Гринин и Коротаев о законах и циклах
Гринин Л.Е.. Коротаев А.В.
О разных типах общественных законов и демографических циклах
Несомненно, что проблемы анализа макроэволюции и исторического процесса очень тесно связаны с проблемой интерпретации общественных законов. Собственно, концепции, трактующие эти вопросы, и возникли в связи с попытками открыть главные закономерности исторического развития. Многие исследователи полагали, что существует ведущая причина (фактор), которая определяет ход истории; она и составляет сущность основного общественного закона. Распространенными также были мнения, что прогресс имманентен обществу, а движение к нему составляет смысл истории и ее универсальный закон. Поэтому проблемы движущих сил эволюции, истории и прогресса оказались тесно связанными, а в некоторых теориях главный фактор развития эволюции и критерий прогресса прямо совпадали. Однако законы истории и до сих пор понимаются - причем как сторонниками, так и противниками их наличия - чаще всего именно в классическом объективистском или эссенциалистском, по К. Попперу, плане (см. например: Поппер 1983: 299-306), то есть как всеобъемлющие, абсолютные и непреложные, проистекающие из некоей вечной сущности . А отсюда рождалось и обманчивое убеждение, что «между природой и знанием существует полное совпадение» (см.: Bunzl 1997: 105). Поэтому решение поднятых в данной статье проблем вряд ли возможно без того, чтобы не затронуть проблему общественных законов и их трактовки (см. подробнее: Гринин 1997а, 2006).
Абсолютно неправильно рассматривать законы (тем более общественные) как некую особую силу, которая проявляется одинаково и одновариантно во всех ситуациях, «с железной» или «неумолимой» необходимостью; думать о них как о некоей «вечной сущности» или полагать, что «существуют вечные сами по себе, по своему внутреннему значению, ненарушаемые и неизменные законы общественной жизни, которые одни лишь определяют сохранение и развитие этой жизни» (Франк 1992; см. также примеры подобных взглядов: Нагель 1977: 94-95). Объективизм и имманентная вера в то, что законы природы и общества «существуют» как-то сами по себе, выражается даже в часто встречаемых формулировках вроде: «Общее представлено законом, которому эти явления подчиняются» (Кедров 2006: 27). Тогда как гораздо корректнее было бы сказать: «Общее представлено законом, которым эти явления описываются или объясняются».
Под научным законом можно полагать некое утверждение, созданное на основе обобщения множества более или менее сходных случаев, объединенных общими подходами, выводами, логикой, правилами соответствия и интерпретации. Таким образом, в нашем понимании, научный закон есть утверждение о том, что нечто произойдет в той или иной степени полноты или не произойдет при строго оговоренных условиях.
Стоит подчеркнуть, что речь идет не о том, что нечто произойдет неизбежно, то есть вопреки всему, а что оно произойдет неизбежно только в одном смысле, а именно: только если, только там и только тогда, насколько, где и когда совпадут все необходимые для его совершения условия. Это уточнение помогает понять разницу в применении законов для анализа обычных и эволюционно новых явлений и процессов. Если первые происходят часто, и поэтому такое совпадение условий можно предсказать и рассчитать, то для эволюционно новых, открывающих новый виток развития вещей такое совпадение в каком-либо месте и времени всегда есть ситуация уникальная и крайне редкая, и поэтому практически непредсказуемая.
Это очень важно для понимания рассматриваемой темы, поскольку если и можно говорить о качественных эволюционных рывках (витках) как о законах, то непременно оговаривая, что такие законы качественного развития по типу принципиально отличаются от обычных классических законов. Классическими законами мы будем называть такие научные законы, которые описывают регулярно повторяемые процессы, результаты которых не ведут к важным (то есть неизвестным ранее) качественным изменениям . Хорошим примером таких законов в истории могут быть закономерности, описывающие социально-демографические циклы в аграрных обществах, достаточно подробно изученные в научной литературе (см., например, Usher 1989; Chu and Lee 1994; Малков 2002, 2003, 2004: 118-139; Малков, Ковалев, Малков 2000; Малков и др. 2002; С. Малков, А. Малков 2000; Малков, Сергеев 2002, 2004а, 2004б; Малков, Селунская, Сергеев 2005; Нефедов 2002а, 2002б, 2005; Komlos and Nefedov 2002; Turchin 2003, 2005a, 2005b; Nefedov 2004; Turchin and Korotayev 2006; Турчин 2007; Коротаев, Комарова, Халтурина 2007 и т.д.). В ходе таких циклов численность населения сначала неуклонно (хотя и все замедляющимися темпами) возрастает, пока экологическая ниша не заполняется, и этот рост не начинает превышать возможности производства обеспечить население необходимыми жизненными благами. Далее начинаются кризисные явления, связанные с перенаселением, что, в конце концов, заканчивается социально-демографической катастрофой, которая приводит соотношение численности населения и ресурсов к такой пропорции, что экологическая ниша оказывается незаполненной. Затем социально-демографический цикл начинается снова. Но в обычном своем протекании он сам по себе не несет каких-то последствий, которые бы радикально изменили условия функционирования общественного организма. Еще более наглядный (и потому в известной мере тривиальный) пример таких повторяемых классических законов - регулярный годовой хозяйственный цикл, который организует жизнь любого общества и этот цикл может повторяться из года в год без больших потрясений. Именно такого рода законы и явления легко предсказывать.
