О русофобии, мифической и реальной.
Оригинал взят у anlazz в О русофобии, мифической и реальной.
В продолжение прошлой темы хочу немного затронуть тему «русофобии Запада». Существует известное мнение, что у Запада, как такового (т.е. стран Западной Европы и США) всегда присутствовало некое негативное отношение к России, варьирующееся от прямой ненависти до недоверия. Согласно этому представлению, когда бы не мы не брали рассмотрение отношений Россия - Запад, всегда в нем присутствовало то, что последний мечтал если не уничтожить нашу страну, то, по крайней мере, оградить себя от близкого отношения с ней. Данное отношение принято причислять к неотъемлемым свойствам Запада, и именовать не иначе, как «русофобией». Более того, исходя из этого многие принимаются рассматривать указанные отношения не иначе, как через идею постоянной антирусской направленности западной политики, через концепцию о том, что главная цель Запада состоит в том, чтобы уничтожить нашу страну.
Однако соответствует ли подобная идея реальности? Т.е., правда ли, что страны Западной Европы на самом деле руководствуются в своей деятельности нелюбовью, ненавистью или страхом перед Россией? Этот вопрос оказывается довольно непростым - дело в том, что Россия и страны Европы действительно находились в крайне напряженном состоянии всю свою историю. Если брать последние 500 лет, то можно вспомнить Ливонскую войну, Русско-Польские войны 1632 и 1654 годов, Русско-Шведскую войну 1654 года, Северную войну, Русско-Шведскую войну 1741 года, Семилетнюю войну, Отечественную войну 1812 года с предшествующими ей походами Суворова и Ушакова, очередную Русско-Шведскую войну 1808 года, Крымскую войну и, конечно же, две Мировые войны. И это не считая те столкновения, в которых Европа участвовала косвенно, вроде поддержки Британией или Францией Турции в русско-турецких войнах.
Однако следует понимать, что подобное состояние является вовсе не редкостью в отношении между разными государствами. К примеру, та же Швеция активно воевала не только с Россией, но и с Данией. Причем, число Шведско-Датских войн за тот же период (500 лет) превышает число Шведско-Русских войн и составляет 9 раз! Однако это не повод для того, чтобы указывать на некую особую «шведофобию» у датчан, или «данафобию» у шведов. То же самое можно сказать и про отношение Франции и Германии или Франции и Англии. Бесконечные «войны за наследство» (испанское, польское, голландское), включавшие в себя ведущие европейские страны в Новое Время, приводили к образованию самых разных коалиций, порой включавших в себя недавних противников. В общем-то, почти до самого недавнего времени (т.е. до окончания Франко-Прусской войны) Западная Европа, сама по себе, представляла арену частых военных действий. Но это еще не затрагивает то, что именуется колониальными захватами.
* * *
За ту же половину тысячи (ну, пусть чуть побольше) лет Запад превратился из небольшой территории на западе Евразии в контролирующую почти весь мир силу. Вначале Испания и Португалия, а затем Голландия, Великобритания, Франция и даже Дания сумели присоединить к своим владениям земли в самых разных частях света. И уж конечно, понятно, что случилось подобное отнюдь не благодаря «доброй воле» и высокой нравственности выходцев с Европы - а совсем наоборот, благодаря наличию у них венных сил, превосходящих всех остальных. Поэтому можно сказать, что история европейских государств - это история непрерывных военных действий, присоединения и передела территорий и ресурсов. Исходя и данного факта, легко становится понятным и причины указанной выше напряженности между ними и Россией.
Дело в том, что территория последней могла рассматриваться всеми иными государствами исключительно, как добыча, которую необходимо «прибрать к рукам». Да, «добыча» не сказать, чтобы очень-то богатая, лежащая в местах, в которых «нормальный человек» вообще вряд ли сможет проживать, имеющая чудовищную логистику (а местами вообще ее не имеющая) и т.д. Но, тем не менее, и такой «кусок» лишним никогда не будет. Именно поэтому для «перегретой», перенаселенной Западной Европы (все-таки, одно из лучших мест на Земле по совокупности имеющихся условий, поэтому плодились европейцы, как кролики) не было никакой иной возможности отношения с «московскими дикарями», как стремиться прибрать их «к себе» путем военных захватов. Разумеется, из-за скудности данного «приза» стремились к этому (вначале) не самые «передовые» страны, вроде Польши или Швеции, которые в «серьезную игру» богатейших держав лезть даже не пытались - но сути это не меняло. Потом же, когда самые «сладкие» куски, вроде Индии или Америк были поделены, «подоспело» время интереса и более серьезных стран (вроде Франции или Великобритании).
Так что для объяснения постоянно происходивших войн никакой особой «русофобии» не требуется. Это - нормальное состояние европейских государств того времени. Ненормальным в данной ситуации было то, что «дикие московиты» не смогли покориться натиску «христианского мира». И попытки Польши, и попытки Швеции приобрести себе русские колонии кончились для них довольно печально. Наверное, впервые в истории европейское оружие нашло для себя такого противника, который смог не только отразить его натиск, но и «развернуть» направление удара в обратном направлении. О происхождении данной особенности надо говорить отдельно, пока же можно отметить только то, что само появлении России, как государства, связано как раз с противодействием данному натиску. Если бы молодое государство не смогло этого сделать, то никакой России вообще бы не было, была бы совокупность европейских и азиатских владений с крайне низким уровнем организации.
