Две архивных строчки
Иногда, копаясь в архивах, ловлю себя на мысли, сколько сюжетов из прошлого могло бы лечь в основу художественных произведений! И в прошлом жизнь была насыщена страстями, грехами и подвигами, которые, увы, остаются пылиться в хранилищах архивов. Я как-то пытался переносить архивные сюжеты в прозу. И, наверное, неплохо получалось. Во всяком случае, отзывы были теплыми. Но в этом деле важно озарение, которое является не часто... Короче, опять оно пришло.... Строго не судите, это лишь пока наброски... Куски взяты из разных мест вещи, которая пока называется "Горящие свечи саксаула". На финише, которого еще и не видать, название может и смениться.
***
...Рослый казак нес на вытянутых руках вопящего киргизенка.
- Мякишев, ты? - узнав в верзиле санарского драчуна, спросил Рогожников.
- Да это, ваше благородие... Тут вот....- Иван растерянно кивнул на орущего ребенка, неистово тянувшего свои ручонки к лежащим на земле телам - …В траве вот схоронился... Ну, я это...
Казаки сгрудились вокруг такой неожиданной и радостной находки. Пусть и нехристь, но живой. Мальчонка, на вид которому было года полтора, сучил кривыми ногами и сипло уже даже не визжал, видимо, смирившись со своей долей, а жалобно стонал.
- Надыть мальца закутать во што-то - со знанием дела произнес старый казак Ерофеич, воспитывающий уже пятерых внуков.
Тут же у кого-то нашелся шерстяной шарф. У другого казака вообще отыскались вязаные носки. Так и нарядили мужики обессилевшего ребенка.
- А чаво теперь с ним делать-то?
- Ну не бросать же ево тута...
- Эко ж ему досталось! Матку убили ироды. Да и батька евоный, поди, рядом мертвый лежит...
Казаки вопросительно поглядывали на командира. Рогожников, до селе наблюдавший за всем происходящим со стороны, кашлянул, чтобы скрыть вдруг нахлынувшее волнение и сказал:
- Пацаненка забираем с собой. Будем решать его судьбу в Троицке - и, обернувшись к Мякишеву, добавил - Везет тебе, казак, на спасенные души. Видать дар у тебя.
Иван переложил с руки на руку затихший сверток и смущенно ответил:
- Ваше благородие, это тот самый приблудный киргиз. Ну тот, который весной... Вон на нем и рубаха моя... Жинка моя ему отдала тогда... А это - он кивнул в сторону уже бездыханного тела женщины - мамка его получается...
... Придав всех убитых земле, уже ближе к вечеру отряд подполковника Рогожникова двинулся в сторону Троицка. Преследовать бандитов не имело смысла, они были уже далеко...
***
... Беспокойно в эту ночь спал и ровесник кокандского хана эмир Бухары Насрулла. Он ворочался с боку на бок на широченной кровати в своем роскошном дворце и все никак не мог уснуть здоровым сном. В полудреме ему являлись какие-то туманные образы. Они что-то говорили, упрекая и ругая Насруллу за его прегрешения. Он вздрагивал, переворачивался на другой бок, и все начиналось сначала.
Из кровавого тумана вдруг появилось лицо старшего брата Хусейна, с усмешкой спрашивающего Насруллу о его здоровье. Потом знакомый лик вдруг стал подрагивать и расширяться. И вот перед эмиром уже не только Хусейн, а еще кто-то. Но кто? Лицо незнакомца прояснилось, и любимый брат Умар, тыча в Насруллу своим изящным пальцем, прокричал: "Это ты! Ты! Ты!...."
Эмир соскочил с кровати в холодном поту. Его трясло. Прошлое опять подступило вплотную. Оно не давало спокойно жить все годы его царствования. Поначалу он умел гнать от себя воспоминания, но чем дальше, тем все чаще и чаще лики былого навещали его.
