...а девица - / Хи-хи-хи да ха-ха-ха! / Не боится, знать, греха...
Уважаемые сообщники , растолкуйте мне как дилетанту - сие писание есть ересь или крупицы истины присутствуют?
12:30 06/02/2013ЭХО ПЛАНЕТЫ
Великий мистификатор
Владимир Козаровецкий
За последние двадцать лет в пушкинистике произошёл информационный взрыв, «не замеченный» ни Пушкинским Домом, ни Пушкинской комиссией ИМЛИ РАН, ни профессиональными филологами.
Единственная проблема, которую удостоили широкого обсуждения - и осуждения, - версия умершего в 1999 году пушкиниста Александра Лациса о пушкинском авторстве сказки «Конёк-Горбунок». Не так широко, но всё же вынужденно обсуждалась также проблема дуэли и смерти поэта в связи с выходом книги академика Николая Петракова «Последняя игра Александра Пушкина». Причём взгляды Петракова встретили ещё более яростное, в истории пушкинистики прямо-таки беспрецедентное сопротивление
Между тем вся его работа не только написана со знанием быта и нравов пушкинской эпохи, но и построена на отчётливом понимании преимущественно мистификаторской природы характера Пушкина и его поступков. Именно это понимание дало Петракову возможность проникнуть в суть преддуэльных писем поэта и всей контригры, им продуманной и осуществлённой, где «диплом рогоносца», полученный Пушкиным и его друзьями, - лишь один из её элементов:
«Полные кавалеры, Командоры и кавалеры Светлейшего Ордена Всех рогоносцев, собравшихся в Великом Капитуле под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена Его Превосходительства Д.Л. Нарышкина, единодушно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором Великого магистра Ордена Всех рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх».
В кого метил пасквиль?
«Нарышкин - великий магистр ордена рогоносцев - стал рогоносцем по милости императора Александра, пошёл, так сказать, по царственной линии, - писал П.Е. Щёголев в книге «Дуэль и смерть Пушкина». - И первую главу в истории рогоносцев историограф должен был начать с императора Александра. Начать... а продолжать?.. Не в императора ли Николая метил составитель пасквиля?»
Петраков своё исследование фактически начал с того места, где остановился П.Е. Щёголев, наметивший путь к выводу об адюльтере Натальи Николаевны с Николаем. Именно с Николаем, а не с Дантесом, и метил «диплом рогоносца» в адрес императора. Но Петраков пошёл дальше и едва ли не математически показал, что «диплом рогоносца» и мог быть нужен и выгоден только Пушкину, и написан только им самим и им самим разослан
В частности, правоту Петракова в анализе этой игры с «дипломом» подтверждает и история создания в 1822 году «Гавриилиады». Эта кощунственная поэма до сих пор заставляет пушкинистов стыдливо опускать глаза и пытаться любым способом оправдывать Пушкина - от непонимания цели, с которой она была создана. Между тем «Гавриилиада» была пушкинской местью за несправедливую, как полагал поэт, ссылку: в образе Девы Марии была изображена любовница царя, жена «Его Превосходительства Д.Л. Нарышкина» и первая красавица Александровской эпохи Мария Антоновна Нарышкина. В образе Бога - Александр I, в образе Сатаны (Змия) - Аракчеев, а в образе архангела Гавриила - флигель-адъютант Брозин, который в 1814 году умыкнул Нарышкину в Париж, подальше и от царя, и от её мужа.
Пощёчина Романовым
В 1822 году ещё помнили эту историю, но в 1828-м, когда разбиралось дело о «Гавриилиаде», её уже подзабыли. Прижатый следственной комиссией к стенке, Пушкин написал царю письмо, в котором объяснил, что он сожалеет, что написал эту вещь, и стремится уничтожать любые её списки. О чём впоследствии неоднократно заявлял во всеуслышание, когда знал, что об этом донесут Бенкендорфу. Одновременно он сообщал, что не мог признаться в авторстве перед комиссией, поскольку вынужден был бы объяснять, о чём и о ком написана поэма. По написании письма Пушкин запечатал его своим перстнем и попросил передать его царю, сказав, что, по его мнению, Его Величество будут недовольны, если письмо вскроют. «Комиссия положила, не разрывая письма сего, представить оное Его Величеству». Николай тут же закрыл дело, а письмо уничтожил: адюльтер старшего брата (как и вообще любого члена царской семьи) не мог подлежать какому бы то ни было гласному обсуждению.
