По Троицкой дороге. "Богомолье"

Nov 07, 2012 22:55


    
Иван ШМЕЛЁВ (1873-1950) - известный русский писатель, изображавший быт патриархальной России, продолжатель традиций Н. Лескова. Книги Шмелева написаны на красочном и поэтичном русском языке, свойственном народу. Вот как сказал об этом А. Куприн: «Шмелёв теперь - последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка. Шмелев изо всех русских самый распрерусский, да еще и коренной, прирождённый москвич, с московским говором, с московской независимостью и свободой духа».

Троицкая дорога, которую мы теперь называем Ярославской, - от Москвы до Троице-Сергиевой лавры - замечательно изображена в повести Шмелева «Богомолье». Простой сюжет ее заключается в подробном описании дороги к лавре, которую богомольцы проделывали пешком. На «пушкинском» отрезке дороги мы встречаем описания не только Пушкино, каким оно было в начале XIX века, но и многих деревень района, названия которых всем нам знакомы: Братовщина, Кощейково, Талицы, Рахманово. В группе богомольцев, которую описывает Шмелев, идут мальчики Федя и Антипушка, девочка Анюта, крестьянин Горкин, пожилая женщина Домна Панферовна. Идут несколько дней, и по дороге с ними случаются различные происшествия. Быт богомольцев и деревень, через которые они проходят, окрестные пейзажи описаны у Шмелева так живо, что читатель волшебным образом превращается в еще одного спутника шмелевских богомольцев. Присоединимся же к ним хотя бы с помощью коротких отрывков из «пушкинской» части повести.

     «Солнце начинает клониться, но еще жжет. Темные боры придвинулись к дороге частой еловой порослью. Пышет смолистым жaром. По убитым горячим тропкам движутся богомольцы...»
     Только прошли Мытищи, как у Горкина разболелась нога. Ближайшее село, где можно найти помощь у бабки-знахарки, - Пушкино.


«...В Пушкине бабку найдем», - подбадривают спутники друг друга.
     К вечеру дошли:
     «Солнце невысоко над лесом, жара спадает. Вон уж и Пушкино. Надо перейти Учу и подняться: Горкин хочет заночевать у знакомого старика, на той стороне села. Федя поддерживает его и сам хромает - намяли сапоги ногу. Переходим Учу по смоляному мосту. В овраге засвежело, пахнет смолой, теплой водой и рыбой. Выше еще тепло, тянет сухим нагревом, еловым, пряным. Стадо вошло в деревню, носятся табунками овцы, стоит золотая пыль. Избы багряно золотятся. Ласково зазывают бабы: «Чай, устали, родимые, ночуйте... свежего сенца постелим, ни клопика, ни мушки!.. Ночуйте. Право?..»
     Очень интересно встретиться на страницах повести с нашими земляками из XIX века, увидеть их быт, так точно и красочно описанный Шмелевым.
     «Знакомый старик - когда-то у нас работал - встречает с самоваром. Нам уже не до чаю. Федя с Антипушкой устраивают Кривую под навесом и уходят в сарай на сено. Домна Панферовна с Анютой ложатся на летней половине, а Горкину потеплей надо. В избе жарко: сегодня пекли хлебы. Старик говорит:
     -    На полу уж лягте, на сенничке. Кровать у меня богатая, да беда... клопа сила, никак не отобьешься. А тут как в раю вам будет.
     Он приносит бутылочку томленых муравейков и советует растереть, да покрепче, ногу. Домна Панферовна старательно растирает, потом заворачивает в сырое полотенце и кутает крепко войлоком. Остро пахнет от муравьев, даже глаза дерет. Горкин благодарит:
     -    Вот спасибо тебе, Домнушка, заботушка ты наша».
     Но вот, наконец, в селе Пушкино наступает утро:
     «В избе белеет; перекликаются петухи. Играет рожок, мычат коровы, щелкает крепко кнут. Под окном говорит Антипушка: «Пора бы и самоварчик ставить». Горкин спит на спине, спокойно дышит. На желтоватой его груди, через раскрывшуюся рубаху, видно, как поднимается и опускается от дыхания медный, потемневший крестик. Я тихо подымаюсь и подхожу к окошку, по которому бьются с жужжаньем мухи. Антипушка моет Кривую и трет суконкой, как и в Москве. По той и по нашей стороне уже бредут ранние богомольцы, по холодку. Так тихо, что и через закрытое окошко слышно, как шлепают и шуршат их лапти. На зеленоватом небе - тонкие снежные полоски утренних облачков. На моих глазах они начинают розоветь и золотиться - и пропадать. Старик, не видя меня, пальцем стучит в окошко и кричит сипло: «Эй, Панкратыч, вставай!» - Наказал будить, как скотину погонят, - говорит он Антипушке, зевая. - Зябнется по заре-то... а, гляди, опять нонче жарко будет».
     Описание села Пушкино у Шмелева очень подробное:
     «Я сижу на завалинке и смотрю - какая красивая деревня!
     Соломенные крыши и березы - розовозолотистые, и розовые куры ходят, и розоватое облачко катится по дороге за телегой. Раннее солнце кажется праздничным, словно на Светлый день. Идет мужик с вилами, рычит: «Ай закинуть купца на крышу?» - хочет меня пырнуть. Антипушка не дает: «К Преподобному мы, нельзя». Мужик говорит: «А-а-а... - глядит на нашу тележку и улыбается, - занятная-то какая!» Садится с нами и угощает подсолнушками.
     Мне нравится и мужик, и глиняный рукомойник на крылечке, стукнувший меня по лбу, когда я умывался, и занавоженный двор, и запах, и колесо колодца, и все, что здесь. Я думаю - вот немножко бы здесь пожить».