В 1826 году скончался правивший более четверти века Бухарой эмир Хайдар. Как и полагалось, после смерти отца на престол взошел старший сын эмира Хусейн. Но тут же он начал чахнуть, хотя до этого никогда не жаловался на свое здоровье. Через два месяца, чувствуя приближение неизбежной смерти, эмир Хусейн завещал престол второму сыну Хайдара, Умару. Но и тому суждено было процарствовать лишь четыре месяца. По весне он внезапно свалился со своего скакуна, и скончался через два дня, не приходя в сознание.
Все это происходило под неусыпным контролем кушбеги Хакима. Собственно им все и было организовано. Яд, подсыпаемый в еду молодым эмирам людьми Хакима, убивал правителей медленно, но неотвратимо. И все это было на глазах Насруллы, и при его молчаливом согласии. Он с нетерпением ждал, когда же освободится трон. И дождался .
А теперь все ключевые посты в эмирате заняли родственники Хакима, безудержно при этом наживаясь. Они управляли не только эмиратом, но и самим Насруллой. Это доводило его до нервных припадков. Он молчал. Пока молчал .
И Всевышний гневился на эмира. Многочисленные жены все никак не могли родить ему наследника. Это тяготило Насруллу особенно. Сколько молитв, сколько заклинаний было сказано! Сколько жертвоприношений, сколько даров нищим! И все впустую. Знахари давали ему какие-то снадобья, муллы молились перед каждым соитием правителя, но все было напрасно. Рождались девочки. Одна за другой.
Насрулла, обтерев взмокшее лицо краем покрывала, поднялся с ложа. Дрожь, вроде, утихла. Но тревога не покидала его. Он на цыпочках подошел к двери спальни и проверил надежность запертых замков. Эмир вслушивался в ночную тишину, но так ничего и не услышал. Кругом все спало.
Правитель подошел к столику, стоявшему в углу опочивальни, тряхнул стоящую там колбу кальяна, подогреваемого негаснущим огоньком, и с жадностью припал ртом к мундштуку. Он глубоко вдохнул пьянящий аромат. Потом еще и еще. И вот голова приятно закружилась. Перед глазами начало все плыть, сверкая разноцветными огнями. Прошлое отступало. Насрулла прилег на резную кушетку, вдруг показавшуюся ему удивительно мягкой. Его сознание уносилось в удивительный и спокойный мир...
***
... А бал был в самом разгаре. Только что оркестр закончил играть польку, и запыхавшиеся танцоры разбредались по залу, собираясь в группы по интересам. У окна вокруг генерал-майора Стеллиха, мастера рассказывать анекдоты, собралась немалая группа офицеров и мужчин в штатском. Вскоре со стороны этой компании раздался дружный хохот. Громче всех смеялся генерал Энгельгардт, поглядывая на всех с высоты своего гигантского роста веселыми глазами.
В противоположном углу возле инкрустированного золотом столика в мягких креслах отдыхали дамы. Они тоже не скучали, обсуждая золотой наперсток , который носил Перовский на среднем пальце правой руки.
- Уверяю вас - обмахиваясь веером, говорила всезнающая жена полицмейстера Трофимова Олимпиада Никаноровна - Он лишился пальца, стреляясь на дуэли из-за женщины…
- Ах, как романтично! - прошептала стоявшая рядом полковница Людмила Николаевна Павлова - А имя этой женщины известно?
Трофимова, снисходительно взглянув на впечатлительную полковницу, дала понять ей, что, конечно же, имя той, из-за которой военный губернатор лишился пальца, всем хорошо известно. А вслух она произнесла:
- Какая это была страсть! Но его пассия оставалась холодной как лед…
- Да выдумки все это, Олимпиада Никаноровна - вступила в разговор красавица Лидия Николаевна Струкова, жена действительного статского советника, управляющего Илецкой конторы соляного правления Григория Никаноровича Струкова - Ваш братец как-то рассказывал полковнику Артюхову, что Василий Алексеевич лишился пальца в бою при Бородино.