Таким образом, в ноябре 1836 года «диплом рогоносца», пущенный по рукам, содержал оскорбительную информацию, направленную на двух императоров, и унизительную - о двух императрицах, мужья которых были любовниками первых красавиц своего времени. То есть при распространении становился гласной пощёчиной династии Романовых. Кто, кроме Пушкина, мог осмелиться на такое?
Эту продуманную смелость Пушкина подтверждает и история создания «Конька-Горбунка». В октябре 1833 года, будучи в Болдине и озабоченный тем, что Николай I активизировал свои «ухаживанья» за Натальей Николаевной, и тем, как в этой ситуации ведёт себя жена, Пушкин, помимо предупреждений Н.Н. и требований в каждом письме «не кокетничать с царём», пишет сказку, в которой царь хочет жениться на молоденькой и за это наказан. Как это часто бывало у Пушкина, одной этой темой он не ограничился и нагрузил сказку мощным политическим подтекстом. В «Коньке-Горбунке» поэт пошёл как никогда далеко, практически открытым текстом заявив, что это государство («Кит державный») обречено, пока декабристы не отпущены на волю. К тому же сказка содержала несколько выпадов против царя лично, а образ Спальника, ближайшего царского приближённого, подлеца и доносчика, стал развёрнутой эпиграммой на Бенкендорфа, о котором было достаточно широко известно, что он был одним из «наперсников разврата» Николая.
Понимая, что в таком виде он не может дать сказку царю на цензуру - а опубликовать её было необходимо, - Пушкин с помощью Плетнёва организовывает литературную мистификацию. У 18-летнего студента Ершова (он закончил всего два курса университета) только что умер отец, и он с матерью остался без средств к существованию. Ему выплачивают 500 рублей за то, чтобы он назвался автором сказки (на эти деньги он с матерью два года живёт в Петербурге и доучивается в университете), «Горбунок» проходит обычную цензуру, журнал «Библиотека для чтения» в мае 1834 года публикует первую, самую безобидную часть сказки, а в октябре уже выходит полное издание.
Убедившись, что под именем Ершова «предупредительный выстрел» до ушей царя не докатился, Пушкин пишет тем же размером ещё одну сказку, «О золотом петушке», политически нейтральную, но с той же главной темой: царь хочет жениться на молоденькой и за это наказан. На этот раз Пушкин отдаёт сказку на цензуру царю. Николай сказку прочёл внимательно, все намёки («...а девица - / Хи-хи-хи да ха-ха-ха! / Не боится, знать, греха») разглядел - и пропустил сказку в печать
«Горбунок» в первоначальной, пушкинской редакции выдержал ещё два издания и был запрещён. Снова разрешили сказку публиковать только после смерти Николая I, когда «Кит державный» «стал из челюстей бросать / Корабли за кораблями / С парусами и гребцами»: первым указом Александра II была амнистия декабристам. Вот тогда-то, в четвёртом и пятом изданиях сказки, в её текст и было внесено огромное количество исправлений и дополнений (было изменено более 800 строк из 2360). Поскольку отредактировать Пушкина и не сделать текст хуже невозможно, сказка основательно подпорчена; в таком виде она издаётся и по сей день всеми издательствами, кроме моего: восстановленный мною текст пушкинской сказки выдержал уже три издания (последнее: Александр Пушкин. «Конёк-Горбунок». М.: ИД «Казаров», 2012).
Доказать невозможно
Сегодня у оппонентов Лациса остался единственный аргумент, озвученный председателем Пушкинской комиссии В.С. Непомнящим: «Доказать невозможно». При этом наш известный филолог, имея в виду, что нет документальных доказательств пушкинского авторства, никак не может взять в толк, что мы имеем дело с литературной мистификацией, а мистификаторы, как известно, документальных свидетельств не оставляют. Литературные мистификации требуют других способов доказательств, ими мне и пришлось заниматься после смерти Лациса, и по его следам, и самостоятельно. В книге «Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации» я привёл два с половиной десятка пушкинских мистификаций; статья о «Коньке-Горбунке» в ней - это только одна глава.