Но надо идти дальше, и богомольцы пьют кипяточек с сухариками, отказываясь от чая, поскольку чаевничанье - дело длинное.
     «Да и какие теперь чаи! Приготовляться надо, святые места пойдут. Братовщину пройдем - пять верст, половина пути до Троицы. А за Талицами - пещерки, где разбойники стан держали, а потом просветилось место. А там - Хотьково, родители Преподобного там, под спудом. А там и гора Поклонная, называется - «у Креста». В ясный день Троицу оттуда видно: стоит над борами колокольня, как розовая свеча пасхальная».
     А вот как поэтично описана дорога от Пушкино до Талиц:
     «Куда ни гляди - все рожь, - нынче хлеба богатые. Рожь высокая, ничего-то за ней не видно. Федя сажает меня на плечи, и за светло-зеленой гладью вижу я синий бор, далекий... - кажется, не дойти. Рожь расстилается волнами, льется, - больно глазам от блеска. Качаются синие боры, жаворонок журчит, спать хочется. Через слипшиеся ресницы вижу - туманятся синие боры, льется-мерцает поле, прыгает там Анюта... Горкин кричит: «Клади в тележку, совсем вареный... спать клопы не дали!..» Пахнет травой, качает, шуршит по колесам рожь, хлещет хвостом Кривая, стегает по передку - стег, стег... Я плыву на волнистом поле, к синим борам, куда-то».
     «Я поднимаю голову: темной стеною бор. Светлый лужок, в ромашках. Сидят богомольцы кучкой, едят ситный.
     Под старой березой - крест. Большая дорога, белая. В жарком солнце скрипят воза, везут желтые бочки, с хрустом, - как будто сахар. К небу лицом, лежат мужики на бочках, раскинув ноги. Солнце палит огнем. От скрипа-хруста кажется еще жарче. Парит, шея у меня вся мокрая. Висят неподвижно мушки над головой, в березе. Федя поит меня из чайника. Жесть нагрелась, вода невкусная. Говорят - потерпи маленько, скоро святой колодец, студеная там вода, как лед, - за Талицами, в овраге».



