Елена Захажевская. Томка
(Рассказ написался, пока не было Интернета:))
Это была не девчонка, а чертёнок: лет семи, чуть старше меня, худенькая, черноглазая и темноволосая, с косой чёлкой. Для меня, деревенского ребёнка, только что переселённого от бабушки к родителям в посёлок, привыкшего жить в обстановке неторопливой созерцательной жизни, Томка была существом совершенно потрясающим! Её фантазии и бурной деятельности хватало на весь длинный летний день. Утром ею, часто вместе со мной, быстро выполнялись разные поручения матери. Семья подружки имела хозяйство в виде двух поросят, и нам с Томой нужно было рвать для них траву: таволгу и крапиву. Душистая таволга мне очень нравилась - беловатые метёлки цветов источали медовый аромат, а запах листьев напоминал мне огуречный.
А вот крапиву рвать было трудно -как ни старайся, всё равно её иглы вонзятся в руки, и потом ещё долго зудит припухшая покрасневшая кожа. Крапиву запаривали кипятком или даже варили, и я почему-то очень не любила этот специфический запах, который заполнял всю квартиру. Ещё надо было сходить за хлебом в новый магазин самообслуживания: очень нравилось самим выбирать ещё тёплый, только что привезённый хлеб и булки, а ещё нам позволялось купить по шоколадному батончику -это был предел наших сладких мечтаний.
После выполненных поручений Томка с чистой совестью начинала свои придуманные на ходу невероятные дела, вовлекая в них и меня. Сначала мы обустраивали маленькие дома для пупсиков (это такие миниатюрные куколки-голышки ) из всего, что находили в наших квартирах. Когда всё было построено, а дома перевёрнуто вверх дном, мы забрасывали это дело. Томке приходила в голову мысль, что хорошо бы устроить концерт. Она доставала какие-то мамины платья, наряжалась в них и пела песни, радостно прыгая по кровати. Потом это мог быть кукольный театр, который создавался тут же за несколько минут: рисовались и вырезались головы медведей, зайцев, колобков, сзади к ним приклеивался бумажный карманчик, в который помещался конец вязальной спицы. Ширма устраивалась из стульев и покрывал, и начинался спектакль. Пьеса сочинялась по ходу дела. Потом на обед приходила Томкина мать - тётя Лида -добрейшая женщина с лучистыми глазами. Мы обедали иногда вместе, иногда по своим домам. Тома становилась серьёзной, слушая наставления матери, мыла посуду. Улучшив момент, просила отпустить на речку. Получив разрешение, шли отпрашиваться на почту к моей маме, а почта располагалась в этом же доме, только на первом этаже. И, когда меня отпускали под Томкину же ответственность, мы радостно отправлялись на речку, забросив на плечи полотенчики. Пройдя деревянными тротуарами несколько улиц, выходили на узкую дорожку, которая выводила нас за посёлок и вела по опушке молодого лиственного леса.
По пути можно было есть ягоды, ловить бабочек и слушать весёлые или страшные истории Томки. Нас кусали слепни и овода, кожа покрывалась волдырями, но в превкушении купания мы стойко терпели атаки насекомых, лишь отмахиваясь от них полотенцами. Тома уверяла меня, что убивать их нельзя, потому что тогда их прилетит ещё больше, вероятно, чтобы отомстить нам.
Речка Юнга была мелкая и песчаная, здесь купалось множество ребятишек без присмотра взрослых - взрослые были на работе. Тем не менее те, что были постарше, всегда присматривали за младшими и могли скомандовать вылезать на берег, когда замечали, что губы у кого-то становились от холода почти черничного цвета. Так и нас с Томкой в конце концов кто-нибудь выгонял на берег, сидеть на котором и кормить всех жужжащих насекомых было невмоготу, поэтому мы, не мешкая, отправлялись домой. Тем более, что у Томки уже рождались новые планы на оставшийся день, например, надо было обязательно посмотреть какую-нибудь очередную серию «Ну, погоди!». А потом… потом ещё что-нибудь придумается.
Иногда мы отпрашивались у родителей и уходили к моей бабушке с ночлегом в деревню Малые Кривцы за два километра. И там, напившись молока с калитками, устраивались играть под высоким деревенским крыльцом.
