об основах русского сатанизма
Интересно, что основу творчества и мировоззрения «красно-коричневого» писателя Александра Проханова составили не только баптистские мистерии его семьи, но и южинский кружок Мамлеева, членом которого он был. Т.е. это ещё и вариант «русского сатанизма». Александр Андреевич сейчас вспоминает своё участие в мамлеевском кружке:
«В 60-х годах вокруг Мамлеева сложился кружок эзотериков, мистиков, сумасшедших, кликуш. Мамлеев источал такую таинственную энергию, которая питает ночные болотные грибы, и они светятся голубоватым светом. Вся эта пёстрая ватага, как шумный осиный рой, перемещалась по Москве от Малой Бронной, где было их главное гнездовье, до моих Текстильщиков, где я проживал в то время.
Мамлеев вынимал из-за пазухи потёртую замызганную тетрадку, исписанную от руки, и читал свои рассказы. А ватага рассаживалась вокруг, иные прямо на полу, и внимала учителю, боготворя его и выцеживая из него каждый для себя свою капельку яда. Он читал свои произведения хорошо, с лёгким кошачьим мурлыканьем, что делало его похожим на кота, вокруг которого сидело множество мышей, полёвок болотных лягушек, общипанных птиц. Всё это вместе взятое могло заинтересовать любого психиатра, тем более, что некоторые из мамлеевских приверженцев действительно стояли тогда на учёте в психлечебнице. Не потому, что они были сумасшедшие, а потому что квиток шизофреника давал право нигде не работать. Обычно рядом с Мамлеевым находилась какая-нибудь кликуша, которую он называл дщерь. Эта неистовая, яростная, как ведьма, женщина охраняла своего кумира от неосторожных прикосновений чинов нижнего ряда.
Ад, обычно находящийся глубоко под землёй, проступал наружу и становился явью.
Я слушал Мамлеева. Иногда содрогался, иногда был увлечён его тёмной фантазией и как-то сказал ему: «Знаешь, ты читаешь свои жуткие вещи, а у меня такое ощущение, что кругом расцветает лазоревый луг». Он ничего не ответил, но это замечание было важным для него, потому что никто другой не мог ему сказать подобное.
Я кружился в этом вихре диссидентствующего русского подполья, находил ему место в своей душе, уже тогда осознавая невозможность понять Россию и русского без русской тьмы.
Помню один эпизод. Однажды мы сошлись у меня дома: Мамлеев, его безумные поклонники, дщерь, а также несколько замечательных художников, среди них Василий Полевой и Николай Мануйлов по прозвищу Кук. Мы целый день из мокрой газеты, из папье-маше лепили маски, и когда они высохли, раскрасили их. Среди этих масок была деревенская дура с большими губами и мочалкой вместо косы. Разгульная девка с бесстыдной улыбкой и рыжими волосами из металлической проволоки. Там была ослиная башка и козлиная рожа. А также была смертушка: белый неровный короб с пустым ртом и провалами глаз, смертушка, покрытая лазоревыми цветами. Мы напялили на себя эти маски, стали танцевать. И забылись: кто мы и где мы. Мы превратились в русских скоморохов, в русских ведунов, в русских чертей».
https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=3386194641425571&id=100001052056162
«В 60-х годах вокруг Мамлеева сложился кружок эзотериков, мистиков, сумасшедших, кликуш. Мамлеев источал такую таинственную энергию, которая питает ночные болотные грибы, и они светятся голубоватым светом. Вся эта пёстрая ватага, как шумный осиный рой, перемещалась по Москве от Малой Бронной, где было их главное гнездовье, до моих Текстильщиков, где я проживал в то время.
Мамлеев вынимал из-за пазухи потёртую замызганную тетрадку, исписанную от руки, и читал свои рассказы. А ватага рассаживалась вокруг, иные прямо на полу, и внимала учителю, боготворя его и выцеживая из него каждый для себя свою капельку яда. Он читал свои произведения хорошо, с лёгким кошачьим мурлыканьем, что делало его похожим на кота, вокруг которого сидело множество мышей, полёвок болотных лягушек, общипанных птиц. Всё это вместе взятое могло заинтересовать любого психиатра, тем более, что некоторые из мамлеевских приверженцев действительно стояли тогда на учёте в психлечебнице. Не потому, что они были сумасшедшие, а потому что квиток шизофреника давал право нигде не работать. Обычно рядом с Мамлеевым находилась какая-нибудь кликуша, которую он называл дщерь. Эта неистовая, яростная, как ведьма, женщина охраняла своего кумира от неосторожных прикосновений чинов нижнего ряда.
Ад, обычно находящийся глубоко под землёй, проступал наружу и становился явью.
Я слушал Мамлеева. Иногда содрогался, иногда был увлечён его тёмной фантазией и как-то сказал ему: «Знаешь, ты читаешь свои жуткие вещи, а у меня такое ощущение, что кругом расцветает лазоревый луг». Он ничего не ответил, но это замечание было важным для него, потому что никто другой не мог ему сказать подобное.
Я кружился в этом вихре диссидентствующего русского подполья, находил ему место в своей душе, уже тогда осознавая невозможность понять Россию и русского без русской тьмы.
Помню один эпизод. Однажды мы сошлись у меня дома: Мамлеев, его безумные поклонники, дщерь, а также несколько замечательных художников, среди них Василий Полевой и Николай Мануйлов по прозвищу Кук. Мы целый день из мокрой газеты, из папье-маше лепили маски, и когда они высохли, раскрасили их. Среди этих масок была деревенская дура с большими губами и мочалкой вместо косы. Разгульная девка с бесстыдной улыбкой и рыжими волосами из металлической проволоки. Там была ослиная башка и козлиная рожа. А также была смертушка: белый неровный короб с пустым ртом и провалами глаз, смертушка, покрытая лазоревыми цветами. Мы напялили на себя эти маски, стали танцевать. И забылись: кто мы и где мы. Мы превратились в русских скоморохов, в русских ведунов, в русских чертей».
https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=3386194641425571&id=100001052056162