Русофобия - 2
В связи с последними событиями многие удивлялись, почему на Западе не любят Россию и не верят ей. Я бы сформулировал вопрос по другому и разбил бы его на 2 части:
1. когда они нас любили (кого они вообще любят, кроме себя)?
2. кому нужна такая их любовь?
Сегодня я хочу углубиться почти на 200 лет назад, рассказав о традициях русофобии в Германии.
В 1813 г. на гребне Освободительной войны немцы восторженно встречали русские войска, избавившие их от французского господства. Но эйфория довольно быстро прошла. Король Фридрих Вильгельм III не сдержал своего обещания даровать Пруссии конституцию. Это вызвало резко негативную реакцию в демократически настроенных слоях населения Германии, прежде всего в университетах, где студенческие корпорации вместе с либеральный профессурой, сыгравшие довольно значительную роль в Освободительной войне, все настойчивей требовали объединения страны и реформ. По их мнению, главным препятствием на пути создания единого демократического государства всех немцев выступал Священный союз по главе с императором Александром I.
К началу 20-х годов эти настроения достигли своего апогея и вылились в убийство 9 марта 1819 года студентом-теологом Карлом Зандом русского генерала немецкого происхождения Августа фон Коцебу, который после войны вернулся на родину и занялся общественной деятельностью. Университетские круги открыто обвиняли Коцебу в том, что он шпионит в пользу России и выступает в качестве рупора политики русского правительства в Германии. Это убийство стало первым серьезным свидетельством наличия в немецком обществе устойчивых антирусских настроений. Еще недавно Россию воспринимали как избавителя Германии от французских оккупантов, и менее года прошло с того дня, когда Александр I пообещал польскому дворянству конституцию, которая впоследствии должна была быть распространена на всю Российскую империю. Теперь же в Петербурге властвовал Аракчеев, а в Германии были приняты так называемые Карлсбадские постановления, ограничивавшие свободу печати и университетов. Реакция одержала победу, и либеральная немецкая интеллигенция отвернулась от России. Погребальным звоном по надеждам на русского царя звучали горькие слова, которые выплеснул на страницы своей газеты главный редактор «Цайтунг дер фрайен Штадт Франкфурт» Людвиг Бёрне: «Как мы ждали, что Россия освободит Германию, сокрушит всех тиранов, особенно диктат дворянства и бюрократии, но победит их не тысячами своих штыков, а гласностью и свободой прессы».
Как журналист Людвиг Бёрне довольно много внимания уделял России и ее влиянию на события в Германии. Вскоре после появления «Русской истории» Карамзина он опубликовал в 1820 году в журнале «Литераришен Вохенблатт» критическую рецензию на этот труда, который, по его мнению, закладывал идеологическую основу под реакционный режим русского царизма. Жестокая цензура, введенная в соответствии с Карлсбадскими постановления, заставила Бёрне покинуть Германию и эмигрировать во Францию, где в то время находились в изгнании многие известные немецкие общественные деятели. Там Людвиг Бёрне не прекратил литературной деятельности, плодами которой стали «Наброски из Парижа» (1822-1824) и «Письма из Парижа» (1832-1834).
Революционные события в Европе 1830 года и восстание в Польше, Литве и Беларуси, подавленное царскими войсками, вызвали новую волну антирусских настроений, которые не обошли стороной и Бёрне. В одной из своих статей он писал: «В качестве комиссаров полиции Северная Германия имеет прусского короля, Южная Германия - австрийского императора, но над ними обоими в качестве директора департамента полиции возвышается император России». В своих статьях, посвященных революционным событиям, Людвиг Бёрне постоянно писал об опасности, исходящей от России: «Татары, башкиры и киргизы, находящиеся в лагерях под Калишем, по приказу царя Николая должны были научиться рубить головы мужчинам и перерезать горло женщинам, чтобы затем наводить ужас на мелких немецких князей, радикалов в Берне и республиканцев во Франции, поскольку все они участвуют в заговоре против монархии». Находясь под впечатлением кровавых событий в Польше, Бёрне приписывал русским такие качества как варварство, восточное коварство, описывал их как дикие орды рабов. Миссию же Германии он видел в том, что «защитить цивилизацию от варваров, а Францию от казаков», спасти Европу от деспотии и анархии. Действия русской армии в Польше и Белоруссии он сравнивал с нашествием гуннов Аттилы на Европу. Задачу же самой России Бёрне видел в том, чтобы, отказавшись от каких-либо политических амбиций на Западе, где ей все равно не место, нести свет цивилизации на Восток: «Петр Великий, перенеся свою молодую империю с границ Азии в Европу, чтобы там поучиться, был прав. Однако теперь, после того как Россия в течении столетия прошла школу европейского образования, она могла бы вернуться в Азию, как вернулся на родину сам Петр после обучения за границей. В Азии русские могут стать учителями, в Европе же они всегда останутся на положении учеников».
