Филигранная работа. Мериме о Пушкине
Первым (родным, на котором заговорил) языком Пушкина был французский, а русскому он обучился позже, благодаря стараниям бабушки и няни. Девяти лет отрок зачитывался переведёнными на французский Плутархом и Гомером. На этом же языке познакомился с европейской классикой. Он великолепно им владел, за что и был прозван лицеистами «французом». Словом, трудно не заметить, сколь обязана своим воспитанием литературе французской пушкинская муза. Характерен и такой факт: больше половины библиотеки Пушкина составляли книги на французском языке.
Его непосредственное влияние легко уловил Проспер Мериме. «Я нахожу, - признавался он в письме к С.А.Соболевскому, - что фраза у Пушкина совершенно французская - я имею в виду французский язык ХVIII века, потому что теперь так просто уже не пишут». (1) Мериме тут же задаёт вопрос, сказать по правде, весьма обидный для русского патриота: «Может быть, вы бояре, сначала думаете по-французски, а потом уже пишете по-русски?». Однако, рассмотрев получше, легко понять французского писателя: были и такие русские аристократы - совершенные «французы»! В основном с такими и встречался Мериме в парижских салонах. Но были и избранные: тот же С.А.Соболевский, или же, к примеру, И.С.Тургенев.
Из Парижа Соболевский пишет И.В. Киреевскому: «Прошу тебя написать мне больше о Пушкине, как и когда приехал, где и как жил, в кого влюблялся и когда едет? Желаю иметь список взятых Пушкиным книг… О, Пушкин, Пушкин, пиши мне!!!» (2) Датировано письмо 23 февраля 1830 г. Но каков восторг желания! И как дотошно Соболевский выспрашивает. Кажется, именно тогда он и знакомил Мериме с нашим поэтом. Однако с творчеством Пушкина Мериме сумел основательно познакомиться, лишь благодаря И.С.Тургеневу. Но об этом чуть позже.
Во Франции настороженно восприняли «простоту» «Пиковой дамы»: «Вполне ли это точный перевод г. Пушкина, - спрашивал Дудан у одной своей знакомой в июле 1849 года, - или г. Мериме внёс туда что-нибудь своё? Эта вещь поражает своей удивительной простотою, которая более подходит к переводчику, чем к тому, что рассказывают об авторе». (3)
Что же рассказывали о Пушкине, что нельзя было поверить в простоту его стиля? Или французы в своей заносчивости не могли, да и не хотели замечать ни богатства, ни гибкости «варварского» языка? Возможно. Но важно то, что Дудан ощутил стилевое родство Мериме и Пушкина. Их близость заметил и Л.Н. Толстой: «Читал Мериме. Странная его умственная связь с Пушкиным». А исследователь А.В.Чичерин, оттолкнувшись от этого толстовского замечания, подтвердил эту «связь», сравнив прозаические стили Пушкина и Мериме. (4)
Но вернёмся к письму переводчика «Пиковой дамы». «Как Вы могли предположить, - выговаривает он Соболевскому, - что я буду писать о Пушкине не под Вашу диктовку?» Как видим, Мериме уже тогда, в 1849 году, замышлял написать о Пушкине. О лучшем консультанте, конечно же, мечтать не приходилось.
Соболевский, как известно, и нашего поэта заочно познакомил с Мериме. Пушкин в предисловии к своим «Песням западных славян» поместил такие строки: «Мне очень хотелось знать, на чём основано изобретение странных сих песен; С.А.Соболевский, по моей просьбе, писал о том к Мериме, с которым был он коротко знаком, и в ответ получил следующее письмо». Далее приводится письмо, где автор «Гузлы» приоткрыл историю её создания и приписал несколько слов для её переводчика: «Передайте г. Пушкину мои извинения. Я горжусь и стыжусь вместе с тем, что и он попался, и пр.» (5) Но в чём же попался г. Пушкин? А в том, что он, как и Мицкевич, не усомнился в подлинности иллирийских народных песен, которые Мериме якобы собрал и перевёл на французский язык. О, Проспер Мериме был отменным мистификатором! Ведь и «Театр Клары Газуль» он представил публике, как плод сочинений некоей испанской актрисы. Он предпослал «театру» «правдивую» её биографию, приложил также и «женский» портрет - рисунок, изображавший не кого иного, как самого Мериме в женском платье.
