(no subject)
Сны стали более-менее структурироваться. Или это я начала более-менее структурироваться - запоминаются больше не ощущения от, а какие-то конкретные образы.
Сон первый.
Покупаем Алине куртку. Выбор между Южной Америкой и Африкой.
Помню место у подножья горы. Крупные замшелые камни, небольшой ручеёк, вьюны, бревно, костёр.
Остановились на ЮА, но поругались, потому что я не хочу брать с собой Алину - огромное пустое пространство песка, кактусы, жарко. Прививки какие-то надо.
От раздражения ухожу в ЮА плести уздечки для человекоядных быков - огромные бычары где-то поодаль, что-то воздушное-травянистое в руках. Уздечки магические. Перед началом соревнований (забега?) каждый шаман описывает, из чего сделана его уздечка. До слёз жалко, что не помню описания.
В конце я умираю. Решаю, что такой вариант меня не утраивает. Проматываю назад к камням, костру.
По ходу мельком смотрю на топографическую карту Африки. Занимает весь центр Евразии, подписана крупно - национальный парк Африки.
Сон второй. За прошлую ночь.
Канун какого-то околонародного праздника. Собираю одногруппниц и просто подруг. Спускаюсь по склону, засыпанному высохшими, влажными от осеннего дождя, листьями к 7 школе-интернату за Ларисой, чтобы потом отправится всем в такой же осенний парк.
Откуда-то всплывают слова о войне.
Оцениваем парк: туда сейчас лучше не ходить - некуда прятаться от бомбы.
Решаем с сестрой, что лучше поехать к бабушке. Едем в метро. Чистые одинокие вагоны, иногда огни и лицо машиниста, который пытается нас обогнать. На каждой аккуратной чистой станции на длинных аккуратных скамейках сидят молча сгорбившись люди. Лиц не видно. Мы знаем, что они контужены бомбой.
Заходим в небольшой магазин купить печенья к чаю. Печенье в шоколаде, с красной, зелёной и жёлтой серединкой джема. По дороге отмечаем, что прятаться от бомбы надо в ниши под домами.(в реальном, не сонном детстве, мы в таких в домики играли)
Подходим к бабушкиному крыльцу на Любимова. Я не могу взять с собой ребёнка - бабушка всё время громко кричит от боли. Отдаю Алину знакомой по коряжным встречам девочке.
Подымаемся к бабушке. Стерильная чистота, желто-бело-голубые цвета. Почти как у неё в квартире были. Отмечаю, что не кричит.Она нам вдруг совсем не рада. За ней успешно ухаживает та самая девочка. Нас вычеркнули из завещания. Ведём формальную беседу. Она демонстрирует нам какое-то блендерообразное устройство. Мы уходим.
Идём с сестрой вдоль дороги, утешаем друг друга.
В данный момент у моей подруги, тоже Ани, умирает бабушка, тоже Анна. Тоже от рака. Когда-то знакомые, соседки, ровесницы, обе с детского дома. Обе перед смертью постарались навести шухера в отношениях между роднёй, но ныне умирающая делает это с особым размахом.
Наложилось, по-видимому. Траблы с завещанием и приоритет совершенно левых людей перед роднёй. А может и нет.
Ещё я сейчас поняла, что не "дохоронила" бабушку. Я так и не видела её квартиру с последнего посещения в гости, до того, как её перевезли в Курасовщину. И провожали её не там. И я так скорее всего и не узнаю, почему тётя сделала так. И не "дохороню", по-видимому.
Сон первый.
Покупаем Алине куртку. Выбор между Южной Америкой и Африкой.
Помню место у подножья горы. Крупные замшелые камни, небольшой ручеёк, вьюны, бревно, костёр.
Остановились на ЮА, но поругались, потому что я не хочу брать с собой Алину - огромное пустое пространство песка, кактусы, жарко. Прививки какие-то надо.
От раздражения ухожу в ЮА плести уздечки для человекоядных быков - огромные бычары где-то поодаль, что-то воздушное-травянистое в руках. Уздечки магические. Перед началом соревнований (забега?) каждый шаман описывает, из чего сделана его уздечка. До слёз жалко, что не помню описания.
В конце я умираю. Решаю, что такой вариант меня не утраивает. Проматываю назад к камням, костру.
По ходу мельком смотрю на топографическую карту Африки. Занимает весь центр Евразии, подписана крупно - национальный парк Африки.
Сон второй. За прошлую ночь.
Канун какого-то околонародного праздника. Собираю одногруппниц и просто подруг. Спускаюсь по склону, засыпанному высохшими, влажными от осеннего дождя, листьями к 7 школе-интернату за Ларисой, чтобы потом отправится всем в такой же осенний парк.
Откуда-то всплывают слова о войне.
Оцениваем парк: туда сейчас лучше не ходить - некуда прятаться от бомбы.
Решаем с сестрой, что лучше поехать к бабушке. Едем в метро. Чистые одинокие вагоны, иногда огни и лицо машиниста, который пытается нас обогнать. На каждой аккуратной чистой станции на длинных аккуратных скамейках сидят молча сгорбившись люди. Лиц не видно. Мы знаем, что они контужены бомбой.
Заходим в небольшой магазин купить печенья к чаю. Печенье в шоколаде, с красной, зелёной и жёлтой серединкой джема. По дороге отмечаем, что прятаться от бомбы надо в ниши под домами.(в реальном, не сонном детстве, мы в таких в домики играли)
Подходим к бабушкиному крыльцу на Любимова. Я не могу взять с собой ребёнка - бабушка всё время громко кричит от боли. Отдаю Алину знакомой по коряжным встречам девочке.
Подымаемся к бабушке. Стерильная чистота, желто-бело-голубые цвета. Почти как у неё в квартире были. Отмечаю, что не кричит.Она нам вдруг совсем не рада. За ней успешно ухаживает та самая девочка. Нас вычеркнули из завещания. Ведём формальную беседу. Она демонстрирует нам какое-то блендерообразное устройство. Мы уходим.
Идём с сестрой вдоль дороги, утешаем друг друга.
В данный момент у моей подруги, тоже Ани, умирает бабушка, тоже Анна. Тоже от рака. Когда-то знакомые, соседки, ровесницы, обе с детского дома. Обе перед смертью постарались навести шухера в отношениях между роднёй, но ныне умирающая делает это с особым размахом.
Наложилось, по-видимому. Траблы с завещанием и приоритет совершенно левых людей перед роднёй. А может и нет.
Ещё я сейчас поняла, что не "дохоронила" бабушку. Я так и не видела её квартиру с последнего посещения в гости, до того, как её перевезли в Курасовщину. И провожали её не там. И я так скорее всего и не узнаю, почему тётя сделала так. И не "дохороню", по-видимому.