Другой немецкий эмигрант, находившийся вол французском изгнании, известный либеральный юрист Хартвиг фон Хундт-Радовски по свежим следам польских событий в 1831 году опубликовал двухтомный труд «Польша и ее революция». Опираясь на текст поддельного «Завещания Петра Великого», который был впервые обнародовал в 1797 году польский генерал Михаил Сокольницкий, а затем использовал Наполеон для идеологического обоснования нападения на Россию, Хундт-Радовски доказывал, что подавления восстания в Польше, которое помешало Николаю I послать свои войска во Францию, являлось закономерным продолжением экспансии царизма в Западную Европу. На этот раз полякам удалось остановить «скотские одры варваров», но никто не знает, как повернется дело в следующий раз. Фон Хундт-Радовский резко критиковал немецких князей и дворянство за прорусские настроения, поскольку они не желали понять опасности, исходившей от Российской империи, а Пруссия даже помогла русской армии подавить восстание, введя войска в Познань: «Когда же они наконец поумнеют и поймут, что небольшая страна, наполненная довольными, счастливыми и образованными людьми делает своим князьям гораздо больше чести, чем тысячи покоренных квадратных миль степей, заселенных недовольными рабами или человекообразными зверями, над спинами которых постоянно свистит кнут, которые зачастую даже знают имя своего тирана, но все равно проклинают его».
События 1830-1831 годов окончательно разделили Европу на две политически противоположные части: страны Запада пошли по пути либеральных реформ, Россия осталась бастионом монархизма. Германия же оказалась посередине, на границе между двумя полярными мирами, ей еще предстояло сделать свой выбор. Революции в Париже, Брюсселе, Антверпене, война в Польше, волнения в Лейпциге, Дрездене, Брауншвейге взбудоражили немецкую общественность и положили начало так называемому Домартовскому периоду, который в 1848 году закончился революцией и уличными боями в самом Берлине.
Гегель достаточно мало уделял внимания России. В своих «Лекциях по философии истории» философ всего лишь несколько раз вскользь упоминает Российскую империю, характеризуя ее как страну на северо-востоке Европе, которая довольно поздно вступила в ряды исторических государств. Однако последователи учения Гегеля довольно активно включились в полемику по «русскому вопросу». Так, в 1841 году гегельянец Мозес Хесс анонимно выпустил брошюру «Европейская триархия», в которой доказывал, что Россия всеми способами добивается мирового господства, а посему представляет прямую угрозу для всех европейских государств. Эта произведение было написано как полемический ответ сторонникам реанимации Священного Союза. Год спустя, выступая на страницах «Рейнской газеты» (за долго до того, как главным редактором этого издания стал Карл Маркс) Хесс, продолжая полемику со сторонниками системы, заложенной Венским конгрессом, писал: «Немыслимо предоставлять этой империи рабов божественную миссию установления господства над всем европейским и азиатским континентом». Однако, в целом на протяжении 40-х годов немецкий либералы хотя и воспринимали Россию как потенциального врага, но писали о ней относительно сдержанно. Исключение составляла только авторы «Новой рейнской газеты», которые писали о России с нескрываемой ненавистью и открыто призывали к войне с царизмом.
Книга де Кюстина «Записки о России», опубликованная в Париже в 1843 году и почти сразу же переведенная на немецкий язык, с большим интересом была встречена в Германии и вызвала широкий общественный резонанс. В продолжение темы, поднятой де Кюстином, во второй половине 40-х годов немецкий журналист Эдуард Кольбе выпустил в свет две книги: трехтомник «Внутреннюю жизнь России. Тридцатитрехлетний опыт пребывания немца в России» и «Россия и Германия» в 2-х томах. Кольбе много спорил с Кюстином по частным аспектам, но вместе с тем, выдвинул довольно оригинальный тезис о полном отсутствии национальной русской литературы. К этому времени Пушкин, Грибоедов и Лермонтов уже были мертвы, а Гоголь находился на гребне славы. Тем не менее, это не помешало Кольбе объявить всех русских писателей лжецами.
