«Маньяк труда» и «подыхай, паскуда»: особенности эстонско-русского словаря для школьников - Культура
«Маньяк труда» и «подыхай, паскуда»: особенности эстонско-русского словаря для школьников - Культура - dzd.ee
Пока правящие политики клянутся и божатся довести реформу русскоязычного образования до ее (его) логического конца, специалисты как будто пытаются облегчить этот процесс, снабдив русских школьников необходимыми учебными материалами и словарями. Однако зачастую результаты этой работы оказываются столь же сомнительными, как и сама реформа. Свидетельством тому - вышедший в 2010 году в издательстве TEA Эстонско-русский словарь для школьников.
Редакторами этого в любом случае необходимого издания значатся Пилле Эслон и Надежда Крутик, переводчиками выступили Моника Сааркоппель и Ольга Ханина. В предисловии сообщается, что эстонско-русский словарь как словарь нового поколения является новым учебным пособием, «своеобразным словарем - учебником по языку». Что и говорить - словарь действительно своеобразен.
Видимо, стараясь быть ближе к нынешней молодежи, на которую и рассчитан этот учебник, авторы проиллюстрировали словарные статьи ультрасовременными примерами. Школьникам, в частности, чрезвычайно важно знать, что слово «peet» по-эстонски означает не только свеклу, но и бормотуху («на столе бутылка бормотухи и коробка салаки в томатном соусе»); к слову «mõju» не нашлось лучше иллюстрации, чем «под воздействием наркотиков», рядом со словом «latern» красуется «улица красных фонарей», не менее прекрасны «шайка парней в кожаных куртках» и некий «шпанюк», сопровождающие слово «kamp».
Выбор иллюстраций в учебнике вообще радует: когда на одной и той же странице школьникам сообщают жизненно необходимые эстонские выражения «пиво продается в ларьке за углом», «быть под мухой», «перекинуться в карты», «шлеп его по заду!», «красивые ягодицы», а на следующей их приветствует «неумышленное преступление», поневоле задумаешься, какую картину мира у школьников формирует этот словарь.
Видимо, должны способствовать скорейшей интеграции и эквиваленты таких эстонских выражений, как «ta jäi süütusest ilma» (она лишилась невинности) и «sure, sa jätis!» («подыхай, паскуда!»). Боюсь предположить, что последнее в словаре появилось на тот случай, если интеграции с эстонскими школьниками у русского ребенка все-таки не случится. Впрочем, возможно, эта фраза не будет пущена в ход, если ребенок вовремя поймет прекрасную эстонскую фразу «seda puru sul ikka jätkub?» («у тебя бабки-то по-прежнему водятся?»).
Есть в словаре и чисто языковые ляпы: «pedantne korralikkus» в русском переводе оказалась «педантской аккуратностью»; колебание температуры, оказывается, «разрыхляет асфальт»; стилистически нейтральное «sõi lõuna ära» зачем-то превратилось в «слопал обед»; местами вместо перевода дается откровенная калька с эстонского («больного усыпили наркозом» вместо «больному дали наркоз», «твои слова были как красный платок для быка» вместо устойчивого словосочетания «как красная тряпка для быка»).
Замечательное слово «маньяк» незатейливо проиллюстрировано таким близким и исключительно русским словосочетанием как «маньяк труда». Но даже представив себе маньяка-ударника, я при всем желании не могу вообразить, что такое «ходить нога за ногу» («jalgu järel vedama»). Разве что этот человек - тренированный йог, который в позе птицы Гаруды умеет не только стоять, но и ходить.
Нерусский, инверсивный синтаксис в переводных примерах, множество стилистических ошибок, очень часто - неадекватный перевод и иллюстрации, нравственный уровень которых вызывает серьезные сомнения в том, что это издание следует рекомендовать школьникам. Было бы ханжеством отрицать, что многие подростки пьют пиво, живут половой жизнью, играют в карты и каждого встречного готовы обозвать паскудой, но зачем все это в словаре?
Каждый филолог с первого курса помнит, что языковая норма кодифицируется словарями. Какую норму утверждает эта книга? Должны ли мы теперь считать, что «selgusetutel asjaoludel» необходимо переводить «по неясным обстоятельствам» (вместо устойчивого русского штампа «при невыясненных обстоятельствах»)? С какой стати мы должны пользоваться корявым нерусским словом «имперсонал» для того, чтобы обозначить неопределенно-личное предложение?
Не так давно я показывала московским гостям Объект №2011 на площади Свободы, с интересом читая его описание, заботливо приведенное на трех языках: эстонском, английском и квазирусском. В последнем все было понятно и все не по-русски - одна сплошная калька, как будто неопытному переводчику не дали в помощь хорошего литературного редактора. Но что простительно организаторам информационной кампании «Таллинн 2011», непростительно составителям словаря. И так ли уж трудно было задержать выпуск этого необходимого издания до тех пор, пока его не вычитает квалифицированный носитель русского языка?
