Поддержав безумного колхозного бульбенфюрера в Минске, Путин полностью делит с ним ответственность
...вот за это:
Фотографии взяты у френдессы Веролы verola
Борис Пастернак
13 сентября в 02:08 ·
Итак, обещанный монолог, который я записал вчера у метро «Пушкинская». Простите за объем, но не сокращается.
Женщина 47 лет. Имя попросила изменить. Пусть будет Нина.
10 августа Нина в большой толпе стояла здесь, возле метро. Во время разгона протестующих замешкалась и была схвачена омоновцами. Ее затолкали в микроавтобус, в котором она вдруг увидела своего участкового. Он был в шлеме, но без маски, так что Нина его сразу узнала. И обрадовалась: «Мы с ним давно знакомы, он меня прекрасно знает. Вот, думаю, он меня сейчас отпустит. Я ведь ничего такого не делала». Но не отпустил. «Вообще, мне показалось, что это уже какой-то другой человек. Говорит, поедете со всеми, отвечайте за свои дела».
Нину привезли во Фрунзенское РУВД. Не повезло Нине - об этом управлении и о тех, кто там орудовал с 9 по 11 августа, сейчас многие рассказывают с содроганием. Пункт сбора задержанных устроили в спортзале. Нине, как и всем, надели за спиной наручники, поставили у стенки на колени и ткнули лицом в пол. «Я уже потом, когда освободилась, попыталась принять дома такую позу - не вышло». Больше других Нине запомнилась сотрудница органов Кристина.
Дальше просто расшифровка записи.
- Рядом со мной стоял на коленях паренек. Поднимать голову было нельзя, но я старалась посмотреть. У меня сын там на «Пушкинской» был, двадцать шесть лет, и я боялась увидеть его здесь. Так вот эта Кристина била паренька палкой. По голове, по ногам, по рукам. Он орал. Потом он перестал кричать. Наверное, болевой шок или потерял сознание. Я слышу за спиной кто-то говорит «он всё, откинулся». А другой говорит «давай добивай, и вытягиваем». Она снова начинает бить это бездыханное тело, потом его вытаскивают.
Когда мне сказали «давай на допрос», я встать не смогла. Сначала меня попихали ногами, потом все-таки подняли и подвели к столу. Первый вопрос был «сколько вам заплатили?». Говорю: мне никто ничего не платил. Я теперь понимаю: когда им все так отвечали, они еще больше приходили в ярость, в бешенство. «Ну ты блядь, тварь, сука, скотина - они с нами не разговаривали нормально, там был рев на весь этот спортзал - ты что, не поняла, что у тебя спрашивают?! Сколько тебе заплатили?»
И тут я поняла, что нужно заткнуться, просто замолчать. Они взяли мой телефон. «На какие каналы подписана?» Конечно, на все. Проштудировали весь мой телефон. На митингах была, все снимала. Компромата целая куча. Потом им понадобились зачем-то мои симки. Но чтобы открыть мой телефон, нужен такой ключик. У меня его не было. И тут эта Кристина начала бить телефон дубинкой, пока он не развалился. Достали две симки и флешку. Потом она мне говорит: «Так, снимай бюстгальтер». Полно ОМОНа, спортзал… Я стою в наручниках, руки сзади. «Тварь, снимай бюстгальтер!» Я пытаюсь сзади под рубашку залезть и понимаю, что руки затекли, я не могу их поднять. «Снимите ей наручники!» И опять «сука, снимай!» Понимаете, шоковое состояние! Я не понимаю, что мне делать! И она сама залезает мне под рубашку, через рукав вытягивает лифчик, швыряет на стол.
У всех женщин, с кем я в камере потом сидела, бюстгальтеров не было. То ли они боялись, чтобы мы на них не повесились, то ли просто унижение такое… Девочки, которые приезжали потом на Окрестина из других РУВД - с ними такого не было.
Потом нас кинули в камеру. Среди нас были две женщины из Боровлян, из детского онкологического центра. Обе в отпусках, ехали помогать, надели белые майки с красными крестами спереди и сзади, взяли медикаменты. Их вытянули из машины - «Вы едете помогать бандитам!».