- Ах, как романтично! - начала было полковница Павлова. Однако, продолжить свою мысль она не успела, так как задетая снохой Олимпиада Никаноровна выпалила:
- Много он знает! Я говорю, что это была дуэль…
Неизвестно, чем бы закончилась перебранка двух родственниц, но оркестр заиграл вальс…
***
...Рослый казак нес на вытянутых руках вопящего киргизенка.
- Мякишев, ты? - узнав в верзиле санарского драчуна, спросил Рогожников.
- Да это, ваше благородие... Тут вот....- Иван растерянно кивнул на орущего ребенка, неистово тянувшего свои ручонки к лежащим на земле телам - …В траве вот схоронился... Ну, я это...
Казаки сгрудились вокруг такой неожиданной и радостной находки. Пусть и нехристь, но живой. Мальчонка, на вид которому было года полтора, сучил кривыми ногами и сипло уже даже не визжал, видимо, смирившись со своей долей, а жалобно стонал.
- Надыть мальца закутать во што-то - со знанием дела произнес старый казак Ерофеич, воспитывающий уже пятерых внуков.
Тут же у кого-то нашелся шерстяной шарф. У другого казака вообще отыскались вязаные носки. Так и нарядили мужики обессилевшего ребенка.
- А чаво теперь с ним делать-то?
- Ну не бросать же ево тута...
- Эко ж ему досталось! Матку убили ироды. Да и батька евоный, поди, рядом мертвый лежит...
Казаки вопросительно поглядывали на командира. Рогожников, до селе наблюдавший за всем происходящим со стороны, кашлянул, чтобы скрыть вдруг нахлынувшее волнение и сказал:
- Пацаненка забираем с собой. Будем решать его судьбу в Троицке - и, обернувшись к Мякишеву, добавил - Везет тебе, казак, на спасенные души. Видать дар у тебя.
Иван переложил с руки на руку затихший сверток и смущенно ответил:
- Ваше благородие, это тот самый приблудный киргиз. Ну тот, который весной... Вон на нем и рубаха моя... Жинка моя ему отдала тогда... А это - он кивнул в сторону уже бездыханного тела женщины - мамка его получается...
... Придав всех убитых земле, уже ближе к вечеру отряд подполковника Рогожникова двинулся в сторону Троицка. Преследовать бандитов не имело смысла, они были уже далеко...
***
... Беспокойно в эту ночь спал и ровесник кокандского хана эмир Бухары Насрулла. Он ворочался с боку на бок на широченной кровати в своем роскошном дворце и все никак не мог уснуть здоровым сном. В полудреме ему являлись какие-то туманные образы. Они что-то говорили, упрекая и ругая Насруллу за его прегрешения. Он вздрагивал, переворачивался на другой бок, и все начиналось сначала.
Из кровавого тумана вдруг появилось лицо старшего брата Хусейна, с усмешкой спрашивающего Насруллу о его здоровье. Потом знакомый лик вдруг стал подрагивать и расширяться. И вот перед эмиром уже не только Хусейн, а еще кто-то. Но кто? Лицо незнакомца прояснилось, и любимый брат Умар, тыча в Насруллу своим изящным пальцем, прокричал: "Это ты! Ты! Ты!...."
Эмир соскочил с кровати в холодном поту. Его трясло. Прошлое опять подступило вплотную. Оно не давало спокойно жить все годы его царствования. Поначалу он умел гнать от себя воспоминания, но чем дальше, тем все чаще и чаще лики былого навещали его.
В 1826 году скончался правивший более четверти века Бухарой эмир Хайдар. Как и полагалось, после смерти отца на престол взошел старший сын эмира Хусейн. Но тут же он начал чахнуть, хотя до этого никогда не жаловался на свое здоровье. Через два месяца, чувствуя приближение неизбежной смерти, эмир Хусейн завещал престол второму сыну Хайдара, Умару. Но и тому суждено было процарствовать лишь четыре месяца. По весне он внезапно свалился со своего скакуна, и скончался через два дня, не приходя в сознание.