Иное дело эволюционно эпохальные события. Они случаются так редко, что мы обычно не знаем даже главных условий, необходимых для их совершения. Но если мы даже будем точно знать, при каких именно условиях зародилась жизнь на Земле или появился человек разумный, это не значит, что данные события повторятся. Слишком исключительные условия требуются для этого. С другой стороны, это не значит, что данные события были только случайными. Нет, в особом смысле их вполне можно считать закономерными, но для этого целесообразно относить их к тому разряду редких качественных эволюционных рыков, которые совершаются только при совпадении уникальных условий (см. подробнее о типах законов: Гринин 1997а). Таким образом, необходимо более определенно разобраться, что продуктивно понимать под законом.
Прежде всего, нам кажется, что корректнее говорить только о научных законах, как и делают многие философы (см., например: Маркович 1993: 9-17). Проблема с определением объективных законов общества (и природы) в том, что здесь невозможно уйти от дуализма объективной реальности и человеческого познания. Иными словами, формулировки (а значит во многом и смысл и, если угодно, суть) законов не могут быть полностью объективными, поскольку любая формулировка человеческого ума «обусловлена историческими обстоятельствами, а субъективно - телесным и духовным состоянием своего создателя» (Маркович 1993: 9). Парадокс заключается в том, что чем сильнее мы пытаемся отказаться от этого сопоставления в пользу объективности, тем сильнее впадаем в идеализм. Поэтому В. И. Власюк (1993) имел все основания трактовать советский диалектический материализм как «идеализм современного материализма» (и даже использовал это выражение в качестве названия своей монографии).
Да, говорить о законах как о некоей объективной реальности можно. Но только в том плане, что определенные объекты и явления в мире и обществе находятся в таком более или менее сложном взаимодействии друг с другом и с собственной структурой, что познающий субъект способен заметить в этом взаимодействии некий «порядок», обнаружить у объектов определенные общие свойства, причинно-следственные связи и т. п.
П. Бергер и Т. Лукман удачно сформулировали отношение к объективности мира для подобных философских ситуаций: «Для наших целей достаточно определить “реальность” как качество, присущее феноменам, иметь бытие, независимое от нашей воли и желания (мы не можем “от них отделаться”), а “знание” можно определить как уверенность в том, что феномены являются реальными и обладают специфическими характеристиками» (Бергер, Лукман 1995: 9).
Однако в целом объективный мир, как он существует, являет противоположность тому содержанию, которое вкладывается в понятие законов. Ведь, с одной стороны, в мире все дискретно (то есть в нем нет неких всеобщих законов, а есть только отдельные объекты и явления), а с другой стороны, мир есть нечто неразрывное и безграничное, тогда как в понятии закона сепарируется, очищается, отделяется от остальных определенная связь (то есть налицо чистая абстракция, никогда не имеющая места в реальности). Поэтому в целом можно согласиться с мнением, согласно которому, законов в природе нет. Они существуют только субъективно-реально и отражают не законы природы и общества, а объективные связи явлений действительности. Законами природы и общества могут быть только законы-знания. Исчезнет человек, носитель законов, - вместе с ним исчезнут и законы, останутся лишь объекты материального мира, определенным образом взаимодействующие друг с другом (Власюк 1993: 97, 99).