Любил мистифицировать и Пушкин. Имею в виду не только «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» и статьи Феофилакта Косичкина. Ведь Любовь к мистификации - это и стилевая особенность. Сюжеты новелл Мериме и Пушкина построены на разного рода мистификациях. Вспомним «Метель» и «Барышню-крестьянку», а из Мериме - хотя бы «Голубую комнату» и «Переулок госпожи Лукреции».
Начиная с 1849 года, Мериме не только увлечённо изучает русский язык, но и серьёзнейшим образом увлёкся русской историей и литературой. Поль де Сен-Виктор однажды шутливо обронил, что Мериме на это время (1849-1870 года) «буквально эмигрировал в Россию». (6) Кроме переводов из Гоголя и Тургенева, кроме статей об этих писателях, Мериме напишет несколько исторических исследований: о Лжедимитрии, о Стеньке Разине и Богдане Хмельницком, о юности Петра, о суде над царевичем Алексеем. И конечно же, одно из главнейших мест в творчестве французского прозаика займёт Пушкин.
В 1851 году Мериме познакомился с его братом. Между прочим, именно Лев Сергеевич указал Мериме на ошибку в переводе «Пиковой дамы», где переводчик глагол «затянуться» (дымом) перевёл: «затянуть» (пояс). (7) В одном из писем Мериме не преминул заметить, что Лев Сергеевич очень хорошо говорит о своём брате. (8) К сожалению, их знакомство, едва начавшись, вскоре оборвалось: в 1852 году Л.С.Пушкин скончался.
Кроме «Пиковой дамы», Мериме перевёл на французский: «Цыганы» (1849), «Гусар» (1852), «Выстрел» (1856), «Анчар», «Пророк» и «Опричник» (1868). И в этом деле, пожалуй, никто лучше И.С.Тургенева не смог бы помочь Мериме в усвоении «русского духа» в «аттическом», как замечал сам переводчик, стиле Пушкина. Завязалась интенсивная переписка, и Мериме буквально забросал Тургенева вопросами о творчестве Пушкина.
В одном из писем (от 18 января 1861 г.) Мериме поведает: «Успел написать страниц двадцать о нашем поэте; пользуясь приёмом покойного Плутарха, я сравниваю его с лордом Байроном». (9) Это начало работы над статьёй о Пушкине. Закончит же он её лишь через семь лет. Но ещё задолго до начала, в рецензии на перевод «Записок охотника» (1854 г.) Мериме открыто выразит своё восхищение слогом Пушкина: «Это пристрастие, эта способность к описаниям составляет достоинство и, если хотите, недостаток большинства русских писателей. Только у одного Пушкина слог смел и прост; только он умеет с удивительным вкусом отобрать из тысячи мелких подробностей одну, которая поражает воображение читателя. (…) Каждое слово его лаконичного описания создаёт определённый образ и оставляет неизгладимое впечатление». (10) Это о прозе. А вот - о стихах: «Я принялся за чтение его лирических стихотворений и нахожу много великолепных вещей, совершенно в моём вкусе, т.е. греческих по правде и простоте». (11)
Статью Мериме «Александр Пушкин» Тургенев настоятельно рекомендовал одному из первых биографов поэта П.В. Анненкову. И она стоит того. Хотя бы за меткие и образные замечания о стиле Пушкина. Тут, по греческой пословице: галка садится рядом с галкой. То есть Мериме исследует то, что близко его собственной художественной манере. Как-то он заметил, что Байрону не хватало «аттицизма», т.е. подлинного вкуса гармонии. Пушкин же тем и импонирует, что у него почти всё «исполнено с истинно эллинским вкусом». (12)
Мериме сравнивает Пушкина с гомеровским лучником Пиндаром, долго разыскивающим в своём колчане «именно ту прямую и острую стрелу, которая неминуемо попадёт в цель». (13) Впрочем, столь же придирчиво отбирает свои «стрелы» и Мериме: «Он умел повелевать своим воображением, - пишет Мериме о Пушкине, - умел сдерживать себя, поправлять самого себя. Это не Мазепа, привязанный к дикой лошади, а всадник, прекрасно сидящий в седле, заставляющий своего коня скакать именно в ту сторону, в какую он захочет (…). Конечно, Пушкин не страдает от недостатка вдохновения, но оно контролируется у него строгим вкусом, горячим стремлением к совершенству, тонкой работой ювелира, limal labor». (14) Прекрасные и верные слова!
Георгий Куликов
http://www.stihi.ru/2010/10/09/4317