Открытия Александра Лациса закрыли также целый ряд проблем, связанных с происхождением Пушкина и его потомками по внебрачным линиям. Основываясь на эпизоде пушкинской биографии, описанном другом Пушкина Иваном Пущиным, Лацис пришёл к выводу, что у романа Пушкина с прелестной полькой Анжеликой осенью 1817 года было продолжение - родился сын - и что стихотворение «Романс» именно об этой связи и об этом ребёнке. Если бы Лацис глянул ещё и в сторону «донжуанского списка» Пушкина, он обнаружил бы, что полька Анжелика и есть таинственная N.N., над разгадкой которой полтора века бьются пушкинисты. Но Лацис глядел в другую сторону, и его можно понять: проследив цепочку потомков от этого сына Пушкина, он обнаружил в ней... Льва Троцкого!
Перед смертью Александр Лацис сообщил мне имена ещё двух известных потомков Пушкина по внебрачным линиям: Михаила Гершензона и Константина Симонова. Если учесть, что и сам Лацис вёл своё происхождение от Пушкина, можно представить, какой мощи был пушкинский талант, если, даже разбавленный в потомках, он дал столь прекрасные всходы.
Сегодня генетика достигла такого развития, что подобные открытия вполне могут быть проверены, так же как и версия цыганского происхождения Пушкина, выдвинутая Лацисом. Бабушка Пушкина, Марья Алексеевна, через три года после замужества и через год после рождения дочери, Надежды Осиповны, сбежала от мужа к отцу и написала супругу «разводное письмо», в котором просила отдать ей дочь без каких бы то ни было материальных претензий с её стороны. Из-за трудности получения разрешения Синода на развод - а все браки были церковными - такими «разводными письмами» супруги, не желавшие дальнейшей совместной жизни, часто обменивались вплоть до конца XIX века
Ганнибал ответил ей своим «разводным письмом», в котором писал: «А дочь вашу я вам возвращаю», причём эти слова («дочь ваша») в письме повторил. Такие «разводные письма» не давали права на второй брак, и Осип Ганнибал впоследствии оказался двоеженцем, а его бракоразводный процесс с Марьей Алексеевной длился 21 год. В одной из челобитных Екатерине II по поводу этой тяжбы Ганнибал писал: «А происхождение дочери моей всевышнему возмезднику известно».
Не спросясь амура
Поскольку стишок, который запомнила бабушка Благово как частушку про Марью Алексеевну («Нашлась такая дура, / Что не спросясь амура / Пошла за Визапура»), имел в виду индийского (цыганского) князя Визапура, чьё имение было по соседству с Суйдой, вполне возможно, что в жилах матери Пушкина, самого Пушкина и его потомков, вплоть до Троцкого, и в самом деле текла отнюдь не кровь Ганнибалов, а цыганская кровь. Лацис полагал, что Пушкин знал об этом и потому поставил под стихотворением «Цыганы» «отводящий» подзаголовок: «С английского». Впоследствии мне удалось найти и дополнительные аргументы в пользу этой версии.
Сегодня живы как потомки Пушкина по линии его брака с Натальей Николаевной и потомки Троцкого (и Симонова; Гершензон и Лацис были бездетны), так и потомки Ганнибалов по ветвям братьев Осипа Ганнибала. Сравнительный генетический анализ мог бы дать ответ о правомерности этих гипотез Александра Лациса.
Независимо от ответа на такой «генетический запрос», значение открытий Александра Лациса и Николая Петракова невозможно переоценить. И всё же главным открытием в пушкинистике последних лет, на мой взгляд, является разгадка «Евгения Онегина», осуществлённая Альфредом Барковым в его книге «Прогулки с Евгением Онегиным». Пушкин устроил из романа и вокруг него грандиозную мистификацию, воспользовавшись тем, что читатели в поэзии воспринимали «я» повествователя как «я» поэта, причём такое восприятие сохранилось и до наших дней. Между тем в «Евгении Онегине» повествователь - не Пушкин, а Евгений Онегин, который это скрывает, рассказывает свою историю, говоря о себе в третьем лице, но иногда по закону жанра «проговаривается»: «Письмо Татьяны предо мною; / Его я свято берегу». Причём, во избежание читательского недопонимания, в восьмой главе Пушкин подтверждает этот «ключ»: «Та, от которой он хранит / Письмо, где сердце говорит».