Книга Анри Пуанкаре Последние мысли открывается очень показательным моментом, хорошо иллюстрирующим невозможность выбраться из логических противоречий при исходной посылке, что законы природы реально существуют. Пуанкаре упоминает, что философ Бутру задает такой вопрос: не подвержены ли изменениям законы природы? Возможно ли, чтобы весь мир непрерывно эволюционировал, а сами законы, то есть правила, по которым эта эволюция совершается, одни оставались неизменными? (На наш взгляд, вопрос весьма коварный, напоминающий тот, который задавали гимназисты преподавателю Закона Божьего: «Если Бог всемогущ, может ли он создать такой камень, который и сам бы не мог поднять?») И далее сам Пуанкаре с тонкой иронией замечает: «Ученые, конечно, никогда не согласятся с тем, что законы могут быть подвержены изменению; в том смысле, в каком они понимали бы эту идею, они не могли бы признать ее, не отрицая законности и даже возможности науки. Но философ может с полным правом поставить такой вопрос, рассмотреть различные решения, им допускаемые, и заключения, к которым они приводят…» (Пуанкаре 1990: 525).
Таким образом, налицо дуализм, заключающийся в том, что реальность объективна, а познание и формулировки законов в той или иной степени всегда субъективны (есть плод познания). Исходя из сказанного, нам кажется, что законом природы и общества вполне можно считать условно выделенные в процессе анализа часть, сторону, аспект и т. п. целостной реальности, у объектов и явлений которой в данных границах мы обнаруживаем определенные общие свойства, причинно-следственные связи и т. п. При этом важно иметь в виду, что любой научный закон это условно выделенные в процессе анализа часть, сторона, аспект и т. п. целостной реальности, но не всякие условно выделенные в процессе анализа часть, сторону, аспект и т. п. целостной реальности можно считать научными законами.
При таком подходе, т.е. принятии, что закон есть именно условно выделенная часть реальности, многие гносеологические и теоретические трудности снимаются. Так, если сама реальность независима от сознания, то выделение некоего сектора, участка ее всегда более или менее условно, а следовательно, больше или меньше зависит от познающего субъекта, уровня знаний, интереса, научной задачи и т. п. Налицо также возможность выделить (опять-таки условно) множество уровней и аспектов, охватываемых разными законами, но в которые включены те же самые объекты и явления . Заметим также, что эта условность деления неделимого ведет к неизбежным натяжкам, спорным и пограничным случаям. Рано или поздно неточности и неверности в определении «зоны действия» закона становятся очевидными. Собственно, критика общественных законов чаще всего и происходит с позиции неправомерности их «притязаний» на «чужую территорию», несоответствия между реальным и декларируемым «полем применения». Сказанное (плюс то, что каждый исследователь может по-своему видеть границы и аспекты анализируемого материала) достаточно хорошо объясняет, почему возможны альтернативные варианты формулирования законов, особенно в общественных науках.
О разных типах общественных законов и демографических циклах
Несомненно, что проблемы анализа макроэволюции и исторического процесса очень тесно связаны с проблемой интерпретации общественных законов. Собственно, концепции, трактующие эти вопросы, и возникли в связи с попытками открыть главные закономерности исторического развития. Многие исследователи полагали, что существует ведущая причина (фактор), которая определяет ход истории; она и составляет сущность основного общественного закона. Распространенными также были мнения, что прогресс имманентен обществу, а движение к нему составляет смысл истории и ее универсальный закон. Поэтому проблемы движущих сил эволюции, истории и прогресса оказались тесно связанными, а в некоторых теориях главный фактор развития эволюции и критерий прогресса прямо совпадали. Однако законы истории и до сих пор понимаются - причем как сторонниками, так и противниками их наличия - чаще всего именно в классическом объективистском или эссенциалистском, по К. Попперу, плане (см. например: Поппер 1983: 299-306), то есть как всеобъемлющие, абсолютные и непреложные, проистекающие из некоей вечной сущности . А отсюда рождалось и обманчивое убеждение, что «между природой и знанием существует полное совпадение» (см.: Bunzl 1997: 105). Поэтому решение поднятых в данной статье проблем вряд ли возможно без того, чтобы не затронуть проблему общественных законов и их трактовки (см. подробнее: Гринин 1997а, 2006).
Абсолютно неправильно рассматривать законы (тем более общественные) как некую особую силу, которая проявляется одинаково и одновариантно во всех ситуациях, «с железной» или «неумолимой» необходимостью; думать о них как о некоей «вечной сущности» или полагать, что «существуют вечные сами по себе, по своему внутреннему значению, ненарушаемые и неизменные законы общественной жизни, которые одни лишь определяют сохранение и развитие этой жизни» (Франк 1992; см. также примеры подобных взглядов: Нагель 1977: 94-95). Объективизм и имманентная вера в то, что законы природы и общества «существуют» как-то сами по себе, выражается даже в часто встречаемых формулировках вроде: «Общее представлено законом, которому эти явления подчиняются» (Кедров 2006: 27). Тогда как гораздо корректнее было бы сказать: «Общее представлено законом, которым эти явления описываются или объясняются».
