Работа не волк, убежит - и хрен с ней. Часть первая.
Я решила перечитать классиков, то бишь себя, и внезапно увидела, что записей за февраль и март практически нет.
Что такое, думаю. Думаладумаладумала. Аж зуб заболел.
Ажтактвою!!! Я ЖЕ Ж РАБОТАЛА!!! И не рассказала вам про эту самую невероятнейшую на свете работу!!! Я ведь даже написала заметку в телефоне, но у меня даже не было времени её обработать! Потому-что потом к этой одной работе прибавилась вторая, потом ещё третья, и однажды я чуть не заснула в лоховозке (докатилась - и до лоховозок, и до спанья, ужосващще), а на следующий день решила попить своё любимое лекарство от нервов и впала в буйство, от которого на первой работе меня прошибало на хи-хи, на второй работе я получила премию за то, что в своём буйстве раскручивала покупателей на огромнейшие траты, а третьей работы в тот день, к счастью, не было, не то не знаю что.
Так вот послушайте мой рассказ. Запись тогдашняя, так что всё написано будто в настоящем времени. А так-то я уже в апреле оттуда убежала.
* * *
Эта работа такая работа. Я думала, что такое социально защищённое феерическое безделье осталось в прошлом либо существует только в гнёздах бездельников - ооофисах. Ан нет.
Не буду рассказывать, что это за контора, где она и как называется моя должность. А то мало ли.
Что делаю конкретно я. [Сама не знаю]. [Собственно, десять остальных работников так же занимают должности, перепрыгнувшие бритву Оккама, и это только в нашем крыле одного из нескольких этажей].
Так вот я. Заполняю какой-то «Журнал контроля». Цифры берутся почти с потолка - через пень колоду приблизительно считают, ну как это бывает в статистике, потом полученные цифры округляют в большую сторону, потом ещё (потому-что на пути цифр много людей и эти люди хотят показать, что они РАБОООТАЮТ), потом сообщают мне, а я их разношу по колонкам в тот самый журнал.
На соседней странице рисую шифр - треугольники, квадраты и петельки типа капли, обозначающие число в символическом написании. Алгоритма превращения цифры в символ мне не сообщили, я сама не выяснила и рисую их с точки зрения красоты общего вида.
Когда журнал заполняется, то валяется какое-то время в шкафу, а потом его списывают и выбрасывают. В него никто, кроме меня, не заглядывает. Я могла бы там рисовать непотребности и писать матерные частушки, никто не заметит.
Ещё я должна разнести ненужные бумажки по комнатам, так же нашпигованным бездельниками, как та, в которой я сижу. В общей сложности всё занимает полчаса, но надо делать это в течение пяти часов. Написал строчку цифр - пошёл пить чай. Не бегом стоя и не на корточках за прилавком, а за столом, с вареньями, заварочными чайниками и бутербродами, обстоятельно, как та купчиха из Мытищ.
Вот я пьюююю чай. Ко мне сразу подтягиваются все остальные. Поскольку за чаем эти остальные начинают болтать в два раза больше, чем за работой, я сворачиваюсь и ухожу в соседнюю комнату. Там я дооолго смотрю в окно. Потом мееееедленно поправляю макияж и мееееедленно иду на рабочее место. Там раскрываю журнал и делаю вид, что работаю изо всех сил.
Это уму непостижимо. Невозможно поверить, что это - работа. Мы не делаем НИ ЧЕ ГО. Я чувствую себя злостным тунеядцем. Пиявкой. Я ощущаю бег жизни за окном и ощущаю, как плаваю тут в каком-то киселе застывшего времени. Я ощущаю, как начинаю деградировать в этом безделье. Но все здешние работники свято верят, что они делают чрезвычайно важное для государства дело. Они всерьёз устают, они всерьёз недовольны маленькой зарплатой (да, за этот бардак ещё и платят!), они всерьёз требуют себе льготы, премии и ветеранские звания.
В принципе, любой человек найдет, чем занять себя на работе. Но у меня вся загвоздка в том, что мне не дают чем-то заниматься. Все их занятия - это еда, чтение «жёлтых» или «оппозиционных» газет и трындёж на преимущественно дурацкие темы - какие плохие их мужья/жёны, перемывание костей всем знаменитостям - кто с кем и что - при этом непременно надо подчеркнуть, что «телевизор я не смотрю, а это случайно увидел», - так же обсуждается еда, причем тут тоже обязательно уточняют - я не фанат еды, я не люблю есть, еда не главное, для меня нет культа в еде.
Лицемерие здесь пышно цветёт и бурно плодоносит.
Где-то за кадром, вне работы, все читают безумно умную литературу. Боготворят отдельных творцов безумно умной литературы. Я бы сказала имена творцов но, поскольку моё мнение об этих писаках исключительно отрицательное, неуклонно стремящееся к бурному негодованию, то лучше промолчу.
Признаться, что не читаю их кумиров, я не сумела. Так вот, я либо должна принимать участие в их развлечениях, либо второго варианта нет. Читать и писать своё - нельзя, потому-что каждая зараза сунет нос, прочитает и сто раз спросит - а что ты делаешь?
На какое-то время я обезопасила себя принесённой из дома жирной книжкой в американском переплете.
Называлась она весьма изящно - «Язык Ассемблер». Симулируя чтение, я обдумывала свои мысли, придумывала эпизоды для рассказов и старалась вызубрить их, чтобы донести до дома.
Название и размер книги пугали окружающих и создавали вокруг меня невидимый меловой круг. Потом эффект стал пропадать, а я с ужасом заметила, что постепенно строчки книги стали наполняться смыслом…
Потом меня нашла вторая работа…[ Die Fortsetzung folgt ]
Что такое, думаю. Думаладумаладумала. Аж зуб заболел.