     Опускаем описания Братовщины и приключений, которые подстерегали там богомольцев, и оказываемся сразу в Талицах:
     «Сильно парит, а только десятый час. За Талицами - овраг глубокий. Мы съезжаем - и сразу делается свежо и сумрачно. По той стороне оврага - старая березовая роща, кричат грачи. Место совсем глухое. Стоит, под шатром с крестиком, колодец. В горе - пещерки. Лежат у колодца богомольцы, говорят нам: повел монах народ под землю, маленько погодите, лошадку попоите. Федя глядит в колодец - дна, говорит, не видно. Спускает на колесе ведро. Колесо долго вертится. Долго дрожит веревка, втягивает ведро. От ведра веет холодом. Вода - как слеза, студеная, больно пить. Говорят - подземельная тут река, во льду; бывает, что и льдышки вытягивают, а кому счастье - серебряные рубли находят, старинные. Тут разбойники клад держали, а потом просветилось место, какой-то монах их вывел».
     Подземная церковь, которая и сейчас существует в Талицах, как видим, хорошо была известна богомольцам и посещаема ими на пути в Троицу.



     «Смотрим пещерки, со свечками. Сыро, как в погребе, и скользко. И ничего не видно. Монах говорит, что жил в горе разбойник со своей шайкой, много людей губил. И пришел монашек Антоний, и велел уходить разбойнику. А тот ударил его ножом, а нож попал в камень и сломался, по воле Господа. И испугался разбойник, и сказал: «Никогда не промахивался, по тебе только промахнулся». И оставил его в покое. А тот монашек стал вкапываться в гору, и ушел от разбойника в глубину, и там пребывал в молитве и посте. А разбойник в тот же год растерял всю свою шайку и вернулся раз в вертеп свой, весь избитый. И узнал про сие тот монашек, и сказал разбойнику: «Покайся, завтра помрешь». И тот покаялся. И замуровал его монашек в дальней келье, в горе, а где - неведомо. И с того просветилось место. Сорок лет прожил монашек Антоний один в горе и отошел в селения праведных. А копал девять лет, приняв такой труд для испытания плоти.
     Выходим из пещерок, Горкин и говорит: «Что-то я не пойму, плохо монах рассказывает». Ну, Федя и объяснил нам, что все это для пострадания плоти, и все-таки монах и разбойников рассеял, а атамана к покаянию привел. Спрашиваем монаха: а святой тот, кто гору копал? Монах подумал и говорит, что это неизвестно и жития его нет, а только по слуху передают. Ну, нам это не совсем понравилось, что нет жития, а по слуху мало ли чего наскажут. Одно только хорошо, что гнездо разбойничье прекратилось».



За Талицами дорога совсем безлюдная, лес становится гуще.
     «Идем самыми страшными местами. Темные боры сдвинулись, стало глухо. Дорога совсем пустая, редко - проедет кто. И богомольцы реже. Где отходят боры - подступают березовые рощи, с оврагами. В перелесках кукушек слышно - наперебой... 
     Говорят, медведика видали в овсах, пошел - запрыгал-закосолапил. А мы и не видали. Ну, говорят, может, еще увидите, тут их сила.
     Долго идем, а медведика все не видно. За Рахмановой сворачиваем с дороги - на Хотьково. Места тут уж самые глухие. Третий час дня: как раз к вечерням и попадем к родителям Преподобного. А дорога тяжелая, овраги. Сильно парит, все истомились, Кривая запинается...»
      На счастье, богомольцы благополучно достигнут Троицы, несмотря на тяжелую дорогу...
     Думаем, даже в отрывках «Богомолье» Шмелева понравилось читателям. Хорошо бы дать эту повесть для внеклассного чтения детям или прочитать отрывки из нее вслух в классах. Язык Шмелева, неспешное развитие простого, жизненного сюжета завораживают. Вот она - живая история.

Т. ЭФФИ.

Источник информации:

Газета "Маяк", № 46 от 27.06.2012 г.

Фото:

http://litopys.net/img/thisday/O%D1%81tober/03/Shmelev_Ivan1.jpg

http://kvest-kite.narod.ru/k/bogvol/talicy/tp.jpg

http://deadokey.livejournal.com/15619.html

Целиком текст повести И.С. Шмелева "Богомолье" доступен в Интернете:

Читать повесть онлайн

Читать повесть онлайн

пушкинский район, талицы, ярославка, известные личности, пушкино

Previous post Next post
Up