Революционные события 1848-1849 годов и интервенция российской армии в Венгрию вызвали новую волну антирусских настроений в Германии. Классическим примером этого может служить «Новая рейнская газеты» Карла Маркса, на страницах которой «русских вопросом» весьма активно занимался Фридрих Энгельс.
В 1850 году один из активных участников австрийской революции Лоренц фон Штайн опубликовал памфлет «Взгляд на Россию». Будучи историком либерального направления, фон Штайн не мог испытывать каких-либо симпатий к николаевской России, однако в его произведении очень часто вместо разумного анализа ситуации в стране встречаются голословные утверждения с нескрываемой расисткой окраской. В целом он довольно верно характеризовал экономическое положение Российской империи: «Россия - довольно бедная страна. Вне всяких сомнений, она является самой бедной страной в Европе. Менее всего это связано с численностью населения, которое, в большинстве своем живет в ужасающей нищете. В стране есть как значительные практически незаселенные районы, так и возможности для их освоения... В стране нет промышленности, потому что невозможно свободно перемешать капитал и потому что личная несвобода предпринимателей не позволяет им распоряжаться своими деньгами». Но, вслед за этим, перейдя к характеристики народонаселения страны, фон Штайн пишет: «Без абсолютизма Россия превратиться из просто бедной страны в страну очень плохую; свобода и Россия - вещи несовместимые... В целом русский обладает всеми теми талантами и способностями, которые являются общими для всех европейских народов.. Но есть один талант, который распространен только в пределах этой империи, и в подобной форме не встречается больше нигде. Это - талант повиновения. И это не просто бездумное механическое послушание, и вовсе не страх перед начальством. Те, кто знаком с русскими, может подтвердить мои слова о том, что русская душа обладает сама по себе обладает большей податливостью, поразительной покорностью и гораздо меньшей внутренней сопротивляемостью чужой воле, чем какой-либо другой народ». Штейн крайне критически оценивал моральные качества русского народа, и как следствие, боеспособность российской армии: «Русская армия, за исключением трех-четырех случайных примеров, никогда не выигрывала сражения с армиями западных государств. Россия может победить только поляков и турок. Против других народов она бессильна». Более того, по мнению Л. фон Штайна «в этой стране нет образования и литературы, поскольку семена духовной культуры могут взойти только на плодородной почве материального благополучия. В этом отношении решающую роль сыграло то, что Россия слишком бедная страна».
Политики, политические журналисты и политизированные ученые либерального и демократического крыла, пытаясь разобраться в российской действительности, подходили к данному вопросу слишком упрощенно, не делая различий между государством и народом, между верхушкой правящего меньшинства и подавляющим большинством простого населения страны. Когда же дело доходило до общих характеристик национального характера русских и других народов Российский империи, то все отрицательные качества преувеличивались и принимали порой гротескные формы, а положительные - либо просто замалчивались, либо упоминались мимолетом как пока необъяснимое немецкой наукой исключение.
Однако, и сама политика российского правительства провоцировала негативное отношение к русским и России. Так, после того как во время германо-датского конфликта в 1848 году Николай I сконцентрировал войска у немецкой границы и под угрозой интервенции заставил Германские государства отказаться притязаний на Шлезвиг-Голштейн и отдать эту область Дании, в широких слоях немецкого общества окончательно сложилось отношение к России как средоточию всего реакционного, что только есть в Европе. Немцы еще утвердились в мнении, что Российская империя несет прямую угрозу цивилизации и свободе Западной Европы и является одним из главных противников объединения Германии.
Типичным примером отношения к русским немецкой интеллигенции середины XIX века является работа Бруно Бауэра «Россия и Германия», вышедшая в свет в 1853 году. Начиная с того, что еще столетие назад Россия мало интересовала интеллектуальные круги Европы (все крупные немецкие философы периода классики, размышляя над проблемой взаимоотношений Запада и Востока, не уделяли внимания этой стране), Бауэр признает, что теперь ситуация в корне изменилась - русская армия и правительство превратились в европейских жандармов, вызывая ненависть и страх у всех западных народов.
