Продолжаем смотреть "Зулейху". (Надеюсь, я никоим образом не...не insult anyone's intelligence -- как бы это перевести? Большинству из вас все это известно, но вдруг кому-то нет и внесет что-то в фильм.)
В четвертой серии у Зулейхи рождается сын, которого она называет Юзуфом. Старый профессор замечает начальнику лагеря в минуту отчаяния: "Только подумайте, в этом ужасном месте (имеется в виду, в тайге) -- Юзуф и Зулейха!" Профессор отсылает нас одновременно и к Библии, и к Корану, то есть, не отчаивайтесь, гражданин комиссар, даже здесь Бог с нами!" "Юсуф и Зулейха" -- переосмысленная библейская история о Иосифе и жене Потифара (исл. Зулейха). В Коране есть соответствующая сура, а в литературе Востока эта история наиболее известна в изложении Джами: здесь, по традиции, после неудачной попытки соблазнить Юзуфа-Иосифа, Зулейха долго странствует, превращается в старуху и, наконец, обретает веру, Бога, можно сказать, что у нее "открываются глаза", снова становится прекрасной и соединяется с Юзуфом, т.е., через Юзуфа приходит к Богу. Снова не знаю, будут ли (или уже есть) какие-то параллели в фильме. Зулейха спасется через сына? Обретет Бога? Расцветет не только внутренне, но и внешне? А пока несколько картинок к этой очень популярной истории.
З. пытается удержать бегущего от него Ю. Есть гораздо более искусная и известная картинка Бехзада, но ее можно найти в интернете. Здесь будут менее известные.
Chester Beatty Library, Dublin: Per 228 & 251
Известный эпизод с острыми ножиками: подруги смеются над страстью З., она приглашает их посмотреть на Ю., предварительно раздав каждой ножик для фруктов. Входит Юсуф - подруги потрясены, руки изрезаны.
Здесь Ю. проповедует З., ангел с блюдом Божественного огня, над головой Ю. языки пламени (в исламской иконографии нимб над головами пророков изображается в виде пламени, а золотой круг обычно обозначает главных героев, царей и проч.).
Ю. встречает З.-старуху и не узнает ее. Внешне картинка не очень красивая, но редкая.
К сожалению, все картинки относительно "новые", нет моих любимых монголов, потому что в персидской литературе этот рассказ оформился, когда монголы уже перестали быть монголами.