потребность, не удовлетворяя которую невозможно было жить.
И цели по ходу менялись. Сперва просто ради ограбления, затем, - чтобы обезопасить себя от попыток реванша, - ради полного подчинения. С поголовной мобилизацией мужчин, перемешиванием племен или их истреблением, если побежденные почему-то были не нужны, и раздачей женщин по краалям зулу. В ходе постоянных войн невероятно быстро формировалась прото-государственность варварского типа, основой которого было, - как не вспомнить того же Чингисхана или, допустим, ранних готских королей? - войско, а вертикалью - индуны, командиры, а в мирное время коменданты краалей, руководившие всеми тремя ветвями власти.
Приехали...
Жестокость нравов и законов этого «первогосударства» была запредельна, на наш с вами взгляд, пожалуй, и непредставима. Сообщения современников изобилуют рассказами с натуры о «кровожадных, мстительных, жестоких деспотах, одержимых почти безграничным честолюбием», - и все это правда. Но правда и то, что именно это писали бы те же самые путешественники, доведись им побывать в ставке (опять-таки) Чингисхана, или какого-нибудь Рагнара Кожаные Штаны, или в Теночтитлане. Жутко на первый взгляд, но вполне естественно для всех племен и народов в переломные моменты истории, когда рушится кровная традиция и на ее осколках прорастают первые ростки государственности или, скажу как марксист, первые классовые отношения.
В общем, рациональная (не считая краткого периода двух последних лет жизни Чаки, когда он, вероятно, сошел с ума) жестокость, включая «вынюхивание колдунов», - регулярные выборочные чистки, - ориентированная на максимально быстрое сплочение племен воедино, прививку войскам жесткой дисциплины и запугивание врагов. Хотя, конечно, соседям зулу, попавшим под каток, от того, что по ним прошлась не фигня какая-то, но историческая закономерность, было не легче. А потому прямым следствием экспансии Чаки стала кровавая жуть, вошедшая в память поколений, как «мфекане», - рассеяние, - и, в конце концов, сформировавшая нынешнюю этно-политическую карту Южной Африки.
Кланы нгуни побежали кто куда. Бежали не только побежденные, спасая хотя бы жизни, но и некоторые близкие великому завоевателю люди, вроде Мзиликази, нкоси клана ндебеле, блестящего полководца и любимца «императора», но при этом не любившего крови и понимавшего, что рано или поздно это его погубит. И все они побежали кто куда, в ужасе спасая себя, становились кошмаром всех, кто попадался на пути, потому что маячивший за спиной ужас не позволял быть великодушными, а те, кого они вытесняли с обжитых мест, в свою очередь, обращаясь в бегство, становились кошмаром для соседей.
Впрочем, обо всем этом подробно и увлекательно написал Риттер в своем классическом «Чака Зулу», так что, ограничимся тем, что к моменту появления буров Чаки уже не было в живых. В 1828-м его убили сводные братья, - тоже не редкость в мировой истории, - и правил «империей» старший из них, Дингаан. К слову сказать, не факт, что Чаку убивали без его ведома. Есть версия, - и достаточно достоверная, - что великий завоеватель, принеся в жертву умершей матери, которую он исступленно любил, несколько тысяч собственных подданных, придя в себя, решил, что теряет разум и, не имея по религиозным соображениям права на суицид, сам попросил приближенных покончить с ним.
Эта деталь, однако, хотя и любопытна, но не слишком важна, важнее, что Дингаан, подражая брату, тоже старался воевать и покорять, но, как говорится, труба была пониже и дым пожиже, в связи с чем, недостаток славы восполнялся повышенной свирепостью. Тем не менее, пришельцев Дингаан принял очень дружелюбно, и даже, по бурским источникам, 4 февраля 1838 будто бы «подписал» договор, поставив крестик под непонятным ему текстом, - однако спустя всего два дня поставил своей рукой крестик, заменяющий подпись. Но через два дня Ретиф и его спутники (всего около трехсот, включая детей и женщин) по приказу инкоси были убиты в его краале с крайней, присущей зулусским казням жестокостью: их тела, насаженные на колья, спустя полгода были найдены на месте исполнения.
Причины такой смены настроений не очень понятны. Есть мнение, что первоначальная приязнь его была обусловлена нелюбовью буров к англичанам, о которых он был наслышан и которых побаивался, хотя, с другой стороны, привечал и даже позволил англиканскому миссионеру Фрэнсису Оуэну проповедовать в своей столице, краале Гунгудлову. Ряд исследователей полагает, что в убийстве виновен Ндлела, соратник Чаки, люто ненавидивший белых. Однако не исключено, что никакого «радушного приема» не было вовсе, да и с самим договором далеко не все ясно. Оригинал его якобы был впоследствии найден в краале Дингаана, однако самый крупный специалист по истории вопроса, Джон Кори, автор шеститомного исследования «Становление Южной Африки», в 20-х годах ХХ века высказал и убедительно обосновал мнение о том, что этот документ - подделка. Не в том смысле, что Дингаан не понимал, ни что подписывает, ни значения этого акта, - это само собой: юридические закорючки черные просто не воспринимали, - а в самом прямом.
По мнению Кори, никакой бумаги с отпечатком пальца не было вообще, а та, что есть, сфабрикована позже, чтобы подкрепить «волю Божью» документально, но, как бы то ни было, после гибели Ретифа война стала неизбежной. Мало того, что земля зулу была обетована буром самим Господом, велевшим стойко претерпевать все горести и невзгоды, - а это само по себе серьезно, но и возвращаться бурам было просто некуда: в покинутом Капе их никто не ждал, все дома и фермы трекеры продали, поклявшись не давать задний ход никогда, да и реши они развернуть фургоны, уйти все равно не удалось бы: согласно заветам Чаки, для зулу святым, их импи (отряды), почуяв кровь, никогда не оставляли врага недобитым, преследуя до полного финала, чтобы подранок не вернулся и не отомстил.
Продолжение следует.