Полюса культурного протеста: встреча с Алексеем Любимовым
Имя Алексея Любимова я помню с детства… Благодаря его пластинке, лежавшей в стопке вместе с детскими сказками и бардами, я впервые услышал клавесин. Особенно тогда меня впечатляло пение птиц Рамо, и фотография на обложке, человека у старинного инструмента с большими очками, всем видом показывавшего, что он принадлежит к другому времени. Вчера мне посчастливилось увидеть Любимова вживую в Лондоне, причем после короткой программы (Уствольская и Моцарт), около часа музыкант отвечал на вопросы ведущего и публики.
«Я никогда не думал о политической оппозиции, но всегда стремился к оппозиции культурной», - говорит Любимов.
Для Любимова это сопротивление базировалось на движение казалось бы в абсолютно противоположных направлениях - с одной стороны он играл запрещенный авангард, а с другой возвращался к старинной музыке и старинным инструментам. По словам Любимова, даже Шнитке не мог принять исполнения Баха на клавесине. Для него это было кощунством, чем то что угрожало величию музыки.
«Я всегда стремился понять непонятное, достигнуть недостижимое и играть запрещенное», - признается Любимов на смеси русского и английского. Он рассказывал о том как случайно открывал для себя новые миры покупая пластинки во время выездов за границу (правда потом его закрыли на 7 лет за исполнение авангарда), про влияние Юдиной, про то, как инструменты разного времени по разному раскрывают музыку, но при этом нельзя пытаться на современном инструменте повторить звучание старого… А еще, в то время как в больших залах программу надо было согласовывать заранее, Любимов пользовался гастролями в провинции, а также маленькими аудиториями как сценами для культурного протеста. Наиболее чуткой аудиторией Любимов называет институты точных наук - химии, математики и в особенности ядерной физики (сразу вспомнилось, что сегодня институты ядерной физики является сценой для совсем другого рода культурных обрядов).
Под конец, я спросил Любимова о Молодежном Клубе при Доме Композиторов Григория Фрида. «У этого места была огромная роль не только для меня, но для всех нас. Фрид умел маневрировать между функционерами музыки, так что для нас появлялось эта отдушина… Руководители музыки думали что это маленькая группа, послушают, и забудут, а аудитория не забывала, и что не менее важно, именно там мы эта музыка находила молодежь» «А вы знаете что Фрид совсем недавно умер», - спрашивает Любимов. «Да, конечно знаю», - отвечаю я и благодарю музыканта, который привнес в мое детство не только звонкие и пронзительные молоточки клавесина, но и дух культурного протеста.