Чтобы у читателя, когда он брал в руки книгу, возникало ощущение, что он читает роман, «написанный Евгением Онегиным», на всех обложках изданий отдельных глав «Евгения Онегина» и на обложках двух полных прижизненных изданий книги имя Пушкина не стояло: там было только Евгений Онегин. В июне 1831 года Нащокин сообщил Пушкину: «Между прочим был приезжий из провинции, который сказывал, что твои стихи не в моде, а читают нового Поэта, и кого бы ты думал?.. Его зовут Евгений Онегин».
Таким образом, Пушкин подталкивал читателя к пониманию, что некий литератор Евгений Онегин на наших глазах пишет роман и по мере написания главами приносит его к издателю Пушкину, а тот главами его издаёт. Например, в конце первой главы есть слова: «Иди же к невским берегам, / Новорождённое творенье», а Пушкин издаёт её с предисловием, из которого следует, что это предисловие Издателя. Пушкину в книге «принадлежат» только обложка, титул, оборот титула, посвящение и комментарии, всё остальное как бы «написано Евгением Онегиным».
Но если повествователь - Онегин, то он поэт, а его фраза «...ничего / Не вышло из пера его» - всего лишь попытка скрыть своё авторство. Отсюда следует, что на дуэли один поэт убивает другого, причём Ленский изображён придурком с подачи Онегина, но с внешним обликом Баратынского («И кудри чёрные до плеч»). И в романе есть прямые выпады и против Вяземского, и против Дельвига - то есть это антипушкинский роман и Онегин - антагонист Пушкина и его окружения.
«Евгений Онегин» - одно из самых сложных и глубоких произведений не только русской, но и мировой литературы, а пушкинская гениальность нами недооценена в силу особой, мистификаторской природы его таланта. Открытия Баркова, Лациса и Петракова, которые делают эту недооценку особенно наглядной и которые сегодня так старательно замалчиваются официальной пушкинистикой, требуют скорейшего их обсуждения: слишком велико значение Пушкина в нашей культуре, чтобы, уже понимая истинное значение его поступков и произведений, продолжать питаться мифами, пусть даже инициированными самим поэтом.
© ИТАР-ТАСС
© Эхо планеты
Все права защищены
Любое копирование и воспроизведение текста, в том числе частичное и в любых формах, без письменного разрешения правообладателей запрещено.
Любое использование видео и аудио материалов, в том числе частичное, без письменного разрешения правообладателей запрещено.
Цитирование разрешено со ссылкой на журнал "Эхо планеты".
12:30 06/02/2013ЭХО ПЛАНЕТЫ
Великий мистификатор
Владимир Козаровецкий
За последние двадцать лет в пушкинистике произошёл информационный взрыв, «не замеченный» ни Пушкинским Домом, ни Пушкинской комиссией ИМЛИ РАН, ни профессиональными филологами.
Единственная проблема, которую удостоили широкого обсуждения - и осуждения, - версия умершего в 1999 году пушкиниста Александра Лациса о пушкинском авторстве сказки «Конёк-Горбунок». Не так широко, но всё же вынужденно обсуждалась также проблема дуэли и смерти поэта в связи с выходом книги академика Николая Петракова «Последняя игра Александра Пушкина». Причём взгляды Петракова встретили ещё более яростное, в истории пушкинистики прямо-таки беспрецедентное сопротивление
Между тем вся его работа не только написана со знанием быта и нравов пушкинской эпохи, но и построена на отчётливом понимании преимущественно мистификаторской природы характера Пушкина и его поступков. Именно это понимание дало Петракову возможность проникнуть в суть преддуэльных писем поэта и всей контригры, им продуманной и осуществлённой, где «диплом рогоносца», полученный Пушкиным и его друзьями, - лишь один из её элементов:
«Полные кавалеры, Командоры и кавалеры Светлейшего Ордена Всех рогоносцев, собравшихся в Великом Капитуле под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена Его Превосходительства Д.Л. Нарышкина, единодушно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором Великого магистра Ордена Всех рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх».
В кого метил пасквиль?
«Нарышкин - великий магистр ордена рогоносцев - стал рогоносцем по милости императора Александра, пошёл, так сказать, по царственной линии, - писал П.Е. Щёголев в книге «Дуэль и смерть Пушкина». - И первую главу в истории рогоносцев историограф должен был начать с императора Александра. Начать... а продолжать?.. Не в императора ли Николая метил составитель пасквиля?»