Но могло ли данное положение породить указанную «русофобию», как ярко выраженную ненависть или страх по отношению к России? (Подобную идею периодически приходится встречать в СМИ.) На это можно ответить однозначно - нет. И дело даже не в том, во многих из указанных выше войн наша страна оказывалась вовлечена в союза одних европейских держав против других. Скажем, в Семилетней она оказывалась в союзе со Швецией, с которой еще недавно воевала, и с которой будет воевать в недалеком будущем. В период Наполеоновских войн Россия участвовала вначале в коалиции с Англией и Австрией, затем, после Тильзитского мира, присоединилась к Континентальной блокаде уже на стороне Наполеона, ну а затем, опять-таки, оказалась в стане его противников. В довершении этой чехарды союзов можно вспомнить еще совместные действия Ушакова вместе с Османской Империей (!) против французов, чтобы понять, что для человека данной эпохи понятие «родственности» или «враждебности» тех или иных народов выступали весьма условными.
* * *
Именно поэтому те же французы, с которыми Россия была «на ножах», наверное, с XVIII века, которые пережили от русских самое значительное поражение в истории, и которые еще в середине XIX века вели с Россией ожесточенные военные действия, в 1891 году (менее чем через полвека после Крымской войны) заключили с ней военный союз. Французы, которые как только не изгалялись в критике «азиатской деспотии», в 1986 году встречали русского царя в самой «колыбели Республики» - в Париже. Того самого царя, который выражал, по мнению многих прогрессивных мыслителей и авторов, самые отрицательные стороны самодержавной власти. Причины этого понятны - Россия виделась для Франции той силой, которая имеет возможность остановить и уничтожить главного врага Третьей Республики - Второй Рейх. Именно последний, после поражения Франции во время Франко-Прусской войны и стал для нее олицетворением «абсолютного зла» - а Россия, совершенно неожиданно, отошла на второй план. А затем и стала союзником.
А в 1914 году те же самые французы, для которых еще относительно недавно слово «казак» значило звероподобное чудище, поглощающее живьем младенцев и запивающих их ведрами водки, с жадностью выискивали в газетах сообщения о высадке этих самых cossaces на своей территории. Они готовы были засыпать цветами и конфетами любого, кто хоть как-то напоминал русского, который должен был спасти Париж от действительных чудовищ - германцев. Да, именно так - русские стали героями и спасителями, а роль ужасных порождений Тартара досталась народу, довольно родственно близкому французам. Никакая культурная близость и «европейское единство» (впрочем, на фоне Первой Мировой войны это самое «единство» выглядело более чем комично) не могла скрыть главного - немцы шли, чтобы уничтожить Францию. По крайней мере, так казалось ее жителям. И перед этой угрозой все цивилизационные противоречия становились неважными.
Впрочем, подобное «потепление отношений» между союзниками можно отнести не только к русским. Entente Cordiale привела в один лагерь с французами еще больших противников -англичан. Тут можно говорить о смене отношений, идущих еще со времен Столетней войны - по сути, именно противостояние двух «сверхдержав» и определяло собой историю Нового Времени. Столетиями англичане и французы боролись друг с другом, вели войны, устанавливали союзы, втравливая в свою борьбу третьи страны. И вдруг - «Сердечное согласие» вместе с «варварской деспотией», но против Германии и Австрии. Да, еще Турцию забыли, ту самую, за которую еще недавно те же англичане с французами проливали кровь в Крымской войне, а затем отстаивали ее интересы в Балканских войнах. Интересно, когда английские солдаты высаживались в Галлиполи под турецким огнем, вспоминали ли они о своих дедах, «обеспечивших» им такую возможность?
В общем, можно сказать, что данный пример прекрасно демонстрирует, что в реальности стоят «давние фобии» и веками складывающиеся отношения. Что они, по сути, выступают «функцией» от более важных вещей, на самом деле определяющих развитие мировой истории. Наверное, после заключения Франко-Русского, да и англо-французского соглашения, не один «мыслитель» и «публицист» Третьей Республики испытывал серьезный когнитивный диссонанс. Наверное, большинство этих «властителей дум» считало, что это временно, что это - политический ход, который со временем забудется, и к «русским варварам» можно будет относиться с прежним призрением. Впрочем, скорее всего, наблюдая за француженками, готовыми броситься на шею членам русского корпуса, эти «мыслители» сами испытывали нечто подобное, поскольку ненависть к немцам в то время охватывала все общество.
