«Как в Пушкине? Это под Москвой?» Пушкино у Булгакова
Рассказ о том, как отразилось Пушкино в романах и рассказах Паустовского («Маяк» от 11 августа 2010 г.), мы закончили упоминанием о приезде Булгакова, который писал в то время «Белую гвардию». «...Ему для одной из глав романа нужно было обязательно посмотреть снежные «шапки» - те маленькие сугробы снега, что за долгую зиму накапливаются на крышах, заборах и толстых ветвях деревьев. Весь день Булгаков брод
ил по пустынному в тот год Пушкино, долго стоял, смотрел, запахнув старую облезлую доху, - высокий, худой, печальный, с внимательными серыми глазами. «Хорошо! - говорил он. - Вот это мне и нужно. В этих «шапках» как будто собрана вся зимняя тишина».
В отрывке опосредованно, но выразительно описано Пушкино, представлявшее собой в 1923 году, когда происходили эти события, тишайшее дачное местечко, на зиму почти вымиравшее. От Москвы - недалеко, но уже совершенная деревня - малолюдная, патриархальная. Однако, поскольку через два года Пушкино уже присвоили статус города, деревня не вымирающая, а «перспективная», питающаяся соками близлежащей столицы по принципу сообщающихся сосудов. Работающие в Москве жители привозили сюда московские разговоры, модные веяния, сформировавшиеся в столице потребности, ожидания. Подтягиваясь к близлежащему мегаполису, Пушкино постепенно приводилось в соответствие с ним: росла этажность домов, улучшался быт, появлялись общественные заведения городского типа: банки, кафе, почта, телеграф, такси, школы, училища.
Подмосковный городок благодаря близости к Москве приобретал особый статус: это еще не столица, но уже и не провинция.
Очевидно, эта промежуточность статуса Пушкино и заставила Булгакова вспомнить о нем, когда он сплетал в романе «Мастер и Маргарита» хитроумную интригу о таинственном исчезновении одного из персонажей - директора варьете Степана Лиходеева.
Он как сквозь землю провалился в самый неподходящий момент - в день выступления в варьете профессора черной магии Воланда. Финдиректор варьете Римский и администратор Варенуха кипели от раздражения по поводу непонятного отсутствия директора, как вдруг их стали бомбардировать телеграммами... из Ялты с просьбой об идентификации личности Лиходеева!
Это было невероятно, потому что утром у Римского состоялся телефонный разговор с Лиходеевым, который находился в этот момент в своей квартире в Москве.
Но что же означает в таком случае телеграмма?
«Умоляю верить брошен Ялту гипнозом Воланда молнируйте угрозыску подтверждение личности Лиходеев».
На следующих после телеграммы двух страницах текста финдиректор и администратор ломают голову над загадкой.
«- Сколько километров до Ялты? - спросил Римский.
Варенуха прекратил свою беготню и заорал:
- Думал! Уже думал! До Севастополя по железной дороге около полутора тысяч километров. Да до Ялты еще накинь 80 километров».
Дальше происходит разговор с «ассистентом Воланда» Коровьевым. который заявляет, что Степа уехал «за город кататься на машине».
Оба зама Лиходеева верят в этот абсурд, вспоминая при этом наше «промежуточное» Пушкино - дачное ближнее местечко, где можно подышать свежим воздухом и посидеть в кафе, меню в котором может быть не хуже московского!
«Тут администратор подпрыгнул и закричал так, что Римский вздрогнул:
- Вспомнил! Вспомнил! В Пушкине открылась чебуречная «Ялта»! Все понятно. Поехал туда, напился и теперь оттуда телеграфирует!»
Пушкинские краеведы считают, что прототипом «чебуречной» послужило существовавшее в действительности кафе «Грибок» (см. книгу «Пушкино в большой литературе», М., 1993 г.). Видимо, Булгаков заходил туда во время какого-нибудь из своих приездов в Пушкино, и вот, вспомнил об этом, когда «помогал» Варенухе догадываться о местонахождении Лиходеева.
Очевидно, читатели тех лет вместе с автором романа представляли себе, насколько абсурдно и в то же время правдоподобно выглядит догадка Варенухи. Ведь в Пушкино в самом деле приезжали столичные жители - кто на дачи, кто - в рассуждении «оторваться от действительности», оказаться в стороне от слишком наблюдательных глаз, расслабиться, глотнуть вольного воздуха, в том числе со вкусом посидеть в маленьком, гостеприимном загородном кафе. Абсурд предположения заключался в том, что Лиходеев, который в принципе вполне мог уехать «на пикник» в Пушкино, именно в день выступления никак не мог этого сделать. Римский находит решение. Он складывает все полученные телеграммы в пакет и отдает его Варенухе.
«- Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези. Пусть там разбирают».
(Адрес таинственного «там» не представлял загадки для читателей тех лет, да и нынешние понимают, о чем идет речь: он не изменился по сей день).
Затем происходят фантасмагорические события во время выступления Воланда на сцене варьете. В зрительном зале идет «денежный дождь», кот отрывает голову конферансье Бенгальскому, но голова тем не менее продолжает отвечать на вопросы; открывается «дамский магазин», в котором наперебой, бесплатно одеваются присутствующие дамы, не предполагая, что волшебные обновки в тот же вечер растворятся на них, оставив голыми. Воинство Воланда беспрепятственно правит бал в варьете, пока, ровно в полночь, в кабинете совершенно растерявшегося, зеленого от страха Римского не появляется ушедший с пакетом Варенуха.
«- Ну, говори же скорей! Ну! Ну! - прохрипел Римский. - что все это значит?! Что означает вся эта петрушка с Ялтой?
- Ну, то, что я и говорил, - причмокнув, как будто его беспокоил больной зуб, ответил администратор, - нашли его в трактире в Пушкине.
- Как в Пушкине? Это под Москвой? А телеграммы из Ялты?!
- Какая там, к черту, Ялта! Напоил пушкинского телеграфиста, и начали оба безобразничать, в том числе посылать телеграммы с пометкой «Ялта».
- Ага... Ага... Ну ладно, ладно... - не проговорил, а как бы пропел Римский. Глаза его засветились желтеньким светом. В голове сложилась праздничная картина позорного снятия Степы с работы. Освобождение! Долгожданное освобождение финдиректора от этого бедствия в лице Лиходеева! А может, Степан Богданович добьется чего-нибудь и похуже снятия...
- Подробности! - сказал Римский, стукнув пресс-папье по столу».
Подробности оказались удивительными:
«Перед финдиректором разворачивалась длиннейшая цепь лиходеевских хамств и безобразий». «Чего стоила хотя бы пьяная пляска в обнимку с телеграфистом на лужайке перед пушкинским телеграфом под звуки какой-то праздно-шатающейся гармоники! Гонка за какими-то гражданками, визжащими от ужаса! Попытка подраться с буфетчиком в самой «Ялте»! Разбрасывание зеленого лука по полу той же «Ялты». Разбитие бутылок белого сухого «Ай-Даниля». Поломка счетчика у шофера такси, не пожелавшего подать Степе машину».
По мере продолжения фантастического рассказа Варенухи финдиректор понимает, что он врет.
«Колючие глаза Римского через стол врезались в лицо администратора, и, чем дальше тот говорил, тем мрачнее становились эти глаза.
Варенуха не ездил в Пушкино, и самого Степы в Пушкине тоже не было. Не было пьяного телеграфиста, не было разбитого стекла в трактире.».
Далее Римский по некоторым признакам заметил, что перед ним сидит вовсе не Варенуха, а некто, принявший его облик.
«Было еще кое-что, что представлялось еще более необъяснимым, чем неизвестно зачем выдуманный клеветнический рассказ о похождениях в Пушкино, и это что-то было изменением во внешности и манерах администратора»...
Нечистая сила, изрядно измучив Римского, исчезает только «с третьим криком петуха»:
«Варенуха, карауля дверь, подпрыгивал возле нее, подолгу застревая в воздухе и качаясь в нем». Затем он «взвизгнул и обрушился из воздуха на пол».
Глава «Слава петуху», которую мы пересказали в части, относящейся к Пушкино, после этой сцены продолжается, как и сам роман, который мы не зря цитировали с возможной полнотой. Хотелось заинтересовать читателей и побудить прочесть его, а тех, кто уже читал, - перечитать. Его автор бывал в Пушкино, наш город вспомнился ему, когда он выстраивал один из самых сложных, волнующих, важных для понимания сути романа эпизодов. Что касается кафе «Грибок», может, старожилы вспомнят его и напишут в газету, где оно находилось, что собой представляло? Если мы сможем дополнить то, что уже известно о кафе, это станет маленьким, но интересным вкладом пушкинцев в булгаковедение.
Материал подготовила Т. ЭФФИ.
1 сентября 2010 года
Газета Маяк
На снимке: то самое кафе "Грибок" в начале 60-х. В комментариях к фото читаем воспоминания Виктора Сорокина: "Я был (забежал) в этом "Грибке" в 1951 г. Тогда он имел статус ресторана. А до войны он назывался "Ялтой" - той самой, где в начале 1930-х годов кутил Лиходеев из "Мастера и Маргариты" М.Булгакова".