Еще одна женщина ехала с работы на своей машине, вообще не при делах, ни в чем не участвовала. Заехала в супермаркет, закупилась продуктами, остановилась на светофоре. Пошел ОМОН, потом митингующие. Я, говорит, остановилась, чтобы их пропустить. И вдруг, говорит, вижу ко мне летят черные. Я на страхе заблокировала двери. Они разбили всю ее машину, вытащили ее. Она показывала нам в камере - вся синяя, на голове гематомы, ее били об асфальт головой. Ее потом сводили на суд на Окрестина, дали пятнадцать суток за неподчинение требованиям.
И в РУВД, и потом на Окрестина были люди из разных подразделений. Когда мне сейчас говорят «это был ОМОН» или «это был Алмаз», «наши местные так не делали», я отвечаю: ребята, если б я там не была… Я видела там обычную нашу милицию, я могу отличить, не дура.
Наутро нас собрали снова в том же спортзале. Я среди задержанных была шестая по очереди, и уже к 12 часам меня отвели в камеру. А что творилось потом ночью - это был просто ужас. Все стены и пол были наутро залиты кровью. Нам «быстро-быстро, руки на плечи!» и сказали, что повезут в Жодино. Но отвезли на Окрестина. Из одного ада в другой. Потому что тем, кто попал в Жодино, повезло, к ним относились снисходительно.
На Окрестина нас, женщин, было шестьдесят человек. Ребят было много больше. Их били так, что просто передать не могу. Их заставляли петь гимн какой-то. Их заставляли кричать «я люблю ОМОН!». Лица у ребят были затекшие, в крови. Их куда-то группами отводили, как мы догадались - на суд. Потому что прямо туда, на Окрестина приезжали судьи. Мы думали, будут давать штрафы. Но нет, давали сутки, от восьми и больше.
Часов до одиннадцати вечера мы стояли во дворе. Ребят куда-то отводили, а мы стояли, замерзали. Я была в одной рубашке, и все так. А в одиннадцать нам опять сказали «быстро, руки на плечи, бегом-бегом», дубинками подгоняли, завели во дворик. Сейчас я понимаю, что это дворик для выгула заключенных, такая большая круглая камера, вверху сетка вместо крыши, люк внизу для туалета, и все. Мало того, что мы день мерзли во дворе, тут нас еще на бетон кинули. Мы просто ложились друг на дружку, чтобы согреться. Некоторые девочки начали стучать, просить воду. Пришел один, сказал «Заткнитесь. Если еще какая блядь постучит, кинем гранату». Мы, взрослые женщины, начали просить девочек «давайте терпеть, будет только хуже».
Но начался другой ад. Все ночь через верх, небо же открыто, мы слышали, как избивали ребят. Их просто убивали. Мы слышали хлест дубинок и ор, крики. Меня спрашивают «сильно ребят наших били?». Я отвечаю: их не избивали - их просто убивали». Там было много молодых женщин и девчонок - по восемнадцать-тридцать лет. Мне-то под пятьдесят, психика устоявшаяся. Но и у меня просто ехала крыша. Я рыдала, закрывала уши, это было невозможно терпеть.
Потом под утро, уже начинало светать, пришел какой-то мужчина, открыл дверь и опять бегом-бегом, подгоняя, нас развели по камерам. Потом я узнала, что вместо нас туда на бетон завели сто шестьдесят мужчин, которых привезли из разных РУВД города.
Я вначале не боялась. Говорила под диктофон и под камеру, представлялась в открытую. Но теперь страх вернулся. Вот та женщина, которую из машины вытянули, она стала жалобы подавать. Трое суток из пятнадцати она отсидела, потом ей до пяти скостили. Мы, с кем сидели, сейчас создали группу, общаемся. Я тоже сразу написала три заявления с жалобами: во Фрунзенское РУВД, в Следственный комитет и в Генпрокуратуру. Но не подала их, по интуиции. Дочь мне говорит: «Мама, ты почему не относишь жалобы?» Да потому что видим: все заявления пострадавших возвращаются в Следственный комитет! Те выдергивают потом каждого пострадавшего, кто подал заявления, начинают искать на него всякий компромат и возбуждают уголовные дела по 93-й статье, от пяти до пятнадцати лет. Я не хочу сесть на восемь лет!
Вот тут к нам и подошел милицейский патруль. И статный сержант-правоохранитель сказал: «Расходитесь. Предупреждаю в последний раз. Пеняйте потом на себя».
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=175667350759600&id=100049490070200.
ОТ ПУПСА: лом Каддафи плачет по обоим. Что по усатому, что по бритому.
И там скорее всего действительно были путинские мусора, псины из путинского ОМОН-а.