Петраков своё исследование фактически начал с того места, где остановился П.Е. Щёголев, наметивший путь к выводу об адюльтере Натальи Николаевны с Николаем. Именно с Николаем, а не с Дантесом, и метил «диплом рогоносца» в адрес императора. Но Петраков пошёл дальше и едва ли не математически показал, что «диплом рогоносца» и мог быть нужен и выгоден только Пушкину, и написан только им самим и им самим разослан
В частности, правоту Петракова в анализе этой игры с «дипломом» подтверждает и история создания в 1822 году «Гавриилиады». Эта кощунственная поэма до сих пор заставляет пушкинистов стыдливо опускать глаза и пытаться любым способом оправдывать Пушкина - от непонимания цели, с которой она была создана. Между тем «Гавриилиада» была пушкинской местью за несправедливую, как полагал поэт, ссылку: в образе Девы Марии была изображена любовница царя, жена «Его Превосходительства Д.Л. Нарышкина» и первая красавица Александровской эпохи Мария Антоновна Нарышкина. В образе Бога - Александр I, в образе Сатаны (Змия) - Аракчеев, а в образе архангела Гавриила - флигель-адъютант Брозин, который в 1814 году умыкнул Нарышкину в Париж, подальше и от царя, и от её мужа.
Пощёчина Романовым
В 1822 году ещё помнили эту историю, но в 1828-м, когда разбиралось дело о «Гавриилиаде», её уже подзабыли. Прижатый следственной комиссией к стенке, Пушкин написал царю письмо, в котором объяснил, что он сожалеет, что написал эту вещь, и стремится уничтожать любые её списки. О чём впоследствии неоднократно заявлял во всеуслышание, когда знал, что об этом донесут Бенкендорфу. Одновременно он сообщал, что не мог признаться в авторстве перед комиссией, поскольку вынужден был бы объяснять, о чём и о ком написана поэма. По написании письма Пушкин запечатал его своим перстнем и попросил передать его царю, сказав, что, по его мнению, Его Величество будут недовольны, если письмо вскроют. «Комиссия положила, не разрывая письма сего, представить оное Его Величеству». Николай тут же закрыл дело, а письмо уничтожил: адюльтер старшего брата (как и вообще любого члена царской семьи) не мог подлежать какому бы то ни было гласному обсуждению.
Таким образом, в ноябре 1836 года «диплом рогоносца», пущенный по рукам, содержал оскорбительную информацию, направленную на двух императоров, и унизительную - о двух императрицах, мужья которых были любовниками первых красавиц своего времени. То есть при распространении становился гласной пощёчиной династии Романовых. Кто, кроме Пушкина, мог осмелиться на такое?
Эту продуманную смелость Пушкина подтверждает и история создания «Конька-Горбунка». В октябре 1833 года, будучи в Болдине и озабоченный тем, что Николай I активизировал свои «ухаживанья» за Натальей Николаевной, и тем, как в этой ситуации ведёт себя жена, Пушкин, помимо предупреждений Н.Н. и требований в каждом письме «не кокетничать с царём», пишет сказку, в которой царь хочет жениться на молоденькой и за это наказан. Как это часто бывало у Пушкина, одной этой темой он не ограничился и нагрузил сказку мощным политическим подтекстом. В «Коньке-Горбунке» поэт пошёл как никогда далеко, практически открытым текстом заявив, что это государство («Кит державный») обречено, пока декабристы не отпущены на волю. К тому же сказка содержала несколько выпадов против царя лично, а образ Спальника, ближайшего царского приближённого, подлеца и доносчика, стал развёрнутой эпиграммой на Бенкендорфа, о котором было достаточно широко известно, что он был одним из «наперсников разврата» Николая.
Понимая, что в таком виде он не может дать сказку царю на цензуру - а опубликовать её было необходимо, - Пушкин с помощью Плетнёва организовывает литературную мистификацию. У 18-летнего студента Ершова (он закончил всего два курса университета) только что умер отец, и он с матерью остался без средств к существованию. Ему выплачивают 500 рублей за то, чтобы он назвался автором сказки (на эти деньги он с матерью два года живёт в Петербурге и доучивается в университете), «Горбунок» проходит обычную цензуру, журнал «Библиотека для чтения» в мае 1834 года публикует первую, самую безобидную часть сказки, а в октябре уже выходит полное издание.