Итог:
Впрочем, в области образования у нас уже лет двадцать все делается по принципу «вперед, а там разберемся». Подумаешь, русские детки скоро начнут «разрыхлять асфальт», «распечатывать бутылки» и носить «обтянутые (чем?) юбки». Зато они поймут вопль эстонской учительницы: «Kes on WC ära reostanud? («Кто обгадил туалет?») и плевать, что поймут, в общем, не то чтобы совсем адекватно. Главное, чтобы в словаре были отражены все реалии эстонской школы, ждущие русских детей. Пазитивчег, чё… Олеся Лагашина
Пока правящие политики клянутся и божатся довести реформу русскоязычного образования до ее (его) логического конца, специалисты как будто пытаются облегчить этот процесс, снабдив русских школьников необходимыми учебными материалами и словарями. Однако зачастую результаты этой работы оказываются столь же сомнительными, как и сама реформа. Свидетельством тому - вышедший в 2010 году в издательстве TEA Эстонско-русский словарь для школьников.
Редакторами этого в любом случае необходимого издания значатся Пилле Эслон и Надежда Крутик, переводчиками выступили Моника Сааркоппель и Ольга Ханина. В предисловии сообщается, что эстонско-русский словарь как словарь нового поколения является новым учебным пособием, «своеобразным словарем - учебником по языку». Что и говорить - словарь действительно своеобразен.
Видимо, стараясь быть ближе к нынешней молодежи, на которую и рассчитан этот учебник, авторы проиллюстрировали словарные статьи ультрасовременными примерами. Школьникам, в частности, чрезвычайно важно знать, что слово «peet» по-эстонски означает не только свеклу, но и бормотуху («на столе бутылка бормотухи и коробка салаки в томатном соусе»); к слову «mõju» не нашлось лучше иллюстрации, чем «под воздействием наркотиков», рядом со словом «latern» красуется «улица красных фонарей», не менее прекрасны «шайка парней в кожаных куртках» и некий «шпанюк», сопровождающие слово «kamp».
Выбор иллюстраций в учебнике вообще радует: когда на одной и той же странице школьникам сообщают жизненно необходимые эстонские выражения «пиво продается в ларьке за углом», «быть под мухой», «перекинуться в карты», «шлеп его по заду!», «красивые ягодицы», а на следующей их приветствует «неумышленное преступление», поневоле задумаешься, какую картину мира у школьников формирует этот словарь.
Видимо, должны способствовать скорейшей интеграции и эквиваленты таких эстонских выражений, как «ta jäi süütusest ilma» (она лишилась невинности) и «sure, sa jätis!» («подыхай, паскуда!»). Боюсь предположить, что последнее в словаре появилось на тот случай, если интеграции с эстонскими школьниками у русского ребенка все-таки не случится. Впрочем, возможно, эта фраза не будет пущена в ход, если ребенок вовремя поймет прекрасную эстонскую фразу «seda puru sul ikka jätkub?» («у тебя бабки-то по-прежнему водятся?»).
Есть в словаре и чисто языковые ляпы: «pedantne korralikkus» в русском переводе оказалась «педантской аккуратностью»; колебание температуры, оказывается, «разрыхляет асфальт»; стилистически нейтральное «sõi lõuna ära» зачем-то превратилось в «слопал обед»; местами вместо перевода дается откровенная калька с эстонского («больного усыпили наркозом» вместо «больному дали наркоз», «твои слова были как красный платок для быка» вместо устойчивого словосочетания «как красная тряпка для быка»).
Замечательное слово «маньяк» незатейливо проиллюстрировано таким близким и исключительно русским словосочетанием как «маньяк труда». Но даже представив себе маньяка-ударника, я при всем желании не могу вообразить, что такое «ходить нога за ногу» («jalgu järel vedama»). Разве что этот человек - тренированный йог, который в позе птицы Гаруды умеет не только стоять, но и ходить.
Нерусский, инверсивный синтаксис в переводных примерах, множество стилистических ошибок, очень часто - неадекватный перевод и иллюстрации, нравственный уровень которых вызывает серьезные сомнения в том, что это издание следует рекомендовать школьникам. Было бы ханжеством отрицать, что многие подростки пьют пиво, живут половой жизнью, играют в карты и каждого встречного готовы обозвать паскудой, но зачем все это в словаре?
Каждый филолог с первого курса помнит, что языковая норма кодифицируется словарями. Какую норму утверждает эта книга? Должны ли мы теперь считать, что «selgusetutel asjaoludel» необходимо переводить «по неясным обстоятельствам» (вместо устойчивого русского штампа «при невыясненных обстоятельствах»)? С какой стати мы должны пользоваться корявым нерусским словом «имперсонал» для того, чтобы обозначить неопределенно-личное предложение?
Не так давно я показывала московским гостям Объект №2011 на площади Свободы, с интересом читая его описание, заботливо приведенное на трех языках: эстонском, английском и квазирусском. В последнем все было понятно и все не по-русски - одна сплошная калька, как будто неопытному переводчику не дали в помощь хорошего литературного редактора. Но что простительно организаторам информационной кампании «Таллинн 2011», непростительно составителям словаря. И так ли уж трудно было задержать выпуск этого необходимого издания до тех пор, пока его не вычитает квалифицированный носитель русского языка?
Итог:
Впрочем, в области образования у нас уже лет двадцать все делается по принципу «вперед, а там разберемся». Подумаешь, русские детки скоро начнут «разрыхлять асфальт», «распечатывать бутылки» и носить «обтянутые (чем?) юбки». Зато они поймут вопль эстонской учительницы: «Kes on WC ära reostanud? («Кто обгадил туалет?») и плевать, что поймут, в общем, не то чтобы совсем адекватно. Главное, чтобы в словаре были отражены все реалии эстонской школы, ждущие русских детей. Пазитивчег, чё… Олеся Лагашина