* * *
Поэтому можно сказать, что несмотря на то, что очень часто Россия вызывала у стран Европы достаточно сильную неприязнь, эта неприязнь во-первых, никогда не охватывала все страны сразу, а касалась только тех из них, что выступали в качестве противников России (по тем или иным причинам). Страны же, бывшие в это время российскими союзниками, напротив, оказывались способными на самую искреннюю любовь и дружбу. Как говориться, бытие определяет сознание. Ну, а во-вторых, как легко можно понять, данные роли очень быстро могли меняться на противоположные, в зависимости от текущей конфигурации интересов. И тогда недавние союзники и друзья России оказывались способными на самую сильную ненависть и страх. И наоборот. И, наконец, в-третьих, подобная ситуация не являлась типичной исключительно для русских. Напротив, подобное положение выступает нормой в отношения между государствами, как таковыми - по крайней мере, в Европе. Демонизация и идеализация тех или иных стран является неотъемлимой частью пресловутой Realpolitik со времен глубокой древности.
Однако есть в российской истории момент, когда Запад испытывал действительно страх и ненависть к нашей стране. Страх, не являющийся следствием каких-либо интересов, а напротив, определяющий их. И ненависть, вызываемая любыми действиями нашей страны, даже если они вели к улучшению общего положения. Это - советский период. Именно с появления СССР и можно вести речь о «русофобии», как таковой, хотя, конечно, разумнее называть ее «советофобией». При этом следует понимать, что появление первого в мире социалистического государства стало для правящих классов западных стран не просто ярким напоминанием о том, что подобное может произойти и в их странах. Но и открытым примером для рабочих этих государств того, что следует делать.
Разумеется, капиталистическая пропаганда не жалела черных красок для расписания ужасов «совдепии», при самом активном участии эмиграции. Более того, именно последняя, во многом, и является «конструктором» этой «безусловной ненависти» к России. Впрочем, данный момент не особенно важен - элита западных держав прекрасно понимала, что если не начать упорную борьбу с «советской заразой», то ее судьба будет похожа на судьбу русской эмиграции. Поэтому на «своих» рабочих было обрушена масса публикаций об ужасной жизни в «совдепии», о страшных страданиях, которые испытывает там «простой народ». Однако, за этим смакованием «ужасов совка» нельзя было спрятать свой собственный ужас, который пронизывал каждого капиталиста при мысли о том, что СССР не только не разваливается, но и активно развивается. Как раз этот факт был причиной того, что с появлением Советского Союза взаимоотношение между рабочими и хозяевами стали несколько меняться. Вместо града пуль и ударов дубинок, которыми обыкновенно принято было «награждать» любое народное выступление, теперь все чаще стали применяться «мягкие меры» - соглашения, договоры. Пускай неравнозначные и зачастую лживые, но хоть как-то, но улучшающие текущее положение масс.
Особенно актуальным стало это после Второй Мировой войны, когда, во-первых, стало понятно, что «силовое решение» «советского вопроса» является невозможным. А во-вторых, что вся пролитая на нашу страну «грязь» имеет малое отношение к реальности, и вместо страны «коммунистических рабов», способных работать только из-под палки «комиссаров», имеется общество, построенное на иных принципах. Масса «прямых контактов», осуществленных во время союзнических отношений по Антигитлеровской коалиции, показала, что образ советского человека, как «забитого существа», крайне далек от реальности. Вот с этого момента указанный ужас перед грядущим обрел свою настоящую силу. До этого еще можно думать, что по ту сторону «линии Керзона» лежит некое подобие Российской Империи с властью, узурпированной «комиссарами» - а все достижения страны являются чисто пропагандистскими трюками. Еще можно было хоть как-то верить, что все, что говориться и пишется в СМИ, имеет хоть какое-то отношение к правде. Но после Победы стало ясно, что это не так.
Именно в этот момент «русофобия» стала абсолютной. Именно тогда, когда стало ясно, что даже самая мощная военная машина в Истории не смогла справиться с «совдепией» - а значит, тот самый ужас перед большевизмом, что возник четверть века назад, вспыхнул с новой, невиданной силой. Если до этого времени еще можно думать договориться с Советами, вступать с ними в коалицию и даже включать СССР в «план Маршалла» (была такая идея) - то после 1945 года все это сменилось на одну мысль. Уничтожить! Правда, с уничтожением были объективные трудности - на это просто не было сил. Оставалась одна надежда на ядерное оружие. Именно отсюда проистекают бесконечные планы ядерной бомбардировки СССР, все эти «Totality» и «Dropshot». На самом деле, с точки зрения «обыкновенной войны» данные планы - нонсенс, поскольку в их итоге должна была получиться полностью непригодная к жизни территория - согласно «Дропшоту» ядерному уничтожению должны были быть подвергнуты все более-менее крупные города и убито 100 млн. человек. Если прибавить сюда, что радиационное заражение от атомного оружия к этому времени было хорошо известно (проверено на Хиросиме), то становится понятным, что никакого приобретения от данной войны Запад не ждал.