Убедившись, что под именем Ершова «предупредительный выстрел» до ушей царя не докатился, Пушкин пишет тем же размером ещё одну сказку, «О золотом петушке», политически нейтральную, но с той же главной темой: царь хочет жениться на молоденькой и за это наказан. На этот раз Пушкин отдаёт сказку на цензуру царю. Николай сказку прочёл внимательно, все намёки («...а девица - / Хи-хи-хи да ха-ха-ха! / Не боится, знать, греха») разглядел - и пропустил сказку в печать
«Горбунок» в первоначальной, пушкинской редакции выдержал ещё два издания и был запрещён. Снова разрешили сказку публиковать только после смерти Николая I, когда «Кит державный» «стал из челюстей бросать / Корабли за кораблями / С парусами и гребцами»: первым указом Александра II была амнистия декабристам. Вот тогда-то, в четвёртом и пятом изданиях сказки, в её текст и было внесено огромное количество исправлений и дополнений (было изменено более 800 строк из 2360). Поскольку отредактировать Пушкина и не сделать текст хуже невозможно, сказка основательно подпорчена; в таком виде она издаётся и по сей день всеми издательствами, кроме моего: восстановленный мною текст пушкинской сказки выдержал уже три издания (последнее: Александр Пушкин. «Конёк-Горбунок». М.: ИД «Казаров», 2012).
Доказать невозможно
Сегодня у оппонентов Лациса остался единственный аргумент, озвученный председателем Пушкинской комиссии В.С. Непомнящим: «Доказать невозможно». При этом наш известный филолог, имея в виду, что нет документальных доказательств пушкинского авторства, никак не может взять в толк, что мы имеем дело с литературной мистификацией, а мистификаторы, как известно, документальных свидетельств не оставляют. Литературные мистификации требуют других способов доказательств, ими мне и пришлось заниматься после смерти Лациса, и по его следам, и самостоятельно. В книге «Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации» я привёл два с половиной десятка пушкинских мистификаций; статья о «Коньке-Горбунке» в ней - это только одна глава.
Открытия Александра Лациса закрыли также целый ряд проблем, связанных с происхождением Пушкина и его потомками по внебрачным линиям. Основываясь на эпизоде пушкинской биографии, описанном другом Пушкина Иваном Пущиным, Лацис пришёл к выводу, что у романа Пушкина с прелестной полькой Анжеликой осенью 1817 года было продолжение - родился сын - и что стихотворение «Романс» именно об этой связи и об этом ребёнке. Если бы Лацис глянул ещё и в сторону «донжуанского списка» Пушкина, он обнаружил бы, что полька Анжелика и есть таинственная N.N., над разгадкой которой полтора века бьются пушкинисты. Но Лацис глядел в другую сторону, и его можно понять: проследив цепочку потомков от этого сына Пушкина, он обнаружил в ней... Льва Троцкого!
Перед смертью Александр Лацис сообщил мне имена ещё двух известных потомков Пушкина по внебрачным линиям: Михаила Гершензона и Константина Симонова. Если учесть, что и сам Лацис вёл своё происхождение от Пушкина, можно представить, какой мощи был пушкинский талант, если, даже разбавленный в потомках, он дал столь прекрасные всходы.
Сегодня генетика достигла такого развития, что подобные открытия вполне могут быть проверены, так же как и версия цыганского происхождения Пушкина, выдвинутая Лацисом. Бабушка Пушкина, Марья Алексеевна, через три года после замужества и через год после рождения дочери, Надежды Осиповны, сбежала от мужа к отцу и написала супругу «разводное письмо», в котором просила отдать ей дочь без каких бы то ни было материальных претензий с её стороны. Из-за трудности получения разрешения Синода на развод - а все браки были церковными - такими «разводными письмами» супруги, не желавшие дальнейшей совместной жизни, часто обменивались вплоть до конца XIX века
Ганнибал ответил ей своим «разводным письмом», в котором писал: «А дочь вашу я вам возвращаю», причём эти слова («дочь ваша») в письме повторил. Такие «разводные письма» не давали права на второй брак, и Осип Ганнибал впоследствии оказался двоеженцем, а его бракоразводный процесс с Марьей Алексеевной длился 21 год. В одной из челобитных Екатерине II по поводу этой тяжбы Ганнибал писал: «А происхождение дочери моей всевышнему возмезднику известно».