Под научным законом можно полагать некое утверждение, созданное на основе обобщения множества более или менее сходных случаев, объединенных общими подходами, выводами, логикой, правилами соответствия и интерпретации. Таким образом, в нашем понимании, научный закон есть утверждение о том, что нечто произойдет в той или иной степени полноты или не произойдет при строго оговоренных условиях.
Стоит подчеркнуть, что речь идет не о том, что нечто произойдет неизбежно, то есть вопреки всему, а что оно произойдет неизбежно только в одном смысле, а именно: только если, только там и только тогда, насколько, где и когда совпадут все необходимые для его совершения условия. Это уточнение помогает понять разницу в применении законов для анализа обычных и эволюционно новых явлений и процессов. Если первые происходят часто, и поэтому такое совпадение условий можно предсказать и рассчитать, то для эволюционно новых, открывающих новый виток развития вещей такое совпадение в каком-либо месте и времени всегда есть ситуация уникальная и крайне редкая, и поэтому практически непредсказуемая.
Это очень важно для понимания рассматриваемой темы, поскольку если и можно говорить о качественных эволюционных рывках (витках) как о законах, то непременно оговаривая, что такие законы качественного развития по типу принципиально отличаются от обычных классических законов. Классическими законами мы будем называть такие научные законы, которые описывают регулярно повторяемые процессы, результаты которых не ведут к важным (то есть неизвестным ранее) качественным изменениям . Хорошим примером таких законов в истории могут быть закономерности, описывающие социально-демографические циклы в аграрных обществах, достаточно подробно изученные в научной литературе (см., например, Usher 1989; Chu and Lee 1994; Малков 2002, 2003, 2004: 118-139; Малков, Ковалев, Малков 2000; Малков и др. 2002; С. Малков, А. Малков 2000; Малков, Сергеев 2002, 2004а, 2004б; Малков, Селунская, Сергеев 2005; Нефедов 2002а, 2002б, 2005; Komlos and Nefedov 2002; Turchin 2003, 2005a, 2005b; Nefedov 2004; Turchin and Korotayev 2006; Турчин 2007; Коротаев, Комарова, Халтурина 2007 и т.д.). В ходе таких циклов численность населения сначала неуклонно (хотя и все замедляющимися темпами) возрастает, пока экологическая ниша не заполняется, и этот рост не начинает превышать возможности производства обеспечить население необходимыми жизненными благами. Далее начинаются кризисные явления, связанные с перенаселением, что, в конце концов, заканчивается социально-демографической катастрофой, которая приводит соотношение численности населения и ресурсов к такой пропорции, что экологическая ниша оказывается незаполненной. Затем социально-демографический цикл начинается снова. Но в обычном своем протекании он сам по себе не несет каких-то последствий, которые бы радикально изменили условия функционирования общественного организма. Еще более наглядный (и потому в известной мере тривиальный) пример таких повторяемых классических законов - регулярный годовой хозяйственный цикл, который организует жизнь любого общества и этот цикл может повторяться из года в год без больших потрясений. Именно такого рода законы и явления легко предсказывать.
Иное дело эволюционно эпохальные события. Они случаются так редко, что мы обычно не знаем даже главных условий, необходимых для их совершения. Но если мы даже будем точно знать, при каких именно условиях зародилась жизнь на Земле или появился человек разумный, это не значит, что данные события повторятся. Слишком исключительные условия требуются для этого. С другой стороны, это не значит, что данные события были только случайными. Нет, в особом смысле их вполне можно считать закономерными, но для этого целесообразно относить их к тому разряду редких качественных эволюционных рыков, которые совершаются только при совпадении уникальных условий (см. подробнее о типах законов: Гринин 1997а). Таким образом, необходимо более определенно разобраться, что продуктивно понимать под законом.
Прежде всего, нам кажется, что корректнее говорить только о научных законах, как и делают многие философы (см., например: Маркович 1993: 9-17). Проблема с определением объективных законов общества (и природы) в том, что здесь невозможно уйти от дуализма объективной реальности и человеческого познания. Иными словами, формулировки (а значит во многом и смысл и, если угодно, суть) законов не могут быть полностью объективными, поскольку любая формулировка человеческого ума «обусловлена историческими обстоятельствами, а субъективно - телесным и духовным состоянием своего создателя» (Маркович 1993: 9). Парадокс заключается в том, что чем сильнее мы пытаемся отказаться от этого сопоставления в пользу объективности, тем сильнее впадаем в идеализм. Поэтому В. И. Власюк (1993) имел все основания трактовать советский диалектический материализм как «идеализм современного материализма» (и даже использовал это выражение в качестве названия своей монографии).
