(no subject)
В «Саге о Форсайтах» встречается то же замечание, что и во «Вчерашнем мире» Цвейга - о том, как резко викторианская мораль в Европе начала XX века сдала свои позиции. Как представление о том, что физическая любовь возможна только в браке, и незамужняя девушка не должна иметь о ней никакого представления, буквально в течение пары десятилетий уступило место плодам эмансипации.
Ни Голсуорси, ни Цвейг не имели возможности проследить, как этот маятник продолжил свое движение в сторону абсолютного отрицания и через сто лет достиг, кажется, противоположного полюса: мы все теперь так свободны и независимы, что спать можно с кем угодно, а вот захотеть замуж за мужчину, с которым спишь, считается настолько же постыдным, как в викторианские времена - захотеть секса.
Они-то не знали, но наше поколение обнаружило, что и мораль, и ее полное отрицание связывают одинаково крепко и равно болезненно калечат. И уж скорее бы этот маятник качнулся в обратную сторону, потому что, сдается мне, на обоих полюсах одинаково безжизненно и холодный ветер в морду, что на Северном, что на Южном.
Ни Голсуорси, ни Цвейг не имели возможности проследить, как этот маятник продолжил свое движение в сторону абсолютного отрицания и через сто лет достиг, кажется, противоположного полюса: мы все теперь так свободны и независимы, что спать можно с кем угодно, а вот захотеть замуж за мужчину, с которым спишь, считается настолько же постыдным, как в викторианские времена - захотеть секса.
Они-то не знали, но наше поколение обнаружило, что и мораль, и ее полное отрицание связывают одинаково крепко и равно болезненно калечат. И уж скорее бы этот маятник качнулся в обратную сторону, потому что, сдается мне, на обоих полюсах одинаково безжизненно и холодный ветер в морду, что на Северном, что на Южном.