Не спросясь амура
Поскольку стишок, который запомнила бабушка Благово как частушку про Марью Алексеевну («Нашлась такая дура, / Что не спросясь амура / Пошла за Визапура»), имел в виду индийского (цыганского) князя Визапура, чьё имение было по соседству с Суйдой, вполне возможно, что в жилах матери Пушкина, самого Пушкина и его потомков, вплоть до Троцкого, и в самом деле текла отнюдь не кровь Ганнибалов, а цыганская кровь. Лацис полагал, что Пушкин знал об этом и потому поставил под стихотворением «Цыганы» «отводящий» подзаголовок: «С английского». Впоследствии мне удалось найти и дополнительные аргументы в пользу этой версии.
Сегодня живы как потомки Пушкина по линии его брака с Натальей Николаевной и потомки Троцкого (и Симонова; Гершензон и Лацис были бездетны), так и потомки Ганнибалов по ветвям братьев Осипа Ганнибала. Сравнительный генетический анализ мог бы дать ответ о правомерности этих гипотез Александра Лациса.
Независимо от ответа на такой «генетический запрос», значение открытий Александра Лациса и Николая Петракова невозможно переоценить. И всё же главным открытием в пушкинистике последних лет, на мой взгляд, является разгадка «Евгения Онегина», осуществлённая Альфредом Барковым в его книге «Прогулки с Евгением Онегиным». Пушкин устроил из романа и вокруг него грандиозную мистификацию, воспользовавшись тем, что читатели в поэзии воспринимали «я» повествователя как «я» поэта, причём такое восприятие сохранилось и до наших дней. Между тем в «Евгении Онегине» повествователь - не Пушкин, а Евгений Онегин, который это скрывает, рассказывает свою историю, говоря о себе в третьем лице, но иногда по закону жанра «проговаривается»: «Письмо Татьяны предо мною; / Его я свято берегу». Причём, во избежание читательского недопонимания, в восьмой главе Пушкин подтверждает этот «ключ»: «Та, от которой он хранит / Письмо, где сердце говорит».
Чтобы у читателя, когда он брал в руки книгу, возникало ощущение, что он читает роман, «написанный Евгением Онегиным», на всех обложках изданий отдельных глав «Евгения Онегина» и на обложках двух полных прижизненных изданий книги имя Пушкина не стояло: там было только Евгений Онегин. В июне 1831 года Нащокин сообщил Пушкину: «Между прочим был приезжий из провинции, который сказывал, что твои стихи не в моде, а читают нового Поэта, и кого бы ты думал?.. Его зовут Евгений Онегин».
Таким образом, Пушкин подталкивал читателя к пониманию, что некий литератор Евгений Онегин на наших глазах пишет роман и по мере написания главами приносит его к издателю Пушкину, а тот главами его издаёт. Например, в конце первой главы есть слова: «Иди же к невским берегам, / Новорождённое творенье», а Пушкин издаёт её с предисловием, из которого следует, что это предисловие Издателя. Пушкину в книге «принадлежат» только обложка, титул, оборот титула, посвящение и комментарии, всё остальное как бы «написано Евгением Онегиным».
Но если повествователь - Онегин, то он поэт, а его фраза «...ничего / Не вышло из пера его» - всего лишь попытка скрыть своё авторство. Отсюда следует, что на дуэли один поэт убивает другого, причём Ленский изображён придурком с подачи Онегина, но с внешним обликом Баратынского («И кудри чёрные до плеч»). И в романе есть прямые выпады и против Вяземского, и против Дельвига - то есть это антипушкинский роман и Онегин - антагонист Пушкина и его окружения.
«Евгений Онегин» - одно из самых сложных и глубоких произведений не только русской, но и мировой литературы, а пушкинская гениальность нами недооценена в силу особой, мистификаторской природы его таланта. Открытия Баркова, Лациса и Петракова, которые делают эту недооценку особенно наглядной и которые сегодня так старательно замалчиваются официальной пушкинистикой, требуют скорейшего их обсуждения: слишком велико значение Пушкина в нашей культуре, чтобы, уже понимая истинное значение его поступков и произведений, продолжать питаться мифами, пусть даже инициированными самим поэтом.
© ИТАР-ТАСС
© Эхо планеты
Все права защищены
Любое копирование и воспроизведение текста, в том числе частичное и в любых формах, без письменного разрешения правообладателей запрещено.
Любое использование видео и аудио материалов, в том числе частичное, без письменного разрешения правообладателей запрещено.
Цитирование разрешено со ссылкой на журнал "Эхо планеты".