(no subject)
*
На улице разудалое бабье лето, распахиваю окна и балконы, чтобы в квартире немножко потеплело. Слабые лучики осеннего солнца дотягиваются до ледяной мебели, до застывших фрейлин и мажордомов. На полочке в ванной кокосовое масло в бутылке застыло, дозатор вмерз. Ежеминутно сверяюсь с графиком подключений домов к теплу, он показывает, что наш дом уже подключен, все нормально. Мелко киваю, кутаясь в зеленую пашмину. А с улицы залетело стадо мух, они носятся по комнатам, они ад. Их весенний гомон не унять. Не претендуют на еду и поверхности, им нравится изводить меня беззаботным видом. Осенью становлюсь ходячей проблемой. Не могу читать, думать, спать, хочется падать с десятого этажа, ни на что не претендуя, не доставляя неудобств, бестолково и пьяно падать, целясь в асфальтовую надпись «я люблю тебя».
В субботу дома полдня играли дети, условно называемые Йенсенами за потерянную где-то в прошлой жизни скандинавскую такую-то мать, одну на двоих. За прошедшие пару лет деточка со своим другом стали еще более схожими на лицо. Оба не хрупкие, белые, оба похожи на Астрид Линдгрен. Провели субботу в играх и в еде. Ах, детство золотое. Залакировал стопку блинов макаронами с сыром, и снова нормальный человек, а не преступник. И назавтра джинсы все также будут висеть на тебе пузырем, а не лопнут построчечно.
У школьников есть ровно одно похвальное стремление: они с удовольствием деградируют, особенно в компании со сверстниками. Смотрят канал с возрастным цензом «от 0 до 3 лет», горячо обсуждая увиденное, споря и записывая выводы в самодельные книжицы. Играют с хомяком-повторюшкой, повторяющим дурным голосом все, что они ему говорят дурными голосами. Пытались заставить хомяка унижаться передо мной, выпрашивая телевизор. Я отказывалась, потому что принципиально не желаю в 41 год разговаривать с хомяками. Потом Йенсены выкатились на улицу, только дверь грохнула, это еще один признак взросления ребенка. Вместо многих ритуалов - один короткий удар дверью. Второй озвучивала однажды, это когда в любое время суток проверяешь, есть ли ребенок дома, по тапочкам у входа. Наблюдала с балкона, как дети далеко внизу в желто-красных листьях носятся с луком, примеряя к нему палки и думала - вот придет беззаботность однажды, а я ее не узнаю.
На улице разудалое бабье лето, распахиваю окна и балконы, чтобы в квартире немножко потеплело. Слабые лучики осеннего солнца дотягиваются до ледяной мебели, до застывших фрейлин и мажордомов. На полочке в ванной кокосовое масло в бутылке застыло, дозатор вмерз. Ежеминутно сверяюсь с графиком подключений домов к теплу, он показывает, что наш дом уже подключен, все нормально. Мелко киваю, кутаясь в зеленую пашмину. А с улицы залетело стадо мух, они носятся по комнатам, они ад. Их весенний гомон не унять. Не претендуют на еду и поверхности, им нравится изводить меня беззаботным видом. Осенью становлюсь ходячей проблемой. Не могу читать, думать, спать, хочется падать с десятого этажа, ни на что не претендуя, не доставляя неудобств, бестолково и пьяно падать, целясь в асфальтовую надпись «я люблю тебя».
В субботу дома полдня играли дети, условно называемые Йенсенами за потерянную где-то в прошлой жизни скандинавскую такую-то мать, одну на двоих. За прошедшие пару лет деточка со своим другом стали еще более схожими на лицо. Оба не хрупкие, белые, оба похожи на Астрид Линдгрен. Провели субботу в играх и в еде. Ах, детство золотое. Залакировал стопку блинов макаронами с сыром, и снова нормальный человек, а не преступник. И назавтра джинсы все также будут висеть на тебе пузырем, а не лопнут построчечно.
У школьников есть ровно одно похвальное стремление: они с удовольствием деградируют, особенно в компании со сверстниками. Смотрят канал с возрастным цензом «от 0 до 3 лет», горячо обсуждая увиденное, споря и записывая выводы в самодельные книжицы. Играют с хомяком-повторюшкой, повторяющим дурным голосом все, что они ему говорят дурными голосами. Пытались заставить хомяка унижаться передо мной, выпрашивая телевизор. Я отказывалась, потому что принципиально не желаю в 41 год разговаривать с хомяками. Потом Йенсены выкатились на улицу, только дверь грохнула, это еще один признак взросления ребенка. Вместо многих ритуалов - один короткий удар дверью. Второй озвучивала однажды, это когда в любое время суток проверяешь, есть ли ребенок дома, по тапочкам у входа. Наблюдала с балкона, как дети далеко внизу в желто-красных листьях носятся с луком, примеряя к нему палки и думала - вот придет беззаботность однажды, а я ее не узнаю.