На улице, в палисаднике, где росли мальвы, Тома срывала венчики розовых цветов, и они тут же превращались в принцесс. Она умела играть с любыми предметами и никогда не скучала. Иногда Томка захватывала из дома игральные карты и, сидя под крыльцом с таинственным видом, учила меня в них играть. У нас в карты никто не играл, и мне казалось, что это какая-то очень вредная игра. Естественно, я проигрывала, чем доставляла подружке большое удовольствие. Ещё Томка умела рассказывать анекдоты, которые вводили меня, строго воспитанную среди взрослых, в краску. Мне казалось, что Томка очень большая, я смотрела на неё, округлив глаза, а она, видя, какое произвела на меня впечатление, смеялась. А когда бабушка укладывала нас спать, Томка рассказывала «анекдоты» страшные - про «чёрную-чёрную комнату», и было действительно жутковато на печке, где и светлой летней ночью было сумрачно. В деревне, где мне были знакомы все окрестности, я водила подружку в поле и в лес, мы собирали цветы и играли там.
Здесь я была «в своей тарелке», поэтому нередко перехватывала инициативу у непоседливой подружки.
Но самым интересным приключением было для нас «ходить за тряпочками». Дело в том, что пупсики -это куклы-голышки, и им, конечно, была нужна одежда. В ход шли остатки домашних тканей - наши мамы нередко шили нам летние сарафанчики, причём нам непременно хотелось, чтобы фасоны и расцветки были одинаковые. Но мы знали, что время от времени в посёлок на железную дорогу привозят ветошь для того, чтобы рабочие могли вытирать руки после разного вида ремонта, и там в отдельном вагоне среди кучи тряпья можно было найти очень красивые лоскутки для кукольных платьев. Добыча этих лоскутков казалась нам невероятным предприятием. Мы не знали, можно ли было брать эти лоскутки, поэтому мы тайно пробирались за ними, переговариваясь лишь шёпотом, выискивали драгоценные кусочки. И только потом, дома, мы рассматривали их и показывали друг другу свою добычу, причём Томка могла легко выманить у меня при этом понравившийся ей лоскуток.
С подружкой мы были неразлучны и расставались лишь вечером, когда родители отдавали строгую команду спать. Меня заставляли разбирать наши кукольные домики и раскладывать вещи по местам. Сил уже не было, и было обидно, ведь завтра домик с вариациями строился заново. Я просила оставить этот уголок нетронутым, но мама была неумолима.
Так, благодаря Томке, прошло моё первое, наполненное новыми впечатлениями лето в посёлке. Осенью я пошла в первый класс, а Томка во второй. Школьные заботы уменьшили количество совместных дел. Мама записала меня в продлённую группу, надеясь, что вместе с ребятами я быстрее адаптируюсь к школе. А я сильно скучала по деревне и лесу. Учитель, видя, как я переживаю, пообещала, что в конце недели мы обязательно пойдём в лес. Я очень ждала этого дня, и, когда, наконец, нам было объявлено, что вот настал этот день лесного похода, я собралась быстрее всех. Но то, что учитель назвала лесом, оказалось всего лишь густо поросшей молодым осинником опушкой, где мы побродили без всякого интереса. Моему разочарованию не было предела: я пожаловалась Томке, а дома заявила, что ни за что не пойду больше в группу. Уроки я стала делать дома, Томка иногда помогала мне.
Тома очень гордилась тем, что у них красивая молодая учительница и однажды заявила, что в воскресенье они с классом пойдут садить деревья. Я не могла пропустить такое мероприятие и напросилась с ней. Мы встали раненько и отправились к дому учительницы, но, кроме нас, никто не пришёл. Подождав, мы робко постучались в дверь, через пару минут оттуда вышла сонная учительница и сказала, что посадка деревьев отменяется. Нам ничего не оставалось, как пойти домой.
Новизна школьной жизни не принесла мне особой радости. Строгая учительница, трудные задачки, которые мне никак не давались, мальчишки, которые нередко обижали деревенскую тихоню, и даже впереди мне не виделось счастья. Сказки в учебнике и те были скучными, потому что самые интересные остались в маленькой деревеньке, рассказанные мне бабушкой в зимние долгие вечера на русской печи. И бабушка с дедом переехали в посёлок, дом в деревне разобрали, чтобы построиться в новом месте, где было электричество. Пройдёт ещё совсем немного времеени, и Томка с родителями переедет в далёкий город и останется лишь в памяти удивительным впечатлением детства.