Это даже не гитлеровский «план Ост» с превращением славян в рабов и раздачей освободившейся земли немцам. Это, наверное, первый в Истории военный план, имеющий своей целью исключительный геноцид, безо всяких «меркантильных» приобретений. Если учесть при этом, что СССР в любом случае наносил при этом ответный последний удар, то можно сказать, что Запад впервые готов был вести войну с учетом «отрицательных приобретений». Так велик был страх западной элиты перед социализмом. Правда, в реальности данным планам не суждено было сбыться - все-таки, так просто изменить «вековым традициям», и перейти к «отрицательной войне» было непросто, и лет десять буржуазия колебалась между мыслью об уничтожении «большевистской заразы» и нежелании связанных с этим потерями. А тут и Р-7 подоспела, с ее возможностью уничтожить не просто экономический и человеческий потенциал некоторых стран, а напрямую представителей западной элиты, где бы они не находились. «Отрезвляющий потенциал» данной системы оказался абсолютным, и даже в период «Карибского кризиса» Запад и так и не рискнул начать войну при своем абсолютном превосходстве в ядерных и обычных вооружениях.
Однако если реальные действия против СССР теперь стали «чреваты», то в плане ненависти и страха теперь никаких ограничений не было. Именно в это время пресловутая «русофобия» стала русофобией в привычном нам плане - т.е., отношение, принятое к СССР, было распространено на всю российскую историю, как таковую. Именно с этого времени стали «выкапываться» все неприятные и враждебные моменты в истории России, и возводиться в Абсолют. Все эти мифы о «преступлениях Петра», «деспотии Ивана Грозного, за жестокость прозванного Васильевичем», и даже воспетый Кюстином образ николаевской России, до этого «мирно дремавшие» с общественном сознании вместе с образами «тевтонских варваров» и «испанских инквизиторов», были извлечены наружу и встроены в концепцию «России, как вечной обители зла и деспотизма», «абсолютного Мордора». До этого подобное представление было довольно экзотическим. Кстати, популярный образ «Мордора», сейчас часто соотносимый именно к России, реально писался Толкиным «на материале Германии», причем, с обоих Рейхов сразу (сам Толкин воевал в Первую Мировую, а образ орков напоминает созданный британской пропагандой образ немцев).
* * *
Таким образом, можно сказать, что сама концепция «русофобии» представляет собой уникальный исторический феномен, связанный с уникальностью Советского Союза, как такового. Во все остальные периоды российской истории действовали совершенно иные модели отношений, основанные, по своей сути, на тех или иных реальных интересах стран. На общую российскую историю данный принцип был распространён лишь в послевоенное время. Именно тогда стало общепринятой идея об «стране тысячелетнего рабства» и «вековой деспотии». Впрочем, самое неприятное тут то, что данная идея стала популярной не только на Западе - как раз там она продержалась не так уж и долго. Уже к концу 1970 годов стало понятно, что никакого «экспорта революции» СССР не осуществляет и не планирует, а в 1980 - что страна находится в состоянии системного кризиса. Именно с этого места наступает пресловутое «потепление отношений» и «снижение опасности ядерной войны». Явление абсолютно предсказуемое - ведь, как сказано выше, ядерная война, как таковая, не имеет смысла иначе, как война оборонительная, как превентивный удар против коммунизма. А тут стало ясно, что никаким коммунизмом в СССР давно не пахнет, а напротив, его руководство упорно ищет путь к «свободе и демократии».
И значит, «русофобия», как таковая, утратила свой смысл. СССР периода упадка, а уж тем более, РФ никогда не являлись для Запада источником страха. Разумеется, из-за огромной инерции общественного сознания значительные элементы «русофобии» какое-то время оставались активными, но демонтаж из выступал вопросом времени. Правда, это не значило, что отношения РФ-Запад становились дружескими - как нам тогда казалось. Ведь вся мировая История показывает, что для вражды между государствами вовсе не нужна абсолютная ненависть, достаточно «локальных» интересов. Однако при всем этом, подобный конфликт - явление совершенно иного порядка, нежели тот, что вызывался страхом западной элиты перед социализмом. В отличие от последнего, «обычная конфронтация» характеризуется тем, что не имеет «абсолютного» значения, и всегда определяется вопросом получаемых от нее преференций. Война в данной ситуации есть не что иное, как «продолжение политики иными средствами», а политика - не что иное, как концентрированное выражение экономики. В подобном контексте идея превратить территорию противника в радиоактивную пустыню, понятное дело, теряет смысл.
Исходя из вышесказанного, можно понять, что вести речь о «русофобии» Запада по отношению к современной РФ или к той же Российской Империи, да и вообще, к исторической России, не имеет смысла. Единственный период, когда Запад реально боялся и ненавидел нашу страну - это СССР, причем послевоенного периода. Правда, и сейчас на Западе могут оставаться отдельные «русофобские силы», вроде того же Бжезинского, причем они могут оказывать какое-то влияние - но оно невелико и со временем падает. Реальная же политика чем дальше, тем сильнее определяется вещами, от всех этих «фобий» и прочих «сакральностей» времен «противостояния двух систем» крайне далекими. Впрочем, как сказано выше, есть у «русофобии» один очень важный момент, который является актуальным и теперь. Это то, что данная «фобия» поразительным образом оказалась передана из западного информационного поля в российское.
