(no subject)
Пол Теру "По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны". Даже не знаю. Мне симпатичны американские писатели - мужчины, которых не отвлечь от диалогов с выдуманными друзьями. Была бы я блогер, написала бы, что они брутальные. У них глаза к носу, тревога на лице, улыбчивость где-то глубоко спрятана, она редкими искрами выходит на поверхность, как ночные отражения огней на морской глади. Это называется обаянием. Почему-то Ширвиндт вспоминается, он похож на типичного американского писателя в плетеном кресле на океанском берегу.
Читаешь их - и сразу не прошибает, своя книга или не своя, она безусловно чужая, придумана в смятенье и спешке - Пол Теру в первых строках исповедался, что из-за денег. Фразы не вычищены, брошены как есть, все равно потом назовут блестящей стилистикой. Их творчество - озерцо с богатым дном, поболтаешь рукой, и взметнутся ветки, цветы-утопленники, недовольные жабы, тонна осадков. На мгновение эта мешанина подержится на плаву и станет книгой. Продираться сквозь нее смерти подобно. Читать и плакать: зачем я это читаю? А потом хвататься за удачную мысль и плакать еще горше: да, да, и я, и моё!
"В наше время путевые очерки как жанр сильно захирели. Их стандартный зачин - пресловутое описание вида из самолета, заходящего на посадку. К этой вымученной эффектности мы настолько привыкли, что ее даже не спародируешь. Пишут примерно так: "Под нами расстилалась тропическая зелень, затопленная долина, лоскутное одеяло фермерских наделов, а когда наш лайнер пронзил облака, я смог рассмотреть грунтовые дороги, вьющиеся среди холмов, и крохотные, точно игрушечные автомобили..." В подобные домыслы мне никогда не верилось. Когда мой самолет заходит на посадку, у меня сердце уходит в пятки; я тревожусь - а кто не тревожится? - что мы сейчас разобьемся. Вся моя жизнь пролетает перед моим мысленным взором - скудное собрание мерзких и жалких банальностей. Потом какой-то голос приказывает мне оставаться на месте до окончательной остановки самолета; и вот наконец-то мы приземляемся, и из динамиков гремит Moon River в аранжировке для симфонического оркестра. Наверное, если бы перед посадкой у меня хватило духу оглянуться по сторонам, я увидел бы, как писатель-путешественник строчит в блокноте: "Под нами расстилалась тропическая зелень..."
И забавно сейчас видеть строчки, придуманные в 1970-м:
"Путевые очерки были скучнейшим чтением. Сочиняли их зануды для таких же зануд. Воображаю: какой-нибудь замухрышка в мягких шлепанцах переворачивает страницы, то и дело слюнявя палец, а потом, заложив книгу своим читательским билетом, заявляет: «О, я-то путешествую сидя у камина!» Что касается авторов, то в них меня раздражало нежелание упоминать о моментах, когда ими завладевало отчаяние, похоть или панический страх. В книгах не упоминается, как писатель наорал на таксиста, или как переспал с кем-то из местных, или как дрых до полудня, проспав все царство. А чем они питались? Что читали, коротая время в пути? И каковы в чужих землях сортиры? На своем веку я достаточно поездил, чтобы уяснить: путешествие как минимум наполовину состоит из ожидания и неприятностей. Автобусы ломаются, портье хамят, торговцы на рынках так и норовят обмишулить. Правда о путешествиях неожиданна и неказиста. Писать о ней решаются немногие".
Да, это блоги теперь. Что ел, как наорал. «Путешествие как минимум наполовину состоит из ожидания и неприятностей» - чудо! (Ширвиндт застенчиво выглядывает из-за ширмы). У него еще много таких драгоценностей. Про книгу, которую читаешь и «присваиваешь ее, страница за страницей». Но в основном это муть и жабы. Апдайк местами такой же. Мрачные американские мужчины в очках и с взъерошенной челочкой. И с буйными скелетами в прошлом. Из биографии: «Когда разъяренная толпа на демонстрации угрожает перевернуть автомобиль, в котором была его беременная жена, Теру принимает решение покинуть Африку…»
Книга (их несколько) о путешествии на поезде, о попутчиках, о странах в 70-е. Это действительно не как у всех - ни пафоса, ни еды-питья, ни романтики, а нечто подкожное. Походя истории рассказывает, мелкие наблюдения цедит. Собеседники, кофе, покорность текущему моменту. Интересно. Две книги осилила. Пыталась читать другие его произведения, не о поездах - нет, это мне совсем не подошло. Странный дядька.