Это была не девчонка, а чертёнок: лет семи, чуть старше меня, худенькая, черноглазая и темноволосая, с косой чёлкой. Для меня, деревенского ребёнка, только что переселённого от бабушки к родителям в посёлок, привыкшего жить в обстановке неторопливой созерцательной жизни, Томка была существом совершенно потрясающим! Её фантазии и бурной деятельности хватало на весь длинный летний день. Утром ею, часто вместе со мной, быстро выполнялись разные поручения матери. Семья подружки имела хозяйство в виде двух поросят, и нам с Томой нужно было рвать для них траву: таволгу и крапиву. Душистая таволга мне очень нравилась - беловатые метёлки цветов источали медовый аромат, а запах листьев напоминал мне огуречный.
А вот крапиву рвать было трудно -как ни старайся, всё равно её иглы вонзятся в руки, и потом ещё долго зудит припухшая покрасневшая кожа. Крапиву запаривали кипятком или даже варили, и я почему-то очень не любила этот специфический запах, который заполнял всю квартиру. Ещё надо было сходить за хлебом в новый магазин самообслуживания: очень нравилось самим выбирать ещё тёплый, только что привезённый хлеб и булки, а ещё нам позволялось купить по шоколадному батончику -это был предел наших сладких мечтаний.
После выполненных поручений Томка с чистой совестью начинала свои придуманные на ходу невероятные дела, вовлекая в них и меня. Сначала мы обустраивали маленькие дома для пупсиков (это такие миниатюрные куколки-голышки ) из всего, что находили в наших квартирах. Когда всё было построено, а дома перевёрнуто вверх дном, мы забрасывали это дело. Томке приходила в голову мысль, что хорошо бы устроить концерт. Она доставала какие-то мамины платья, наряжалась в них и пела песни, радостно прыгая по кровати. Потом это мог быть кукольный театр, который создавался тут же за несколько минут: рисовались и вырезались головы медведей, зайцев, колобков, сзади к ним приклеивался бумажный карманчик, в который помещался конец вязальной спицы. Ширма устраивалась из стульев и покрывал, и начинался спектакль. Пьеса сочинялась по ходу дела. Потом на обед приходила Томкина мать - тётя Лида -добрейшая женщина с лучистыми глазами. Мы обедали иногда вместе, иногда по своим домам. Тома становилась серьёзной, слушая наставления матери, мыла посуду. Улучшив момент, просила отпустить на речку. Получив разрешение, шли отпрашиваться на почту к моей маме, а почта располагалась в этом же доме, только на первом этаже. И, когда меня отпускали под Томкину же ответственность, мы радостно отправлялись на речку, забросив на плечи полотенчики. Пройдя деревянными тротуарами несколько улиц, выходили на узкую дорожку, которая выводила нас за посёлок и вела по опушке молодого лиственного леса.
По пути можно было есть ягоды, ловить бабочек и слушать весёлые или страшные истории Томки. Нас кусали слепни и овода, кожа покрывалась волдырями, но в превкушении купания мы стойко терпели атаки насекомых, лишь отмахиваясь от них полотенцами. Тома уверяла меня, что убивать их нельзя, потому что тогда их прилетит ещё больше, вероятно, чтобы отомстить нам.
Речка Юнга была мелкая и песчаная, здесь купалось множество ребятишек без присмотра взрослых - взрослые были на работе. Тем не менее те, что были постарше, всегда присматривали за младшими и могли скомандовать вылезать на берег, когда замечали, что губы у кого-то становились от холода почти черничного цвета. Так и нас с Томкой в конце концов кто-нибудь выгонял на берег, сидеть на котором и кормить всех жужжащих насекомых было невмоготу, поэтому мы, не мешкая, отправлялись домой. Тем более, что у Томки уже рождались новые планы на оставшийся день, например, надо было обязательно посмотреть какую-нибудь очередную серию «Ну, погоди!». А потом… потом ещё что-нибудь придумается.
Иногда мы отпрашивались у родителей и уходили к моей бабушке с ночлегом в деревню Малые Кривцы за два километра. И там, напившись молока с калитками, устраивались играть под высоким деревенским крыльцом.