Вот тут то она и расцвела самым ярким цветом, превзойдя, наверное, все западные «образцы». Ненависть некоторых жителей России к своей стране и к своему народу достигает в наше время невероятных высот, при этом, выступая одним из важнейших моментов, определяющих современную российскую политику. Но эта русофобия (на этот раз безо всяких кавычек) - явление далеко не простое, поэтому о ней надо говорить отдельно…
В продолжение прошлой темы хочу немного затронуть тему «русофобии Запада». Существует известное мнение, что у Запада, как такового (т.е. стран Западной Европы и США) всегда присутствовало некое негативное отношение к России, варьирующееся от прямой ненависти до недоверия. Согласно этому представлению, когда бы не мы не брали рассмотрение отношений Россия - Запад, всегда в нем присутствовало то, что последний мечтал если не уничтожить нашу страну, то, по крайней мере, оградить себя от близкого отношения с ней. Данное отношение принято причислять к неотъемлемым свойствам Запада, и именовать не иначе, как «русофобией». Более того, исходя из этого многие принимаются рассматривать указанные отношения не иначе, как через идею постоянной антирусской направленности западной политики, через концепцию о том, что главная цель Запада состоит в том, чтобы уничтожить нашу страну.
Однако соответствует ли подобная идея реальности? Т.е., правда ли, что страны Западной Европы на самом деле руководствуются в своей деятельности нелюбовью, ненавистью или страхом перед Россией? Этот вопрос оказывается довольно непростым - дело в том, что Россия и страны Европы действительно находились в крайне напряженном состоянии всю свою историю. Если брать последние 500 лет, то можно вспомнить Ливонскую войну, Русско-Польские войны 1632 и 1654 годов, Русско-Шведскую войну 1654 года, Северную войну, Русско-Шведскую войну 1741 года, Семилетнюю войну, Отечественную войну 1812 года с предшествующими ей походами Суворова и Ушакова, очередную Русско-Шведскую войну 1808 года, Крымскую войну и, конечно же, две Мировые войны. И это не считая те столкновения, в которых Европа участвовала косвенно, вроде поддержки Британией или Францией Турции в русско-турецких войнах.
Однако следует понимать, что подобное состояние является вовсе не редкостью в отношении между разными государствами. К примеру, та же Швеция активно воевала не только с Россией, но и с Данией. Причем, число Шведско-Датских войн за тот же период (500 лет) превышает число Шведско-Русских войн и составляет 9 раз! Однако это не повод для того, чтобы указывать на некую особую «шведофобию» у датчан, или «данафобию» у шведов. То же самое можно сказать и про отношение Франции и Германии или Франции и Англии. Бесконечные «войны за наследство» (испанское, польское, голландское), включавшие в себя ведущие европейские страны в Новое Время, приводили к образованию самых разных коалиций, порой включавших в себя недавних противников. В общем-то, почти до самого недавнего времени (т.е. до окончания Франко-Прусской войны) Западная Европа, сама по себе, представляла арену частых военных действий. Но это еще не затрагивает то, что именуется колониальными захватами.
* * *
За ту же половину тысячи (ну, пусть чуть побольше) лет Запад превратился из небольшой территории на западе Евразии в контролирующую почти весь мир силу. Вначале Испания и Португалия, а затем Голландия, Великобритания, Франция и даже Дания сумели присоединить к своим владениям земли в самых разных частях света. И уж конечно, понятно, что случилось подобное отнюдь не благодаря «доброй воле» и высокой нравственности выходцев с Европы - а совсем наоборот, благодаря наличию у них венных сил, превосходящих всех остальных. Поэтому можно сказать, что история европейских государств - это история непрерывных военных действий, присоединения и передела территорий и ресурсов. Исходя и данного факта, легко становится понятным и причины указанной выше напряженности между ними и Россией.
Дело в том, что территория последней могла рассматриваться всеми иными государствами исключительно, как добыча, которую необходимо «прибрать к рукам». Да, «добыча» не сказать, чтобы очень-то богатая, лежащая в местах, в которых «нормальный человек» вообще вряд ли сможет проживать, имеющая чудовищную логистику (а местами вообще ее не имеющая) и т.д. Но, тем не менее, и такой «кусок» лишним никогда не будет. Именно поэтому для «перегретой», перенаселенной Западной Европы (все-таки, одно из лучших мест на Земле по совокупности имеющихся условий, поэтому плодились европейцы, как кролики) не было никакой иной возможности отношения с «московскими дикарями», как стремиться прибрать их «к себе» путем военных захватов. Разумеется, из-за скудности данного «приза» стремились к этому (вначале) не самые «передовые» страны, вроде Польши или Швеции, которые в «серьезную игру» богатейших держав лезть даже не пытались - но сути это не меняло. Потом же, когда самые «сладкие» куски, вроде Индии или Америк были поделены, «подоспело» время интереса и более серьезных стран (вроде Франции или Великобритании).
Так что для объяснения постоянно происходивших войн никакой особой «русофобии» не требуется. Это - нормальное состояние европейских государств того времени. Ненормальным в данной ситуации было то, что «дикие московиты» не смогли покориться натиску «христианского мира». И попытки Польши, и попытки Швеции приобрести себе русские колонии кончились для них довольно печально. Наверное, впервые в истории европейское оружие нашло для себя такого противника, который смог не только отразить его натиск, но и «развернуть» направление удара в обратном направлении. О происхождении данной особенности надо говорить отдельно, пока же можно отметить только то, что само появлении России, как государства, связано как раз с противодействием данному натиску. Если бы молодое государство не смогло этого сделать, то никакой России вообще бы не было, была бы совокупность европейских и азиатских владений с крайне низким уровнем организации.
