За этими воротами стонет земля
Сотый раз в Риге, и только первый раз здесь.
От Риги на автобусе минут 20, потом еще столько же по лесной дороге до латышской фабрики смерти.
Мы идем по сосновому бору, густо залитому солнцем, жарко, хочется пить и раздеться, звонкий птичий гомон и мелькание бабочек, горячий песок тропинки пылит. Мы болтаем о лете, о жизни, о любимых книжках, об электричке на Юрмалу.
Вдали появляется бетонная стена, на наклоном сером камне черная надпись на латышском - "За этими воротами стонет земля".
Моя эстонская бабушка говорила, что ее маленькая сестра была отправлена сюда, и больше никаких следов. Как и еще от десятков тысяч замученных здесь.
Я всегда думала, что концлагерь - это зима, острый ветер и ночь. Что там всегда холодно, лютая чернота и каменная земля.
А там - вдруг - солнечно, там лето, там наливаются зеленью травы и ядовито-зеленая клейкая листва. Там поют птицы.
Мне казалось, что здесь должна выгореть земля. Навсегда. А здесь торжество новой жизни. В детском концлагере.
Странная вещь - то, что комом сидит в горле, никак не может превратиться в рассказ.
Там, где был детский барак, сейчас цветы и горы игрушек - и я даже представить себе не могу вереницы маленьких измученных узников, чьи трупы тысячами горели в этом лесу.
Мы молча шуршим гравием там, где раньше была дорога страданий, смотрим на место старой висельницы и не понимаем, как в этом мире снова зарождают фашизм.
Как украинцы, которых целыми деревнями угоняли в плен, жгли заживо, убивали тысячами, могут отменять парад Победы. Как эстонцы, чьих детей рвали голодные псы здесь же, в Саласпилсе, могут разрешать марши нацистов. Как можно оправдывать хоть единый день существования Третьего Рейха.
В тишине леса метроном отбивает удары сердца.
Мы идем обратно той же дорогой, и я чувствую за своей спиной дыхание всех тех, кто никогда не смог по ней вернуться в жизнь.
Там людей казнили за то, что каждый из них был человеком.
И можно только молиться о том, чтобы история не ходила по кругу.