40. Бардо
С первых дней, как Лила появилась в нашем доме, я наблюдал сколько счастья она отдаёт нам, как сильно Арина к ней привязывается. И с самого начала напоминал себе и Арине, что однажды и Лила умрёт...
Мы выбрали действительно хорошую клинику (в ней спасают многих собак московской таксокоманды), на пятницу назначили день операции и вызвали бабушку посидеть с Колей, планируя, что собаку отвезёт Арина. Накануне возвращаясь с работы мне сильно поплохело в дороге - пришлось остановить машину на обочине и лечь назад, что бы придти в себя. Ни когда раньше со мной такого не случалось и я решил остаться дома с Колей вместо бабушки. Утром, выгуливая Лилу, я в очередной раз осмыслил непостоянство её жизни, которое сегодня могло стать более чем реальным.
Несмотря на то, что в этой ветклинике Лила ни когда раньше не была, занервничала, как только Арина выключила двигатель. Дожидаясь окончания операции Арина выгуливала курируемых таксокомандой собак. Когда Арина принесла Лилу домой, та уже начала отходить от наркоза. Мы положили её в кладовке, где был её штаб, где она пряталась от грозы. Здесь её не мог побеспокоить Коля, однако Лила сама выползла из кладовки и легла на ковёр. Коля очень обрадовался возвращению собаки, не понимал, почему мы его к ней пускаем, почему она не идёт к нему играть.
Однажды Арина купила Коле дорогую детскую игрушку - жирафа Софи. На мой взгляд - обычный пищащий кусок латекса, ни чем не отличающийся от игрушек, которые мы покупали Лиле. Когда Арина пришла с ней из магазина, Коля уже спал, зато игрушкой очень заинтересовалась Лила. Несмотря на то, что многие игрушки у них уже были общие, Арина наотрез отказалась давать игрушку Лиле, а так же сказать мне - сколько этот жираф стоит. Утром Коля если и проявил к нему интерес, то не больше чем к другим игрушкам или коробкам или вообще всему вокруг, как и положено семимесячному ребенку. Зато жираф стал предметом страсти Лилы и при каждом удобном случае она пыталась украсть именно его. Теперь Коля через наши отталкивания то его от Лилы то Лилы от него в кладовку пытался прорваться к собаке. Когда наша бдительность подустала, Коля уличил момент, с жирафом в руке приполз к Лиле и приглашая поиграть положил у морды.
Первые признаки, что после операции с собакой что-то не так на второй день заметила моя мама. Она насторожилась вялому поведению собаки и настояла, что бы мы заехали с ней в клинику. Мы решили ехать в туже клинику, где была операция. Швы были сухие, УЗИ - хорошее, собака внешне вполне здоровая и только хозяева могли заметить её небольшую подавленность. Здесь взяли анализы и сказали привозить на следующий день. Я вышел в понедельник на работу, где продолжал делать свои дела, вечером в клинику съездила Арина, Лиле поставили капельницы, сказали приезжать на следующий день утром. Собаке становилось хуже, она не ела уже четыре дня, пила и блевала, но после капельницы пришла в себя; оставив её дома вышел на работу.
На автомате ещё идёшь на работу и отмечаешься в чек листах, ускоряешься и делаешь всё самое важное и срочное в невероятно короткую единицу времени. Всё это время в голове тикает секундная стрелка, которая ведёт обратный отсчёт до момента слишком поздно. И наконец нервы не выдерживают, бросив небрежно коллегам "до завтра" и так же небрежно бросив дела нарушая ПДД несёшся домой и в больницу, к врачам и капельницам. Затем ночь на пролет носишь пить, блевать, мочиться под дождь на улицу, спишь в пол глаза, что б слышать любой звук или отсутствие звука, так, что когда на утро просыпаются сын и жена ты и сам выглядишь не лучше больного...
На следующий день я не пошёл на работу, наблюдая собаку. Противорвотные препараты сняли симптом, но внешне собака всё ещё бы плоха. В ночь со среды на четверг она стала периодами быстро дышать, как будто ей было жарко, хотя температура была даже ниже нормы. В этот момент я понял, что шансов у неё всё меньше и решил срочно забрать документы из клиники и везти в другую. Однако после капельницы ей в очередной раз стало легче, дыхание успокоилось. Мне дали огромный список лекарств, которые необходимо было купить, это были какие то редкие препараты и на их поиски я потратил пол дня. За этим занятием меня застал звонок мамы, которая наругалась на меня, что я до сих пор ещё не показал собаку в другой клинике. Я срочно поехал домой, взял Лилу и решил ехать в клинику на Талалихина, которая теперь переехала в Кузьминки на Волгоградский проспект, увязший в ремонте и пробке. Несколько раз в дороге мне казалось, что Лила не дышит, но она бесстрашно держалась, так же как всегда смотрела на меня своими глазами, которые ни как не выдавали того, что она пережила за эти шесть дней. Пожалуй, эти большие, спокойные и покорные глаза были причиной, почему я допускал «нормальность» её состояния и не начал паниковать раньше.