После смерти Николая I и воцарения Александра II, который на первый взгляд был сторонником либеральных реформ, демократическая общественность Германии начала было понемногу изменять свое отношение к России, но жестокость, с которой царь-«освободитель» подавил восстание в Польше, Белоруссии и Литве, вновь расставила все по «своим местам». Как подтверждение правильности своей прежней позиции звучали слова Энгельса: «Стала ли опасность, исходящая со стороны России, меньше? Нет.. Ее методы... могут измениться, но главное направление ее политики - мировое господство - неизменно. Только хитрое правительство, которое господствует над толпой варваров, может измыслить в настоящее время подобный план».
Дальнейшему развитию русофобии способствовал европоцентризм, который с легкой руки Гегеля, разделившего все нации на исторические и неисторические, стал стержневым элементом западноевропейской мысли XIX века. Развитие движения дойч-националов, которое вобрало в себя шовинизм консерваторов и русофобию либералов, способствовало формированию в обществе мнения об особой роли немцев в истории России, как носителей цивилизации и организаторов государства.
В связи с этим довольно интересно, как полвека спустя Гитлер теоретически обосновал отход от «бисмарковской» политики в отношении России: «Бисмарк всегда придавал особое значение хорошим отношениям с Россией. Но это необязательно правильно. При этом часто полностью забывают, что он также старался сохранять хорошие отношения например с Италией, и однажды Бисмарк объединил свою армию с итальянской, чтобы иметь больше шансов разгромить Австрию. Почему же сейчас никто не призывает продолжить это политическую линию? Нам ответят: «Потому что Италия сегодня это совсем не то, что Италия тогда». Хорошо. Но тогда, уважаемые господа, позвольте вам напомнить, что сегодняшняя Россия не имеет ничего общего с Россией тогдашней. Бисмарку никогда не пришло бы в голову, превратить тактический с политической точки зрения ход в непререкаемую для потомков аксиому. Совершенно очевидно, что сегодня он сам бы не пошел на подобный союз. Поэтому вопрос должен звучат не «Что делал Бисмарк тогда?», а «Как бы он поступил сегодня?» И ответить на этот вопрос довольно легко. Он, прекрасно разбираясь в политике, никогда бы не стал объединяться с государством, которому грозит гибель».
1. когда они нас любили (кого они вообще любят, кроме себя)?
2. кому нужна такая их любовь?
Сегодня я хочу углубиться почти на 200 лет назад, рассказав о традициях русофобии в Германии.
В 1813 г. на гребне Освободительной войны немцы восторженно встречали русские войска, избавившие их от французского господства. Но эйфория довольно быстро прошла. Король Фридрих Вильгельм III не сдержал своего обещания даровать Пруссии конституцию. Это вызвало резко негативную реакцию в демократически настроенных слоях населения Германии, прежде всего в университетах, где студенческие корпорации вместе с либеральный профессурой, сыгравшие довольно значительную роль в Освободительной войне, все настойчивей требовали объединения страны и реформ. По их мнению, главным препятствием на пути создания единого демократического государства всех немцев выступал Священный союз по главе с императором Александром I.
К началу 20-х годов эти настроения достигли своего апогея и вылились в убийство 9 марта 1819 года студентом-теологом Карлом Зандом русского генерала немецкого происхождения Августа фон Коцебу, который после войны вернулся на родину и занялся общественной деятельностью. Университетские круги открыто обвиняли Коцебу в том, что он шпионит в пользу России и выступает в качестве рупора политики русского правительства в Германии. Это убийство стало первым серьезным свидетельством наличия в немецком обществе устойчивых антирусских настроений. Еще недавно Россию воспринимали как избавителя Германии от французских оккупантов, и менее года прошло с того дня, когда Александр I пообещал польскому дворянству конституцию, которая впоследствии должна была быть распространена на всю Российскую империю. Теперь же в Петербурге властвовал Аракчеев, а в Германии были приняты так называемые Карлсбадские постановления, ограничивавшие свободу печати и университетов. Реакция одержала победу, и либеральная немецкая интеллигенция отвернулась от России. Погребальным звоном по надеждам на русского царя звучали горькие слова, которые выплеснул на страницы своей газеты главный редактор «Цайтунг дер фрайен Штадт Франкфурт» Людвиг Бёрне: «Как мы ждали, что Россия освободит Германию, сокрушит всех тиранов, особенно диктат дворянства и бюрократии, но победит их не тысячами своих штыков, а гласностью и свободой прессы».
