Гёте и Мефистофель
Внезапно сымпровизировалась мини-, а точнее, микропьеса.
1774 год, Франкфурт, кабинет адвоката Иоганна Вольфганга Гёте. Поздний вечер. Адвокат закончил свои юридические дела, и теперь спокойно сочиняет стихи.
Раздаётся стук в дверь.
ГЁТЕ. Войдите!
Стук повторяется.
ГЁТЕ, раздражённо. Да войдите же!
ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Прошу прощения, но, чтобы я вошёл, меня должны пригласить трижды.
ГЁТЕ встаёт из-за стола, его взгляд становится заинтересованным.
ГЁТЕ. Войдите.
Входит МЕФИСТОФЕЛЬ. Его внешность всем известна, но детали остаются на усмотрение режиссёра.
ГЁТЕ. С кем имею честь?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Меня называют по-разному, но на Мефистофеля я тоже отзываюсь.
ГЁТЕ. И вы хотите предложить мне продать свою душу, как когда-то предложили Фаусту?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Зачем? Я и у Фауста душу не покупал - она мне досталась бесплатно. А вам я предлагаю сделку иного рода. Вы хотите всемирной славы?
ГЁТЕ. Хочу - вот только я добьюсь её и сам. Мой «Вертер» уже гремит по всей Европе. И, поверьте, «Вертер» - далеко не большее, на что я способен!
МЕФИСТОФЕЛЬ. Да, вы кое на что способны. Но неужели вы один такой? Сейчас в Германии достаточно плюнуть за окно, чтобы попасть в поэта-романтика. Если вы завтра умрёте, возможно, через десять лет вас ещё будут помнить. Но ведь вы наверняка хотите, чтобы ваше имя было знаменито и через сто, и через двести, и через триста лет…
ГЁТЕ. Вот только душу я за это отдавать не собираюсь. Я и так буду знаменит. Хотите пари?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Да кто же говорит о душе? Я всего лишь прошу вас о том, что вы и сами бы охотно сделали. В конце концов, не я, а вы первым вспомнили легенду о докторе Фаусте. Вы ведь уже много размышляли над ней. Скажите честно, на какую идею она вас чаще всего наталкивала?
ГЁТЕ. Высшим натурам позволено всё!
МЕФИСТОФЕЛЬ. Именно так! Вы ведь сами, господин Гёте, поднялись над человечеством, охватываете мыслью весь мир, как титаны Возрождения. Неужели и для вас существуют те же ограничения, как для заурядных бюргеров и бауэров, которые не способны видеть дальше своего носа? Неужели они существуют и для Фауста, который стремился познать надчеловеческую истину? Вы осудите его за то, что при этом он перешагнул через несколько трупов?
ГЁТЕ. Не осужу. Но свою душу…
МЕФИСТОФЕЛЬ. Ещё раз повторяю: оставьте свою душу себе! Вам ведь самому хочется изменить финал легенды, чтобы Фауст, несмотря ни на что, попал в рай. Его духовные искания перевешивают все грехи - или всё-таки нет?
ГЁТЕ. Пожалуй, перевешивают. Человечество должно перерасти то, что оно есть - и стать чем-то большим. Почему бы символом этого перерастания не стать Фаусту?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Так и напишите пьесу об этом. Как видите, я не требую от вас ничего сверх того, к чему вы стремитесь. Вы хотели сказать миру свою правду - и вот она. Вы хотели славы - и она будет. А душу оставьте себе - меня одна душа не интересует.
ГЁТЕ. Ничего не обещаю. Но идея хороша, я над ней подумаю.
МЕФИСТОФЕЛЬ. Тогда доброй вам ночи. (Выходя за дверь). Отлично. Значит, ницшеанство и фашизм у меня уже готовы. А конкретно в душах это выходит… (углубляется в подсчёты).
ЗАНАВЕС
1774 год, Франкфурт, кабинет адвоката Иоганна Вольфганга Гёте. Поздний вечер. Адвокат закончил свои юридические дела, и теперь спокойно сочиняет стихи.
Раздаётся стук в дверь.
ГЁТЕ. Войдите!
Стук повторяется.
ГЁТЕ, раздражённо. Да войдите же!
ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Прошу прощения, но, чтобы я вошёл, меня должны пригласить трижды.
ГЁТЕ встаёт из-за стола, его взгляд становится заинтересованным.
ГЁТЕ. Войдите.
Входит МЕФИСТОФЕЛЬ. Его внешность всем известна, но детали остаются на усмотрение режиссёра.
ГЁТЕ. С кем имею честь?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Меня называют по-разному, но на Мефистофеля я тоже отзываюсь.
ГЁТЕ. И вы хотите предложить мне продать свою душу, как когда-то предложили Фаусту?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Зачем? Я и у Фауста душу не покупал - она мне досталась бесплатно. А вам я предлагаю сделку иного рода. Вы хотите всемирной славы?
ГЁТЕ. Хочу - вот только я добьюсь её и сам. Мой «Вертер» уже гремит по всей Европе. И, поверьте, «Вертер» - далеко не большее, на что я способен!
МЕФИСТОФЕЛЬ. Да, вы кое на что способны. Но неужели вы один такой? Сейчас в Германии достаточно плюнуть за окно, чтобы попасть в поэта-романтика. Если вы завтра умрёте, возможно, через десять лет вас ещё будут помнить. Но ведь вы наверняка хотите, чтобы ваше имя было знаменито и через сто, и через двести, и через триста лет…
ГЁТЕ. Вот только душу я за это отдавать не собираюсь. Я и так буду знаменит. Хотите пари?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Да кто же говорит о душе? Я всего лишь прошу вас о том, что вы и сами бы охотно сделали. В конце концов, не я, а вы первым вспомнили легенду о докторе Фаусте. Вы ведь уже много размышляли над ней. Скажите честно, на какую идею она вас чаще всего наталкивала?
ГЁТЕ. Высшим натурам позволено всё!
МЕФИСТОФЕЛЬ. Именно так! Вы ведь сами, господин Гёте, поднялись над человечеством, охватываете мыслью весь мир, как титаны Возрождения. Неужели и для вас существуют те же ограничения, как для заурядных бюргеров и бауэров, которые не способны видеть дальше своего носа? Неужели они существуют и для Фауста, который стремился познать надчеловеческую истину? Вы осудите его за то, что при этом он перешагнул через несколько трупов?
ГЁТЕ. Не осужу. Но свою душу…
МЕФИСТОФЕЛЬ. Ещё раз повторяю: оставьте свою душу себе! Вам ведь самому хочется изменить финал легенды, чтобы Фауст, несмотря ни на что, попал в рай. Его духовные искания перевешивают все грехи - или всё-таки нет?
ГЁТЕ. Пожалуй, перевешивают. Человечество должно перерасти то, что оно есть - и стать чем-то большим. Почему бы символом этого перерастания не стать Фаусту?
МЕФИСТОФЕЛЬ. Так и напишите пьесу об этом. Как видите, я не требую от вас ничего сверх того, к чему вы стремитесь. Вы хотели сказать миру свою правду - и вот она. Вы хотели славы - и она будет. А душу оставьте себе - меня одна душа не интересует.
ГЁТЕ. Ничего не обещаю. Но идея хороша, я над ней подумаю.
МЕФИСТОФЕЛЬ. Тогда доброй вам ночи. (Выходя за дверь). Отлично. Значит, ницшеанство и фашизм у меня уже готовы. А конкретно в душах это выходит… (углубляется в подсчёты).
ЗАНАВЕС