Но могло ли данное положение породить указанную «русофобию», как ярко выраженную ненависть или страх по отношению к России? (Подобную идею периодически приходится встречать в СМИ.) На это можно ответить однозначно - нет. И дело даже не в том, во многих из указанных выше войн наша страна оказывалась вовлечена в союза одних европейских держав против других. Скажем, в Семилетней она оказывалась в союзе со Швецией, с которой еще недавно воевала, и с которой будет воевать в недалеком будущем. В период Наполеоновских войн Россия участвовала вначале в коалиции с Англией и Австрией, затем, после Тильзитского мира, присоединилась к Континентальной блокаде уже на стороне Наполеона, ну а затем, опять-таки, оказалась в стане его противников. В довершении этой чехарды союзов можно вспомнить еще совместные действия Ушакова вместе с Османской Империей (!) против французов, чтобы понять, что для человека данной эпохи понятие «родственности» или «враждебности» тех или иных народов выступали весьма условными.
* * *
Именно поэтому те же французы, с которыми Россия была «на ножах», наверное, с XVIII века, которые пережили от русских самое значительное поражение в истории, и которые еще в середине XIX века вели с Россией ожесточенные военные действия, в 1891 году (менее чем через полвека после Крымской войны) заключили с ней военный союз. Французы, которые как только не изгалялись в критике «азиатской деспотии», в 1986 году встречали русского царя в самой «колыбели Республики» - в Париже. Того самого царя, который выражал, по мнению многих прогрессивных мыслителей и авторов, самые отрицательные стороны самодержавной власти. Причины этого понятны - Россия виделась для Франции той силой, которая имеет возможность остановить и уничтожить главного врага Третьей Республики - Второй Рейх. Именно последний, после поражения Франции во время Франко-Прусской войны и стал для нее олицетворением «абсолютного зла» - а Россия, совершенно неожиданно, отошла на второй план. А затем и стала союзником.
А в 1914 году те же самые французы, для которых еще относительно недавно слово «казак» значило звероподобное чудище, поглощающее живьем младенцев и запивающих их ведрами водки, с жадностью выискивали в газетах сообщения о высадке этих самых cossaces на своей территории. Они готовы были засыпать цветами и конфетами любого, кто хоть как-то напоминал русского, который должен был спасти Париж от действительных чудовищ - германцев. Да, именно так - русские стали героями и спасителями, а роль ужасных порождений Тартара досталась народу, довольно родственно близкому французам. Никакая культурная близость и «европейское единство» (впрочем, на фоне Первой Мировой войны это самое «единство» выглядело более чем комично) не могла скрыть главного - немцы шли, чтобы уничтожить Францию. По крайней мере, так казалось ее жителям. И перед этой угрозой все цивилизационные противоречия становились неважными.
Впрочем, подобное «потепление отношений» между союзниками можно отнести не только к русским. Entente Cordiale привела в один лагерь с французами еще больших противников -англичан. Тут можно говорить о смене отношений, идущих еще со времен Столетней войны - по сути, именно противостояние двух «сверхдержав» и определяло собой историю Нового Времени. Столетиями англичане и французы боролись друг с другом, вели войны, устанавливали союзы, втравливая в свою борьбу третьи страны. И вдруг - «Сердечное согласие» вместе с «варварской деспотией», но против Германии и Австрии. Да, еще Турцию забыли, ту самую, за которую еще недавно те же англичане с французами проливали кровь в Крымской войне, а затем отстаивали ее интересы в Балканских войнах. Интересно, когда английские солдаты высаживались в Галлиполи под турецким огнем, вспоминали ли они о своих дедах, «обеспечивших» им такую возможность?
В общем, можно сказать, что данный пример прекрасно демонстрирует, что в реальности стоят «давние фобии» и веками складывающиеся отношения. Что они, по сути, выступают «функцией» от более важных вещей, на самом деле определяющих развитие мировой истории. Наверное, после заключения Франко-Русского, да и англо-французского соглашения, не один «мыслитель» и «публицист» Третьей Республики испытывал серьезный когнитивный диссонанс. Наверное, большинство этих «властителей дум» считало, что это временно, что это - политический ход, который со временем забудется, и к «русским варварам» можно будет относиться с прежним призрением. Впрочем, скорее всего, наблюдая за француженками, готовыми броситься на шею членам русского корпуса, эти «мыслители» сами испытывали нечто подобное, поскольку ненависть к немцам в то время охватывала все общество.