Ажтактвою!!! Я ЖЕ Ж РАБОТАЛА!!! И не рассказала вам про эту самую невероятнейшую на свете работу!!! Я ведь даже написала заметку в телефоне, но у меня даже не было времени её обработать! Потому-что потом к этой одной работе прибавилась вторая, потом ещё третья, и однажды я чуть не заснула в лоховозке (докатилась - и до лоховозок, и до спанья, ужосващще), а на следующий день решила попить своё любимое лекарство от нервов и впала в буйство, от которого на первой работе меня прошибало на хи-хи, на второй работе я получила премию за то, что в своём буйстве раскручивала покупателей на огромнейшие траты, а третьей работы в тот день, к счастью, не было, не то не знаю что.
Так вот послушайте мой рассказ. Запись тогдашняя, так что всё написано будто в настоящем времени. А так-то я уже в апреле оттуда убежала.
* * *
Эта работа такая работа. Я думала, что такое социально защищённое феерическое безделье осталось в прошлом либо существует только в гнёздах бездельников - ооофисах. Ан нет.
Не буду рассказывать, что это за контора, где она и как называется моя должность. А то мало ли.
Что делаю конкретно я. [Сама не знаю]. [Собственно, десять остальных работников так же занимают должности, перепрыгнувшие бритву Оккама, и это только в нашем крыле одного из нескольких этажей].
Так вот я. Заполняю какой-то «Журнал контроля». Цифры берутся почти с потолка - через пень колоду приблизительно считают, ну как это бывает в статистике, потом полученные цифры округляют в большую сторону, потом ещё (потому-что на пути цифр много людей и эти люди хотят показать, что они РАБОООТАЮТ), потом сообщают мне, а я их разношу по колонкам в тот самый журнал.
На соседней странице рисую шифр - треугольники, квадраты и петельки типа капли, обозначающие число в символическом написании. Алгоритма превращения цифры в символ мне не сообщили, я сама не выяснила и рисую их с точки зрения красоты общего вида.
Когда журнал заполняется, то валяется какое-то время в шкафу, а потом его списывают и выбрасывают. В него никто, кроме меня, не заглядывает. Я могла бы там рисовать непотребности и писать матерные частушки, никто не заметит.
Ещё я должна разнести ненужные бумажки по комнатам, так же нашпигованным бездельниками, как та, в которой я сижу. В общей сложности всё занимает полчаса, но надо делать это в течение пяти часов. Написал строчку цифр - пошёл пить чай. Не бегом стоя и не на корточках за прилавком, а за столом, с вареньями, заварочными чайниками и бутербродами, обстоятельно, как та купчиха из Мытищ.
Вот я пьюююю чай. Ко мне сразу подтягиваются все остальные. Поскольку за чаем эти остальные начинают болтать в два раза больше, чем за работой, я сворачиваюсь и ухожу в соседнюю комнату. Там я дооолго смотрю в окно. Потом мееееедленно поправляю макияж и мееееедленно иду на рабочее место. Там раскрываю журнал и делаю вид, что работаю изо всех сил.
Это уму непостижимо. Невозможно поверить, что это - работа. Мы не делаем НИ ЧЕ ГО. Я чувствую себя злостным тунеядцем. Пиявкой. Я ощущаю бег жизни за окном и ощущаю, как плаваю тут в каком-то киселе застывшего времени. Я ощущаю, как начинаю деградировать в этом безделье. Но все здешние работники свято верят, что они делают чрезвычайно важное для государства дело. Они всерьёз устают, они всерьёз недовольны маленькой зарплатой (да, за этот бардак ещё и платят!), они всерьёз требуют себе льготы, премии и ветеранские звания.
В принципе, любой человек найдет, чем занять себя на работе. Но у меня вся загвоздка в том, что мне не дают чем-то заниматься. Все их занятия - это еда, чтение «жёлтых» или «оппозиционных» газет и трындёж на преимущественно дурацкие темы - какие плохие их мужья/жёны, перемывание костей всем знаменитостям - кто с кем и что - при этом непременно надо подчеркнуть, что «телевизор я не смотрю, а это случайно увидел», - так же обсуждается еда, причем тут тоже обязательно уточняют - я не фанат еды, я не люблю есть, еда не главное, для меня нет культа в еде.
Лицемерие здесь пышно цветёт и бурно плодоносит.
Где-то за кадром, вне работы, все читают безумно умную литературу. Боготворят отдельных творцов безумно умной литературы. Я бы сказала имена творцов но, поскольку моё мнение об этих писаках исключительно отрицательное, неуклонно стремящееся к бурному негодованию, то лучше промолчу.
Признаться, что не читаю их кумиров, я не сумела. Так вот, я либо должна принимать участие в их развлечениях, либо второго варианта нет. Читать и писать своё - нельзя, потому-что каждая зараза сунет нос, прочитает и сто раз спросит - а что ты делаешь?
На какое-то время я обезопасила себя принесённой из дома жирной книжкой в американском переплете.
Называлась она весьма изящно - «Язык Ассемблер». Симулируя чтение, я обдумывала свои мысли, придумывала эпизоды для рассказов и старалась вызубрить их, чтобы донести до дома.
Название и размер книги пугали окружающих и создавали вокруг меня невидимый меловой круг. Потом эффект стал пропадать, а я с ужасом заметила, что постепенно строчки книги стали наполняться смыслом…
Потом меня нашла вторая работа…[ Die Fortsetzung folgt ]