Здесь меня встретили с "холодком" и отправили сдавать анализы, параллельно запросив сканы анализов до и сразу после операции, которые мне из старой клиники прислали на электронную почту. После такого количества капельниц достоверный анализ можно было взять только из уха. Лаборанту пришлось потрудиться, что бы это сделать, так как кровь сворачивалась моментально, а если и получалось нацедить, то сворачивалась даже в капиллярной трубке. Всё это время Лила сидела у меня на руках и также невозмутимо смотрела по сторонам. Однако учащённое дыхание и сердцебиение выдавали всю сложность её состояния.
После анализов меня попросили положить её на стол, где не в силах держаться у неё разъехались лапы. Только сейчас я понял насколько она тяжела! Три опытных ветеринара советовались что можно сделать с такой собакой, но без операции ни чего сказать было невозможно, а делать операцию на таком сердце - нельзя. По результатам всех анализов основная версия была - внутреннее кровотечение и последующая почечная недостаточность. В Лилу залили ещё несколько растворов и отправили нас домой, подтвердив, что шансов пережить эту ночь у неё не много.
Мы доехали довольно быстро против пробок. Мне снова несколько раз казалось что конец уже случился, но Лила продолжала быстро дышать и невозмутимо поднимать на меня глаза. Коля уже спал, я оставил её дома с Ариной, аккуратно положив на диван и предупредил, что скорее всего Лила умрёт. Арина наругала меня за мой пессимизм и села рядом с ней, а я убежал в магазин. Когда я вернулся и открыл дверь, Арина стояла посреди комнаты сильно зажав рот ладонью. Она выговорила только одну фразу - "только что". Не владея собой я кинулся её реанимировать, но быстро понял, что это бесполезно.
Последние минуты жизни Лила лежала на диване в зале, Арина гладила её, наверное что-то ласково рассказывала. Видимо услышав мои шаги, почувствовав моё приближение Лила замахала хвостом, попробовала встать, легла и испустила дух неестественно вывалив синий язык.
Из наставлений по Бардо Тодол, Тибетской Книги Мёртвых, основное что я понял, что для помощи умирающему необходимо сохранять "присутствие" - находиться в практике, осознавать свою природу. Я сел на пол и пытался это присутствие сохранять. Возможно внешне у меня получалось. Но отсутствие сна последних дней, больничные разговоры и ужас всего происходящего порождал неиссякаемый поток мыслей, которые периодически сбивали настрой. Из своего опыта я уже знал, что в такие минуты лучше всего помогает молитва Учителю, мысленное обращение за помощью к нему. Стечением благих обстоятельств мой Учитель Арта Лама говорит по-русски и хорошо знал мою собаку. В сердцах я написал ему короткую просьбу помолиться за неё, и он моментально ответил. Его три простые слова, сам факт его внимания моментально помогли мне вернуться в практику, я заревел от счастья за то, что у меня есть возможность помочь любимой собаке.
Из кладовки я взял большую, отделанную тканью красивую коробку, которую мы купили, но так и не заполнили вещами, аккуратно калачиком сложил в неё Лилу и поставил посреди комнаты, рассчитывая просидеть медитируя всю ночь. Однако быстро силы покинули мой ум и тело - эта неделя была сущим адом. Я вынес коробку на балкон, мы с Ариной легли к Коле, но поспать толком так и не получилось присутствие Лилы рядом ясно ощущалось всю ночь.
Утром я положил коробку с собакой в машину и увёз в подмосковье, где в лесу рядом с домом родителей, где вырос сам и много гуляли с Лилой, на высоком холме с открытым видом, под молодыми соснами в песчаную как пух землю похоронил.
АКАР АМЕ ДУ ТРИ СУ НАГ ПО ЖИ ЖИ МАЛ МАЛ СОХА
Если бы это писал Тургенев, он бы, наверное, на этом месте закончил. Но лучше бы воспоминания о Лиле писал Пастернак и назавтра дописал эпилог. Это не конец моего сорокодневного рассказа.