Как журналист Людвиг Бёрне довольно много внимания уделял России и ее влиянию на события в Германии. Вскоре после появления «Русской истории» Карамзина он опубликовал в 1820 году в журнале «Литераришен Вохенблатт» критическую рецензию на этот труда, который, по его мнению, закладывал идеологическую основу под реакционный режим русского царизма. Жестокая цензура, введенная в соответствии с Карлсбадскими постановления, заставила Бёрне покинуть Германию и эмигрировать во Францию, где в то время находились в изгнании многие известные немецкие общественные деятели. Там Людвиг Бёрне не прекратил литературной деятельности, плодами которой стали «Наброски из Парижа» (1822-1824) и «Письма из Парижа» (1832-1834).
Революционные события в Европе 1830 года и восстание в Польше, Литве и Беларуси, подавленное царскими войсками, вызвали новую волну антирусских настроений, которые не обошли стороной и Бёрне. В одной из своих статей он писал: «В качестве комиссаров полиции Северная Германия имеет прусского короля, Южная Германия - австрийского императора, но над ними обоими в качестве директора департамента полиции возвышается император России». В своих статьях, посвященных революционным событиям, Людвиг Бёрне постоянно писал об опасности, исходящей от России: «Татары, башкиры и киргизы, находящиеся в лагерях под Калишем, по приказу царя Николая должны были научиться рубить головы мужчинам и перерезать горло женщинам, чтобы затем наводить ужас на мелких немецких князей, радикалов в Берне и республиканцев во Франции, поскольку все они участвуют в заговоре против монархии». Находясь под впечатлением кровавых событий в Польше, Бёрне приписывал русским такие качества как варварство, восточное коварство, описывал их как дикие орды рабов. Миссию же Германии он видел в том, что «защитить цивилизацию от варваров, а Францию от казаков», спасти Европу от деспотии и анархии. Действия русской армии в Польше и Белоруссии он сравнивал с нашествием гуннов Аттилы на Европу. Задачу же самой России Бёрне видел в том, чтобы, отказавшись от каких-либо политических амбиций на Западе, где ей все равно не место, нести свет цивилизации на Восток: «Петр Великий, перенеся свою молодую империю с границ Азии в Европу, чтобы там поучиться, был прав. Однако теперь, после того как Россия в течении столетия прошла школу европейского образования, она могла бы вернуться в Азию, как вернулся на родину сам Петр после обучения за границей. В Азии русские могут стать учителями, в Европе же они всегда останутся на положении учеников».
Другой немецкий эмигрант, находившийся вол французском изгнании, известный либеральный юрист Хартвиг фон Хундт-Радовски по свежим следам польских событий в 1831 году опубликовал двухтомный труд «Польша и ее революция». Опираясь на текст поддельного «Завещания Петра Великого», который был впервые обнародовал в 1797 году польский генерал Михаил Сокольницкий, а затем использовал Наполеон для идеологического обоснования нападения на Россию, Хундт-Радовски доказывал, что подавления восстания в Польше, которое помешало Николаю I послать свои войска во Францию, являлось закономерным продолжением экспансии царизма в Западную Европу. На этот раз полякам удалось остановить «скотские одры варваров», но никто не знает, как повернется дело в следующий раз. Фон Хундт-Радовский резко критиковал немецких князей и дворянство за прорусские настроения, поскольку они не желали понять опасности, исходившей от Российской империи, а Пруссия даже помогла русской армии подавить восстание, введя войска в Познань: «Когда же они наконец поумнеют и поймут, что небольшая страна, наполненная довольными, счастливыми и образованными людьми делает своим князьям гораздо больше чести, чем тысячи покоренных квадратных миль степей, заселенных недовольными рабами или человекообразными зверями, над спинами которых постоянно свистит кнут, которые зачастую даже знают имя своего тирана, но все равно проклинают его».
События 1830-1831 годов окончательно разделили Европу на две политически противоположные части: страны Запада пошли по пути либеральных реформ, Россия осталась бастионом монархизма. Германия же оказалась посередине, на границе между двумя полярными мирами, ей еще предстояло сделать свой выбор. Революции в Париже, Брюсселе, Антверпене, война в Польше, волнения в Лейпциге, Дрездене, Брауншвейге взбудоражили немецкую общественность и положили начало так называемому Домартовскому периоду, который в 1848 году закончился революцией и уличными боями в самом Берлине.
