Это всё были молодые люди, и они спасали родину ((c)Хемингуэй)

[pulemjotov]

Click to view

По поводу пресловутого "ново-уренгойского мальчика" только самый ленивый "патриот" не заявил, что в Новом Уренгое существует украинский заговор. У мальчика ведь фамилия заканчивается на -КО! Какие доказательства ещё нужны?;)
Но почему-то "патриоты" решительно не заметили, что украинка Кувычко, депутат российской Госдумы, устроила настоящую антироссийскую провокацию. Речь идёт о песне "Дядя Вова, мы с тобой", которую исполнили ученики полицейских кадетских классов школы №44 г.Волгограда.
Однозначно провокация и вредительство, потому что эта бездарная песня позволила всем врагам России опять говорить о том, что "в России детей с малых лет готовят погибать за Путина и т.д." Фальшивого патриота, как в данном случае, распознать легко.
Во-первых, фальшивые патриоты сильно переигрывают. Дети ещё не понимают, но взрослая депутат Кувычко понимает, насколько абсурден текст песни.
Во-вторых, фальшивый патриотизм направлен лично на руководство, тогда как настоящему патриоту это не свойственно. Настоящий патриот любит Родину, а не лично президента. Надо заметить, что каждый имеет право вести агитацию за любого политика, в том числе, за действующего президента. Но такая агитация, хоть за "дядю Вову", хоть за "дядю Лёшу", да хоть за "тётю Ксюшу", не имеет ничего общего с патриотизмом.

Но я подумал о другом. Когда я увидел этих детей в полицейской форме, поющих про патриотизм, я сразу вспомнил цитату из романа Эрнеста Хемингуэя "Прощай, оружие!":
"Они вели допрос с неподражаемым бесстрастием и законоблюстительским рвением людей, распоряжающихся чужой жизнью, в то время как их собственной ничто не угрожает"

Ведь эти дети не собираются идти погибать в окопы. Они юристы - будущие прокуроры и судьи. Вот эта девочка с колючими глазами - если начнётся война, страшно представить, сколько она отштампует стандартных смертных приговоров за "трусость" и "измену родине":


Вообще, кажется ненормальным существование полицейских (юридических и т.п.) кадетских корпусов. Одно дело, приучать детей к порядку и патриотизму, как в обычном военном кадетском корпусе. Но нельзя с детства ориентировать детей на то, что они будут полицейскими или вертухаями (ведь в России есть даже кадетский корпус Службы исполнения наказаний!)

Не было в царской России кадетских корпусов полиции или тюремной охраны. Конечно, некоторые выпускники кадетских корпусов становились впоследствии исправниками или полицмейстерами. Но чтобы были для этого специальные корпуса - не было такого. И чтобы предложить молодому офицеру сразу пойти в полицию - да это сочли бы за оскорбление.
А тюремная охрана в царской России была уделом пожилых людей. Престижной эта служба не считалась. Шли туда старые солдаты, начальниками - пожилые отставные офицеры, выслужившиеся из нижних чинов. Узнай царские тюремщики, что в будущей "демократической" России в кадетском корпусе ФСИН будут готовить будущих тюремщиков с 12 лет, они бы пришли в ужас и сказали: "Не по-человечески это".

В советское время кадетских корпусов не было, но им соответствовали суворовские, нахимовские училища и специальные школы. Опять же, все эти училища и спецшколы были ориентированы на службу в армии и флоте. Не было в СССР "суворовских училищ МВД".

Аналогичная ситуация и в странах западного мира. В США, Великобритании - junior cadets армии, флота, авиации. Не слышал, чтобы там были детские учебные заведения, ориентированные на полицейскую службу. А в РФ - полно кадетских корпусов полиции, юстиции. И они даже составляют большинство! И они считаются наиболее престижными. В СССР престижными считались авиационные спецшколы. А в РФ - полицейские и вертухайские. Родители-"патриоты" не хотят, чтобы их дети рисковали жизнью. Лучше патриотствовать в тылу.

Напоследок, процитирую отрывок из Хемингуэя, о котором я говорил. Действия происходит во время первой мировой войны. Итальянцы бегут под натиском австро-венгерских и германских войск и пытаются переправится  через реку Тальяменто.

"""...Я посмотрел на человека, которого допрашивали. Это был маленький толстый седой подполковник, взятый в колонне. Офицеры вели допрос со всей деловитостью, холодностью и самообладанием итальянцев, которые стреляют, не опасаясь ответных выстрелов.
- Какой бригады?
Он сказал.
- Какого полка?
Он сказал.
- Почему вы не со своим полком?
Он сказал.
- Вам известно, что офицер всегда должен находиться при своей части?
Ему было известно.
Больше вопросов не было. Заговорил другой офицер.
- Из-за вас и подобных вам варвары вторглись в священные пределы отечества.
- Позвольте, - сказал подполковник.
- Предательство, подобное вашему, отняло у нас плоды победы.
- Вам когда-нибудь случалось отступать? - спросил подполковник.
- Итальянцы не должны отступать.

Мы стояли под дождем и слушали все это. Мы стояли против офицеров, а арестованный впереди нас и немного в стороне.

- Если вы намерены расстрелять меня, - сказал подполковник, - прошу вас, расстреливайте сразу, без дальнейшего допроса. Этот допрос нелеп. - Он перекрестился. Офицеры заговорили между собой. Один написал что-то на листке блокнота.
- Бросил свою часть, подлежит расстрелу, - сказал он.

Два карабинера повели подполковника к берегу. Он шел под дождем, старик с непокрытой головой, между двумя карабинерами. Я не смотрел, как его расстреливали, но я слышал залп. Они уже допрашивали следующего. Это тоже был офицер, отбившийся от своей части. Ему не разрешили дать объяснения. Он плакал, когда читали приговор, написанный на листке из блокнота, и они уже допрашивали следующего, когда его расстреливали. Они все время спешили заняться допросом следующего, пока только что допрошенного расстреливали у реки. Таким образом, было совершенно ясно, что они тут уже ничего не могут поделать. Я не знал, ждать ли мне допроса или попытаться бежать немедленно. Совершенно ясно было, что я немец в итальянском мундире. Я представлял себе,
как работает их мысль, если у них была мысль и если она работала. Это все были молодые люди, и они спасали родину. Вторая армия заново формировалась у Тальяменто. Они расстреливали офицеров в чине майора и выше, которые отбились от своих частей. Заодно они также расправлялись с немецкими агитаторами в итальянских мундирах. Они были в стальных касках. Несколько карабинеров были в таких же. Другие карабинеры были в широкополых шляпах. Самолеты - так их у нас называли. Мы стояли под дождем, и нас по одному выводили на допрос и на расстрел. Ни один из допрошенных до сих пор не избежал расстрела. Они вели допрос с неподражаемым бесстрастием и законоблюстительским рвением людей, распоряжающихся чужой жизнью, в то время каких собственной ничто не угрожает..."""

И ещё:
"""Меня всегда приводят в смущение слова «священный», «славный», «жертва» и выражение «совершилось». Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на плакатах, которые расклейщики, бывало, нашлепывали поверх других плакатов; но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю. Было много таких слов, которые уже противно было слушать, и в конце концов только названия мест сохранили достоинство. Некоторые номера тоже сохранили его, и некоторые даты, и только их и названия мест можно было еще произносить с каким-то значением. Абстрактные слова, такие, как «слава», «подвиг», «доблесть» или «святыня», были непристойны рядом с конкретными названиями деревень, номерами дорог, названиями рек, номерами полков и датами""".