Все это происходило под неусыпным контролем кушбеги Хакима. Собственно им все и было организовано. Яд, подсыпаемый в еду молодым эмирам людьми Хакима, убивал правителей медленно, но неотвратимо. И все это было на глазах Насруллы, и при его молчаливом согласии. Он с нетерпением ждал, когда же освободится трон. И дождался .
А теперь все ключевые посты в эмирате заняли родственники Хакима, безудержно при этом наживаясь. Они управляли не только эмиратом, но и самим Насруллой. Это доводило его до нервных припадков. Он молчал. Пока молчал .
И Всевышний гневился на эмира. Многочисленные жены все никак не могли родить ему наследника. Это тяготило Насруллу особенно. Сколько молитв, сколько заклинаний было сказано! Сколько жертвоприношений, сколько даров нищим! И все впустую. Знахари давали ему какие-то снадобья, муллы молились перед каждым соитием правителя, но все было напрасно. Рождались девочки. Одна за другой.
Насрулла, обтерев взмокшее лицо краем покрывала, поднялся с ложа. Дрожь, вроде, утихла. Но тревога не покидала его. Он на цыпочках подошел к двери спальни и проверил надежность запертых замков. Эмир вслушивался в ночную тишину, но так ничего и не услышал. Кругом все спало.
Правитель подошел к столику, стоявшему в углу опочивальни, тряхнул стоящую там колбу кальяна, подогреваемого негаснущим огоньком, и с жадностью припал ртом к мундштуку. Он глубоко вдохнул пьянящий аромат. Потом еще и еще. И вот голова приятно закружилась. Перед глазами начало все плыть, сверкая разноцветными огнями. Прошлое отступало. Насрулла прилег на резную кушетку, вдруг показавшуюся ему удивительно мягкой. Его сознание уносилось в удивительный и спокойный мир...
***
... А бал был в самом разгаре. Только что оркестр закончил играть польку, и запыхавшиеся танцоры разбредались по залу, собираясь в группы по интересам. У окна вокруг генерал-майора Стеллиха, мастера рассказывать анекдоты, собралась немалая группа офицеров и мужчин в штатском. Вскоре со стороны этой компании раздался дружный хохот. Громче всех смеялся генерал Энгельгардт, поглядывая на всех с высоты своего гигантского роста веселыми глазами.
В противоположном углу возле инкрустированного золотом столика в мягких креслах отдыхали дамы. Они тоже не скучали, обсуждая золотой наперсток , который носил Перовский на среднем пальце правой руки.
- Уверяю вас - обмахиваясь веером, говорила всезнающая жена полицмейстера Трофимова Олимпиада Никаноровна - Он лишился пальца, стреляясь на дуэли из-за женщины…
- Ах, как романтично! - прошептала стоявшая рядом полковница Людмила Николаевна Павлова - А имя этой женщины известно?
Трофимова, снисходительно взглянув на впечатлительную полковницу, дала понять ей, что, конечно же, имя той, из-за которой военный губернатор лишился пальца, всем хорошо известно. А вслух она произнесла:
- Какая это была страсть! Но его пассия оставалась холодной как лед…
- Да выдумки все это, Олимпиада Никаноровна - вступила в разговор красавица Лидия Николаевна Струкова, жена действительного статского советника, управляющего Илецкой конторы соляного правления Григория Никаноровича Струкова - Ваш братец как-то рассказывал полковнику Артюхову, что Василий Алексеевич лишился пальца в бою при Бородино.
- Ах, как романтично! - начала было полковница Павлова. Однако, продолжить свою мысль она не успела, так как задетая снохой Олимпиада Никаноровна выпалила:
- Много он знает! Я говорю, что это была дуэль…
Неизвестно, чем бы закончилась перебранка двух родственниц, но оркестр заиграл вальс…