На улице, в палисаднике, где росли мальвы, Тома срывала венчики розовых цветов, и они тут же превращались в принцесс. Она умела играть с любыми предметами и никогда не скучала. Иногда Томка захватывала из дома игральные карты и, сидя под крыльцом с таинственным видом, учила меня в них играть. У нас в карты никто не играл, и мне казалось, что это какая-то очень вредная игра. Естественно, я проигрывала, чем доставляла подружке большое удовольствие. Ещё Томка умела рассказывать анекдоты, которые вводили меня, строго воспитанную среди взрослых, в краску. Мне казалось, что Томка очень большая, я смотрела на неё, округлив глаза, а она, видя, какое произвела на меня впечатление, смеялась. А когда бабушка укладывала нас спать, Томка рассказывала «анекдоты» страшные - про «чёрную-чёрную комнату», и было действительно жутковато на печке, где и светлой летней ночью было сумрачно. В деревне, где мне были знакомы все окрестности, я водила подружку в поле и в лес, мы собирали цветы и играли там.
Здесь я была «в своей тарелке», поэтому нередко перехватывала инициативу у непоседливой подружки.
Но самым интересным приключением было для нас «ходить за тряпочками». Дело в том, что пупсики -это куклы-голышки, и им, конечно, была нужна одежда. В ход шли остатки домашних тканей - наши мамы нередко шили нам летние сарафанчики, причём нам непременно хотелось, чтобы фасоны и расцветки были одинаковые. Но мы знали, что время от времени в посёлок на железную дорогу привозят ветошь для того, чтобы рабочие могли вытирать руки после разного вида ремонта, и там в отдельном вагоне среди кучи тряпья можно было найти очень красивые лоскутки для кукольных платьев. Добыча этих лоскутков казалась нам невероятным предприятием. Мы не знали, можно ли было брать эти лоскутки, поэтому мы тайно пробирались за ними, переговариваясь лишь шёпотом, выискивали драгоценные кусочки. И только потом, дома, мы рассматривали их и показывали друг другу свою добычу, причём Томка могла легко выманить у меня при этом понравившийся ей лоскуток.
С подружкой мы были неразлучны и расставались лишь вечером, когда родители отдавали строгую команду спать. Меня заставляли разбирать наши кукольные домики и раскладывать вещи по местам. Сил уже не было, и было обидно, ведь завтра домик с вариациями строился заново. Я просила оставить этот уголок нетронутым, но мама была неумолима.
Так, благодаря Томке, прошло моё первое, наполненное новыми впечатлениями лето в посёлке. Осенью я пошла в первый класс, а Томка во второй. Школьные заботы уменьшили количество совместных дел. Мама записала меня в продлённую группу, надеясь, что вместе с ребятами я быстрее адаптируюсь к школе. А я сильно скучала по деревне и лесу. Учитель, видя, как я переживаю, пообещала, что в конце недели мы обязательно пойдём в лес. Я очень ждала этого дня, и, когда, наконец, нам было объявлено, что вот настал этот день лесного похода, я собралась быстрее всех. Но то, что учитель назвала лесом, оказалось всего лишь густо поросшей молодым осинником опушкой, где мы побродили без всякого интереса. Моему разочарованию не было предела: я пожаловалась Томке, а дома заявила, что ни за что не пойду больше в группу. Уроки я стала делать дома, Томка иногда помогала мне.
Тома очень гордилась тем, что у них красивая молодая учительница и однажды заявила, что в воскресенье они с классом пойдут садить деревья. Я не могла пропустить такое мероприятие и напросилась с ней. Мы встали раненько и отправились к дому учительницы, но, кроме нас, никто не пришёл. Подождав, мы робко постучались в дверь, через пару минут оттуда вышла сонная учительница и сказала, что посадка деревьев отменяется. Нам ничего не оставалось, как пойти домой.
Новизна школьной жизни не принесла мне особой радости. Строгая учительница, трудные задачки, которые мне никак не давались, мальчишки, которые нередко обижали деревенскую тихоню, и даже впереди мне не виделось счастья. Сказки в учебнике и те были скучными, потому что самые интересные остались в маленькой деревеньке, рассказанные мне бабушкой в зимние долгие вечера на русской печи. И бабушка с дедом переехали в посёлок, дом в деревне разобрали, чтобы построиться в новом месте, где было электричество. Пройдёт ещё совсем немного времеени, и Томка с родителями переедет в далёкий город и останется лишь в памяти удивительным впечатлением детства.