Да, говорить о законах как о некоей объективной реальности можно. Но только в том плане, что определенные объекты и явления в мире и обществе находятся в таком более или менее сложном взаимодействии друг с другом и с собственной структурой, что познающий субъект способен заметить в этом взаимодействии некий «порядок», обнаружить у объектов определенные общие свойства, причинно-следственные связи и т. п.
П. Бергер и Т. Лукман удачно сформулировали отношение к объективности мира для подобных философских ситуаций: «Для наших целей достаточно определить “реальность” как качество, присущее феноменам, иметь бытие, независимое от нашей воли и желания (мы не можем “от них отделаться”), а “знание” можно определить как уверенность в том, что феномены являются реальными и обладают специфическими характеристиками» (Бергер, Лукман 1995: 9).
Однако в целом объективный мир, как он существует, являет противоположность тому содержанию, которое вкладывается в понятие законов. Ведь, с одной стороны, в мире все дискретно (то есть в нем нет неких всеобщих законов, а есть только отдельные объекты и явления), а с другой стороны, мир есть нечто неразрывное и безграничное, тогда как в понятии закона сепарируется, очищается, отделяется от остальных определенная связь (то есть налицо чистая абстракция, никогда не имеющая места в реальности). Поэтому в целом можно согласиться с мнением, согласно которому, законов в природе нет. Они существуют только субъективно-реально и отражают не законы природы и общества, а объективные связи явлений действительности. Законами природы и общества могут быть только законы-знания. Исчезнет человек, носитель законов, - вместе с ним исчезнут и законы, останутся лишь объекты материального мира, определенным образом взаимодействующие друг с другом (Власюк 1993: 97, 99).
Книга Анри Пуанкаре Последние мысли открывается очень показательным моментом, хорошо иллюстрирующим невозможность выбраться из логических противоречий при исходной посылке, что законы природы реально существуют. Пуанкаре упоминает, что философ Бутру задает такой вопрос: не подвержены ли изменениям законы природы? Возможно ли, чтобы весь мир непрерывно эволюционировал, а сами законы, то есть правила, по которым эта эволюция совершается, одни оставались неизменными? (На наш взгляд, вопрос весьма коварный, напоминающий тот, который задавали гимназисты преподавателю Закона Божьего: «Если Бог всемогущ, может ли он создать такой камень, который и сам бы не мог поднять?») И далее сам Пуанкаре с тонкой иронией замечает: «Ученые, конечно, никогда не согласятся с тем, что законы могут быть подвержены изменению; в том смысле, в каком они понимали бы эту идею, они не могли бы признать ее, не отрицая законности и даже возможности науки. Но философ может с полным правом поставить такой вопрос, рассмотреть различные решения, им допускаемые, и заключения, к которым они приводят…» (Пуанкаре 1990: 525).
Таким образом, налицо дуализм, заключающийся в том, что реальность объективна, а познание и формулировки законов в той или иной степени всегда субъективны (есть плод познания). Исходя из сказанного, нам кажется, что законом природы и общества вполне можно считать условно выделенные в процессе анализа часть, сторону, аспект и т. п. целостной реальности, у объектов и явлений которой в данных границах мы обнаруживаем определенные общие свойства, причинно-следственные связи и т. п. При этом важно иметь в виду, что любой научный закон это условно выделенные в процессе анализа часть, сторона, аспект и т. п. целостной реальности, но не всякие условно выделенные в процессе анализа часть, сторону, аспект и т. п. целостной реальности можно считать научными законами.
При таком подходе, т.е. принятии, что закон есть именно условно выделенная часть реальности, многие гносеологические и теоретические трудности снимаются. Так, если сама реальность независима от сознания, то выделение некоего сектора, участка ее всегда более или менее условно, а следовательно, больше или меньше зависит от познающего субъекта, уровня знаний, интереса, научной задачи и т. п. Налицо также возможность выделить (опять-таки условно) множество уровней и аспектов, охватываемых разными законами, но в которые включены те же самые объекты и явления . Заметим также, что эта условность деления неделимого ведет к неизбежным натяжкам, спорным и пограничным случаям. Рано или поздно неточности и неверности в определении «зоны действия» закона становятся очевидными. Собственно, критика общественных законов чаще всего и происходит с позиции неправомерности их «притязаний» на «чужую территорию», несоответствия между реальным и декларируемым «полем применения». Сказанное (плюс то, что каждый исследователь может по-своему видеть границы и аспекты анализируемого материала) достаточно хорошо объясняет, почему возможны альтернативные варианты формулирования законов, особенно в общественных науках.