Barbara Sobczyńska художница из Кракова
Мы выбрали действительно хорошую клинику (в ней спасают многих собак московской таксокоманды), на пятницу назначили день операции и вызвали бабушку посидеть с Колей, планируя, что собаку отвезёт Арина. Накануне возвращаясь с работы мне сильно поплохело в дороге - пришлось остановить машину на обочине и лечь назад, что бы придти в себя. Ни когда раньше со мной такого не случалось и я решил остаться дома с Колей вместо бабушки. Утром, выгуливая Лилу, я в очередной раз осмыслил непостоянство её жизни, которое сегодня могло стать более чем реальным.
Несмотря на то, что в этой ветклинике Лила ни когда раньше не была, занервничала, как только Арина выключила двигатель. Дожидаясь окончания операции Арина выгуливала курируемых таксокомандой собак. Когда Арина принесла Лилу домой, та уже начала отходить от наркоза. Мы положили её в кладовке, где был её штаб, где она пряталась от грозы. Здесь её не мог побеспокоить Коля, однако Лила сама выползла из кладовки и легла на ковёр. Коля очень обрадовался возвращению собаки, не понимал, почему мы его к ней пускаем, почему она не идёт к нему играть.
Однажды Арина купила Коле дорогую детскую игрушку - жирафа Софи. На мой взгляд - обычный пищащий кусок латекса, ни чем не отличающийся от игрушек, которые мы покупали Лиле. Когда Арина пришла с ней из магазина, Коля уже спал, зато игрушкой очень заинтересовалась Лила. Несмотря на то, что многие игрушки у них уже были общие, Арина наотрез отказалась давать игрушку Лиле, а так же сказать мне - сколько этот жираф стоит. Утром Коля если и проявил к нему интерес, то не больше чем к другим игрушкам или коробкам или вообще всему вокруг, как и положено семимесячному ребенку. Зато жираф стал предметом страсти Лилы и при каждом удобном случае она пыталась украсть именно его. Теперь Коля через наши отталкивания то его от Лилы то Лилы от него в кладовку пытался прорваться к собаке. Когда наша бдительность подустала, Коля уличил момент, с жирафом в руке приполз к Лиле и приглашая поиграть положил у морды.
Первые признаки, что после операции с собакой что-то не так на второй день заметила моя мама. Она насторожилась вялому поведению собаки и настояла, что бы мы заехали с ней в клинику. Мы решили ехать в туже клинику, где была операция. Швы были сухие, УЗИ - хорошее, собака внешне вполне здоровая и только хозяева могли заметить её небольшую подавленность. Здесь взяли анализы и сказали привозить на следующий день. Я вышел в понедельник на работу, где продолжал делать свои дела, вечером в клинику съездила Арина, Лиле поставили капельницы, сказали приезжать на следующий день утром. Собаке становилось хуже, она не ела уже четыре дня, пила и блевала, но после капельницы пришла в себя; оставив её дома вышел на работу.
На автомате ещё идёшь на работу и отмечаешься в чек листах, ускоряешься и делаешь всё самое важное и срочное в невероятно короткую единицу времени. Всё это время в голове тикает секундная стрелка, которая ведёт обратный отсчёт до момента слишком поздно. И наконец нервы не выдерживают, бросив небрежно коллегам "до завтра" и так же небрежно бросив дела нарушая ПДД несёшся домой и в больницу, к врачам и капельницам. Затем ночь на пролет носишь пить, блевать, мочиться под дождь на улицу, спишь в пол глаза, что б слышать любой звук или отсутствие звука, так, что когда на утро просыпаются сын и жена ты и сам выглядишь не лучше больного...
На следующий день я не пошёл на работу, наблюдая собаку. Противорвотные препараты сняли симптом, но внешне собака всё ещё бы плоха. В ночь со среды на четверг она стала периодами быстро дышать, как будто ей было жарко, хотя температура была даже ниже нормы. В этот момент я понял, что шансов у неё всё меньше и решил срочно забрать документы из клиники и везти в другую. Однако после капельницы ей в очередной раз стало легче, дыхание успокоилось. Мне дали огромный список лекарств, которые необходимо было купить, это были какие то редкие препараты и на их поиски я потратил пол дня. За этим занятием меня застал звонок мамы, которая наругалась на меня, что я до сих пор ещё не показал собаку в другой клинике. Я срочно поехал домой, взял Лилу и решил ехать в клинику на Талалихина, которая теперь переехала в Кузьминки на Волгоградский проспект, увязший в ремонте и пробке. Несколько раз в дороге мне казалось, что Лила не дышит, но она бесстрашно держалась, так же как всегда смотрела на меня своими глазами, которые ни как не выдавали того, что она пережила за эти шесть дней. Пожалуй, эти большие, спокойные и покорные глаза были причиной, почему я допускал «нормальность» её состояния и не начал паниковать раньше.