Гегель достаточно мало уделял внимания России. В своих «Лекциях по философии истории» философ всего лишь несколько раз вскользь упоминает Российскую империю, характеризуя ее как страну на северо-востоке Европе, которая довольно поздно вступила в ряды исторических государств. Однако последователи учения Гегеля довольно активно включились в полемику по «русскому вопросу». Так, в 1841 году гегельянец Мозес Хесс анонимно выпустил брошюру «Европейская триархия», в которой доказывал, что Россия всеми способами добивается мирового господства, а посему представляет прямую угрозу для всех европейских государств. Эта произведение было написано как полемический ответ сторонникам реанимации Священного Союза. Год спустя, выступая на страницах «Рейнской газеты» (за долго до того, как главным редактором этого издания стал Карл Маркс) Хесс, продолжая полемику со сторонниками системы, заложенной Венским конгрессом, писал: «Немыслимо предоставлять этой империи рабов божественную миссию установления господства над всем европейским и азиатским континентом». Однако, в целом на протяжении 40-х годов немецкий либералы хотя и воспринимали Россию как потенциального врага, но писали о ней относительно сдержанно. Исключение составляла только авторы «Новой рейнской газеты», которые писали о России с нескрываемой ненавистью и открыто призывали к войне с царизмом.
Книга де Кюстина «Записки о России», опубликованная в Париже в 1843 году и почти сразу же переведенная на немецкий язык, с большим интересом была встречена в Германии и вызвала широкий общественный резонанс. В продолжение темы, поднятой де Кюстином, во второй половине 40-х годов немецкий журналист Эдуард Кольбе выпустил в свет две книги: трехтомник «Внутреннюю жизнь России. Тридцатитрехлетний опыт пребывания немца в России» и «Россия и Германия» в 2-х томах. Кольбе много спорил с Кюстином по частным аспектам, но вместе с тем, выдвинул довольно оригинальный тезис о полном отсутствии национальной русской литературы. К этому времени Пушкин, Грибоедов и Лермонтов уже были мертвы, а Гоголь находился на гребне славы. Тем не менее, это не помешало Кольбе объявить всех русских писателей лжецами.
Революционные события 1848-1849 годов и интервенция российской армии в Венгрию вызвали новую волну антирусских настроений в Германии. Классическим примером этого может служить «Новая рейнская газеты» Карла Маркса, на страницах которой «русских вопросом» весьма активно занимался Фридрих Энгельс.
В 1850 году один из активных участников австрийской революции Лоренц фон Штайн опубликовал памфлет «Взгляд на Россию». Будучи историком либерального направления, фон Штайн не мог испытывать каких-либо симпатий к николаевской России, однако в его произведении очень часто вместо разумного анализа ситуации в стране встречаются голословные утверждения с нескрываемой расисткой окраской. В целом он довольно верно характеризовал экономическое положение Российской империи: «Россия - довольно бедная страна. Вне всяких сомнений, она является самой бедной страной в Европе. Менее всего это связано с численностью населения, которое, в большинстве своем живет в ужасающей нищете. В стране есть как значительные практически незаселенные районы, так и возможности для их освоения... В стране нет промышленности, потому что невозможно свободно перемешать капитал и потому что личная несвобода предпринимателей не позволяет им распоряжаться своими деньгами». Но, вслед за этим, перейдя к характеристики народонаселения страны, фон Штайн пишет: «Без абсолютизма Россия превратиться из просто бедной страны в страну очень плохую; свобода и Россия - вещи несовместимые... В целом русский обладает всеми теми талантами и способностями, которые являются общими для всех европейских народов.. Но есть один талант, который распространен только в пределах этой империи, и в подобной форме не встречается больше нигде. Это - талант повиновения. И это не просто бездумное механическое послушание, и вовсе не страх перед начальством. Те, кто знаком с русскими, может подтвердить мои слова о том, что русская душа обладает сама по себе обладает большей податливостью, поразительной покорностью и гораздо меньшей внутренней сопротивляемостью чужой воле, чем какой-либо другой народ». Штейн крайне критически оценивал моральные качества русского народа, и как следствие, боеспособность российской армии: «Русская армия, за исключением трех-четырех случайных примеров, никогда не выигрывала сражения с армиями западных государств. Россия может победить только поляков и турок. Против других народов она бессильна». Более того, по мнению Л. фон Штайна «в этой стране нет образования и литературы, поскольку семена духовной культуры могут взойти только на плодородной почве материального благополучия. В этом отношении решающую роль сыграло то, что Россия слишком бедная страна».