* * *
Поэтому можно сказать, что несмотря на то, что очень часто Россия вызывала у стран Европы достаточно сильную неприязнь, эта неприязнь во-первых, никогда не охватывала все страны сразу, а касалась только тех из них, что выступали в качестве противников России (по тем или иным причинам). Страны же, бывшие в это время российскими союзниками, напротив, оказывались способными на самую искреннюю любовь и дружбу. Как говориться, бытие определяет сознание. Ну, а во-вторых, как легко можно понять, данные роли очень быстро могли меняться на противоположные, в зависимости от текущей конфигурации интересов. И тогда недавние союзники и друзья России оказывались способными на самую сильную ненависть и страх. И наоборот. И, наконец, в-третьих, подобная ситуация не являлась типичной исключительно для русских. Напротив, подобное положение выступает нормой в отношения между государствами, как таковыми - по крайней мере, в Европе. Демонизация и идеализация тех или иных стран является неотъемлимой частью пресловутой Realpolitik со времен глубокой древности.
Однако есть в российской истории момент, когда Запад испытывал действительно страх и ненависть к нашей стране. Страх, не являющийся следствием каких-либо интересов, а напротив, определяющий их. И ненависть, вызываемая любыми действиями нашей страны, даже если они вели к улучшению общего положения. Это - советский период. Именно с появления СССР и можно вести речь о «русофобии», как таковой, хотя, конечно, разумнее называть ее «советофобией». При этом следует понимать, что появление первого в мире социалистического государства стало для правящих классов западных стран не просто ярким напоминанием о том, что подобное может произойти и в их странах. Но и открытым примером для рабочих этих государств того, что следует делать.
Разумеется, капиталистическая пропаганда не жалела черных красок для расписания ужасов «совдепии», при самом активном участии эмиграции. Более того, именно последняя, во многом, и является «конструктором» этой «безусловной ненависти» к России. Впрочем, данный момент не особенно важен - элита западных держав прекрасно понимала, что если не начать упорную борьбу с «советской заразой», то ее судьба будет похожа на судьбу русской эмиграции. Поэтому на «своих» рабочих было обрушена масса публикаций об ужасной жизни в «совдепии», о страшных страданиях, которые испытывает там «простой народ». Однако, за этим смакованием «ужасов совка» нельзя было спрятать свой собственный ужас, который пронизывал каждого капиталиста при мысли о том, что СССР не только не разваливается, но и активно развивается. Как раз этот факт был причиной того, что с появлением Советского Союза взаимоотношение между рабочими и хозяевами стали несколько меняться. Вместо града пуль и ударов дубинок, которыми обыкновенно принято было «награждать» любое народное выступление, теперь все чаще стали применяться «мягкие меры» - соглашения, договоры. Пускай неравнозначные и зачастую лживые, но хоть как-то, но улучшающие текущее положение масс.
Особенно актуальным стало это после Второй Мировой войны, когда, во-первых, стало понятно, что «силовое решение» «советского вопроса» является невозможным. А во-вторых, что вся пролитая на нашу страну «грязь» имеет малое отношение к реальности, и вместо страны «коммунистических рабов», способных работать только из-под палки «комиссаров», имеется общество, построенное на иных принципах. Масса «прямых контактов», осуществленных во время союзнических отношений по Антигитлеровской коалиции, показала, что образ советского человека, как «забитого существа», крайне далек от реальности. Вот с этого момента указанный ужас перед грядущим обрел свою настоящую силу. До этого еще можно думать, что по ту сторону «линии Керзона» лежит некое подобие Российской Империи с властью, узурпированной «комиссарами» - а все достижения страны являются чисто пропагандистскими трюками. Еще можно было хоть как-то верить, что все, что говориться и пишется в СМИ, имеет хоть какое-то отношение к правде. Но после Победы стало ясно, что это не так.
Именно в этот момент «русофобия» стала абсолютной. Именно тогда, когда стало ясно, что даже самая мощная военная машина в Истории не смогла справиться с «совдепией» - а значит, тот самый ужас перед большевизмом, что возник четверть века назад, вспыхнул с новой, невиданной силой. Если до этого времени еще можно думать договориться с Советами, вступать с ними в коалицию и даже включать СССР в «план Маршалла» (была такая идея) - то после 1945 года все это сменилось на одну мысль. Уничтожить! Правда, с уничтожением были объективные трудности - на это просто не было сил. Оставалась одна надежда на ядерное оружие. Именно отсюда проистекают бесконечные планы ядерной бомбардировки СССР, все эти «Totality» и «Dropshot». На самом деле, с точки зрения «обыкновенной войны» данные планы - нонсенс, поскольку в их итоге должна была получиться полностью непригодная к жизни территория - согласно «Дропшоту» ядерному уничтожению должны были быть подвергнуты все более-менее крупные города и убито 100 млн. человек. Если прибавить сюда, что радиационное заражение от атомного оружия к этому времени было хорошо известно (проверено на Хиросиме), то становится понятным, что никакого приобретения от данной войны Запад не ждал.
Это даже не гитлеровский «план Ост» с превращением славян в рабов и раздачей освободившейся земли немцам. Это, наверное, первый в Истории военный план, имеющий своей целью исключительный геноцид, безо всяких «меркантильных» приобретений. Если учесть при этом, что СССР в любом случае наносил при этом ответный последний удар, то можно сказать, что Запад впервые готов был вести войну с учетом «отрицательных приобретений». Так велик был страх западной элиты перед социализмом. Правда, в реальности данным планам не суждено было сбыться - все-таки, так просто изменить «вековым традициям», и перейти к «отрицательной войне» было непросто, и лет десять буржуазия колебалась между мыслью об уничтожении «большевистской заразы» и нежелании связанных с этим потерями. А тут и Р-7 подоспела, с ее возможностью уничтожить не просто экономический и человеческий потенциал некоторых стран, а напрямую представителей западной элиты, где бы они не находились. «Отрезвляющий потенциал» данной системы оказался абсолютным, и даже в период «Карибского кризиса» Запад и так и не рискнул начать войну при своем абсолютном превосходстве в ядерных и обычных вооружениях.