Здесь меня встретили с "холодком" и отправили сдавать анализы, параллельно запросив сканы анализов до и сразу после операции, которые мне из старой клиники прислали на электронную почту. После такого количества капельниц достоверный анализ можно было взять только из уха. Лаборанту пришлось потрудиться, что бы это сделать, так как кровь сворачивалась моментально, а если и получалось нацедить, то сворачивалась даже в капиллярной трубке. Всё это время Лила сидела у меня на руках и также невозмутимо смотрела по сторонам. Однако учащённое дыхание и сердцебиение выдавали всю сложность её состояния.
После анализов меня попросили положить её на стол, где не в силах держаться у неё разъехались лапы. Только сейчас я понял насколько она тяжела! Три опытных ветеринара советовались что можно сделать с такой собакой, но без операции ни чего сказать было невозможно, а делать операцию на таком сердце - нельзя. По результатам всех анализов основная версия была - внутреннее кровотечение и последующая почечная недостаточность. В Лилу залили ещё несколько растворов и отправили нас домой, подтвердив, что шансов пережить эту ночь у неё не много.
Мы доехали довольно быстро против пробок. Мне снова несколько раз казалось что конец уже случился, но Лила продолжала быстро дышать и невозмутимо поднимать на меня глаза. Коля уже спал, я оставил её дома с Ариной, аккуратно положив на диван и предупредил, что скорее всего Лила умрёт. Арина наругала меня за мой пессимизм и села рядом с ней, а я убежал в магазин. Когда я вернулся и открыл дверь, Арина стояла посреди комнаты сильно зажав рот ладонью. Она выговорила только одну фразу - "только что". Не владея собой я кинулся её реанимировать, но быстро понял, что это бесполезно.
Последние минуты жизни Лила лежала на диване в зале, Арина гладила её, наверное что-то ласково рассказывала. Видимо услышав мои шаги, почувствовав моё приближение Лила замахала хвостом, попробовала встать, легла и испустила дух неестественно вывалив синий язык.
Из наставлений по Бардо Тодол, Тибетской Книги Мёртвых, основное что я понял, что для помощи умирающему необходимо сохранять "присутствие" - находиться в практике, осознавать свою природу. Я сел на пол и пытался это присутствие сохранять. Возможно внешне у меня получалось. Но отсутствие сна последних дней, больничные разговоры и ужас всего происходящего порождал неиссякаемый поток мыслей, которые периодически сбивали настрой. Из своего опыта я уже знал, что в такие минуты лучше всего помогает молитва Учителю, мысленное обращение за помощью к нему. Стечением благих обстоятельств мой Учитель Арта Лама говорит по-русски и хорошо знал мою собаку. В сердцах я написал ему короткую просьбу помолиться за неё, и он моментально ответил. Его три простые слова, сам факт его внимания моментально помогли мне вернуться в практику, я заревел от счастья за то, что у меня есть возможность помочь любимой собаке.
Из кладовки я взял большую, отделанную тканью красивую коробку, которую мы купили, но так и не заполнили вещами, аккуратно калачиком сложил в неё Лилу и поставил посреди комнаты, рассчитывая просидеть медитируя всю ночь. Однако быстро силы покинули мой ум и тело - эта неделя была сущим адом. Я вынес коробку на балкон, мы с Ариной легли к Коле, но поспать толком так и не получилось присутствие Лилы рядом ясно ощущалось всю ночь.
Утром я положил коробку с собакой в машину и увёз в подмосковье, где в лесу рядом с домом родителей, где вырос сам и много гуляли с Лилой, на высоком холме с открытым видом, под молодыми соснами в песчаную как пух землю похоронил.
АКАР АМЕ ДУ ТРИ СУ НАГ ПО ЖИ ЖИ МАЛ МАЛ СОХА
Если бы это писал Тургенев, он бы, наверное, на этом месте закончил. Но лучше бы воспоминания о Лиле писал Пастернак и назавтра дописал эпилог. Это не конец моего сорокодневного рассказа.
Barbara Sobczyńska художница из Кракова