Политики, политические журналисты и политизированные ученые либерального и демократического крыла, пытаясь разобраться в российской действительности, подходили к данному вопросу слишком упрощенно, не делая различий между государством и народом, между верхушкой правящего меньшинства и подавляющим большинством простого населения страны. Когда же дело доходило до общих характеристик национального характера русских и других народов Российский империи, то все отрицательные качества преувеличивались и принимали порой гротескные формы, а положительные - либо просто замалчивались, либо упоминались мимолетом как пока необъяснимое немецкой наукой исключение.
Однако, и сама политика российского правительства провоцировала негативное отношение к русским и России. Так, после того как во время германо-датского конфликта в 1848 году Николай I сконцентрировал войска у немецкой границы и под угрозой интервенции заставил Германские государства отказаться притязаний на Шлезвиг-Голштейн и отдать эту область Дании, в широких слоях немецкого общества окончательно сложилось отношение к России как средоточию всего реакционного, что только есть в Европе. Немцы еще утвердились в мнении, что Российская империя несет прямую угрозу цивилизации и свободе Западной Европы и является одним из главных противников объединения Германии.
Типичным примером отношения к русским немецкой интеллигенции середины XIX века является работа Бруно Бауэра «Россия и Германия», вышедшая в свет в 1853 году. Начиная с того, что еще столетие назад Россия мало интересовала интеллектуальные круги Европы (все крупные немецкие философы периода классики, размышляя над проблемой взаимоотношений Запада и Востока, не уделяли внимания этой стране), Бауэр признает, что теперь ситуация в корне изменилась - русская армия и правительство превратились в европейских жандармов, вызывая ненависть и страх у всех западных народов.
После смерти Николая I и воцарения Александра II, который на первый взгляд был сторонником либеральных реформ, демократическая общественность Германии начала было понемногу изменять свое отношение к России, но жестокость, с которой царь-«освободитель» подавил восстание в Польше, Белоруссии и Литве, вновь расставила все по «своим местам». Как подтверждение правильности своей прежней позиции звучали слова Энгельса: «Стала ли опасность, исходящая со стороны России, меньше? Нет.. Ее методы... могут измениться, но главное направление ее политики - мировое господство - неизменно. Только хитрое правительство, которое господствует над толпой варваров, может измыслить в настоящее время подобный план».
Дальнейшему развитию русофобии способствовал европоцентризм, который с легкой руки Гегеля, разделившего все нации на исторические и неисторические, стал стержневым элементом западноевропейской мысли XIX века. Развитие движения дойч-националов, которое вобрало в себя шовинизм консерваторов и русофобию либералов, способствовало формированию в обществе мнения об особой роли немцев в истории России, как носителей цивилизации и организаторов государства.
В связи с этим довольно интересно, как полвека спустя Гитлер теоретически обосновал отход от «бисмарковской» политики в отношении России: «Бисмарк всегда придавал особое значение хорошим отношениям с Россией. Но это необязательно правильно. При этом часто полностью забывают, что он также старался сохранять хорошие отношения например с Италией, и однажды Бисмарк объединил свою армию с итальянской, чтобы иметь больше шансов разгромить Австрию. Почему же сейчас никто не призывает продолжить это политическую линию? Нам ответят: «Потому что Италия сегодня это совсем не то, что Италия тогда». Хорошо. Но тогда, уважаемые господа, позвольте вам напомнить, что сегодняшняя Россия не имеет ничего общего с Россией тогдашней. Бисмарку никогда не пришло бы в голову, превратить тактический с политической точки зрения ход в непререкаемую для потомков аксиому. Совершенно очевидно, что сегодня он сам бы не пошел на подобный союз. Поэтому вопрос должен звучат не «Что делал Бисмарк тогда?», а «Как бы он поступил сегодня?» И ответить на этот вопрос довольно легко. Он, прекрасно разбираясь в политике, никогда бы не стал объединяться с государством, которому грозит гибель».