(no subject)
табор дней и ночей мы шли
до лучистой и пьяной земли,
мы вели сюда корабли,
но отнюдь ничего не нашли -
кроме странных себя самих,
где-то выживших, но других,
вдрызг неправильных, но живых,
очумевше себя настоящих.
и быть может, прекрасным днём
мы возьмём себя и пойдём,
на руках себя понесём
ещё выше, ещё дальше.
но сидеть на мели тепло,
и обкатано морем стекло,
преломляя солнце, светло,
и не режет, и дарит забвенье.
мы сидим и молчим в себя,
отдаляясь и находя,
неизвестность на ноль громоздя,
тренируя вечное зрение.
только как нам, скажи, идти,
если всё обходные пути,
если крыльям не зарасти,
если нет ни прямых, ни бесстрашных.
малодушие - медленный яд,
равнодушные строятся в ряд,
говорят о себе, и молчат
обо всём, что действительно важно.
в этом мире еды и вещей
слишком мало людей и идей -
на мещанском рынке ценней
толщина слоя зрелищ на хлебе.
а важнее - туман над водой
и идущий рядом с тобой,
и не вечное под луной
остаётся мерцаньем на небе.
до лучистой и пьяной земли,
мы вели сюда корабли,
но отнюдь ничего не нашли -
кроме странных себя самих,
где-то выживших, но других,
вдрызг неправильных, но живых,
очумевше себя настоящих.
и быть может, прекрасным днём
мы возьмём себя и пойдём,
на руках себя понесём
ещё выше, ещё дальше.
но сидеть на мели тепло,
и обкатано морем стекло,
преломляя солнце, светло,
и не режет, и дарит забвенье.
мы сидим и молчим в себя,
отдаляясь и находя,
неизвестность на ноль громоздя,
тренируя вечное зрение.
только как нам, скажи, идти,
если всё обходные пути,
если крыльям не зарасти,
если нет ни прямых, ни бесстрашных.
малодушие - медленный яд,
равнодушные строятся в ряд,
говорят о себе, и молчат
обо всём, что действительно важно.
в этом мире еды и вещей
слишком мало людей и идей -
на мещанском рынке ценней
толщина слоя зрелищ на хлебе.
а важнее - туман над водой
и идущий рядом с тобой,
и не вечное под луной
остаётся мерцаньем на небе.