Однако если реальные действия против СССР теперь стали «чреваты», то в плане ненависти и страха теперь никаких ограничений не было. Именно в это время пресловутая «русофобия» стала русофобией в привычном нам плане - т.е., отношение, принятое к СССР, было распространено на всю российскую историю, как таковую. Именно с этого времени стали «выкапываться» все неприятные и враждебные моменты в истории России, и возводиться в Абсолют. Все эти мифы о «преступлениях Петра», «деспотии Ивана Грозного, за жестокость прозванного Васильевичем», и даже воспетый Кюстином образ николаевской России, до этого «мирно дремавшие» с общественном сознании вместе с образами «тевтонских варваров» и «испанских инквизиторов», были извлечены наружу и встроены в концепцию «России, как вечной обители зла и деспотизма», «абсолютного Мордора». До этого подобное представление было довольно экзотическим. Кстати, популярный образ «Мордора», сейчас часто соотносимый именно к России, реально писался Толкиным «на материале Германии», причем, с обоих Рейхов сразу (сам Толкин воевал в Первую Мировую, а образ орков напоминает созданный британской пропагандой образ немцев).
* * *
Таким образом, можно сказать, что сама концепция «русофобии» представляет собой уникальный исторический феномен, связанный с уникальностью Советского Союза, как такового. Во все остальные периоды российской истории действовали совершенно иные модели отношений, основанные, по своей сути, на тех или иных реальных интересах стран. На общую российскую историю данный принцип был распространён лишь в послевоенное время. Именно тогда стало общепринятой идея об «стране тысячелетнего рабства» и «вековой деспотии». Впрочем, самое неприятное тут то, что данная идея стала популярной не только на Западе - как раз там она продержалась не так уж и долго. Уже к концу 1970 годов стало понятно, что никакого «экспорта революции» СССР не осуществляет и не планирует, а в 1980 - что страна находится в состоянии системного кризиса. Именно с этого места наступает пресловутое «потепление отношений» и «снижение опасности ядерной войны». Явление абсолютно предсказуемое - ведь, как сказано выше, ядерная война, как таковая, не имеет смысла иначе, как война оборонительная, как превентивный удар против коммунизма. А тут стало ясно, что никаким коммунизмом в СССР давно не пахнет, а напротив, его руководство упорно ищет путь к «свободе и демократии».
И значит, «русофобия», как таковая, утратила свой смысл. СССР периода упадка, а уж тем более, РФ никогда не являлись для Запада источником страха. Разумеется, из-за огромной инерции общественного сознания значительные элементы «русофобии» какое-то время оставались активными, но демонтаж из выступал вопросом времени. Правда, это не значило, что отношения РФ-Запад становились дружескими - как нам тогда казалось. Ведь вся мировая История показывает, что для вражды между государствами вовсе не нужна абсолютная ненависть, достаточно «локальных» интересов. Однако при всем этом, подобный конфликт - явление совершенно иного порядка, нежели тот, что вызывался страхом западной элиты перед социализмом. В отличие от последнего, «обычная конфронтация» характеризуется тем, что не имеет «абсолютного» значения, и всегда определяется вопросом получаемых от нее преференций. Война в данной ситуации есть не что иное, как «продолжение политики иными средствами», а политика - не что иное, как концентрированное выражение экономики. В подобном контексте идея превратить территорию противника в радиоактивную пустыню, понятное дело, теряет смысл.
Исходя из вышесказанного, можно понять, что вести речь о «русофобии» Запада по отношению к современной РФ или к той же Российской Империи, да и вообще, к исторической России, не имеет смысла. Единственный период, когда Запад реально боялся и ненавидел нашу страну - это СССР, причем послевоенного периода. Правда, и сейчас на Западе могут оставаться отдельные «русофобские силы», вроде того же Бжезинского, причем они могут оказывать какое-то влияние - но оно невелико и со временем падает. Реальная же политика чем дальше, тем сильнее определяется вещами, от всех этих «фобий» и прочих «сакральностей» времен «противостояния двух систем» крайне далекими. Впрочем, как сказано выше, есть у «русофобии» один очень важный момент, который является актуальным и теперь. Это то, что данная «фобия» поразительным образом оказалась передана из западного информационного поля в российское.
Вот тут то она и расцвела самым ярким цветом, превзойдя, наверное, все западные «образцы». Ненависть некоторых жителей России к своей стране и к своему народу достигает в наше время невероятных высот, при этом, выступая одним из важнейших моментов, определяющих современную российскую политику. Но эта русофобия (на этот раз безо всяких кавычек) - явление далеко не простое, поэтому о ней надо говорить отдельно…