О развитии и деградации. Часть вторая.
Оригинал взят у anlazz в О развитии и деградации. Часть вторая.
В прошлой части я затронул проблему (понимания) модернизации России, произошедшей в первой половине XX века. А именно - то, что эта модернизация основывалась на крайне нетипичной и высокорисковой (с т.з. здравого смысла) модели «опережающего развития». И при этому, эта модель оказалась абсолютно удачной - что само по себе означает очень многое. Например, невозможность «случайного попадания»: успех в столь сложной «стратегии», каковой является социальная перестройка целой страны, да еще и в неблагоприятных условиях 1920-1940 годов, не может быть результатом чистого везения. Значит, авторы этой модели знали, что и как они собираются делать. Но это означает то, что наши предки имели в своем распоряжении настоящую «сверхтехнологию», покруче тех «загадок истории», о которых столь любят рассуждать разные любители эзотерики (вроде пресловутых «тайн египетских пирамид» и т.д).
Просто обыкновенно эта «сверхтехнология» не замечается, поскольку оказывается замаскированной огромной массой обыденной деятельности, присущей советской эпохе так же, как и любой другой. Для современника эта обыденная деятельность является единственно видимой. Он ходит на работу, ездит в общественном транспорте, стоит в очередях магазинов, голосует на собраниях… пьет водку, ругается матом, читает книги, объясняется в любви, воспитывает детей... И мир для него прежде всего - это то, что воспринимается через эти важные и незамысловатые действия. А затем именно этот мир современник отражает в тех материалах, что дошли до нас: романах, повестях, фельетонах, газетных статьях, воспоминания и т.д. Конечно, можно сказать, что помимо «бытового мира» существует еще и «большой мир» (как называли его Ильф и Петров), мир великих строек. Однако и он на 99% процентов состоит из тех же обыденных действий. Только вместо «бытовых привычек» они тут существуют в виде «технологических операций». Завести бетон, организовать погрузку кирпича, обеспечить горячим паром заводские цеха… Все это конечно интересно, но на 99% совпадает с индустриальной деятельностью в любой другой стране.
Нам же важно именно отличие от «индустриальной нормы», тот 1%, представляющий собой основу «советского чуда». Ведь именно в нем и состоит основная особенность, позволяющая успешно применять высокорисковую стратегию «опережающей модернизации» 1920-1950 годов. И одновременно отсутствие которого приводит к неудачам намного менее рисковые и более «стабильные» стратегии «догоняющей модернизации» на том же Ближнем Востоке. (В общем-то, данный момент хорошо иллюстрируют разница между ситуацией СССР периода Великой Отечественной войны, которую можно назвать «сверхвозмущением». И той же Ливией, рухнувшей от намного более слабого «возмущения» в виде событий 2011 года. Разница между Сталиным, принимавшим парад в 1945, и Каддафи, убитым своими же соплеменниками, показывает реальную цену этого понимания.)
* * *
Что же эта за тонкость, которая позволяет перейти за рамки традиционны стратегий, и выйти на невиданное ранее поле решений? Как не удивительно, но никакого секрета тут нет, и все очень хорошо известно. Разница между СССР и всеми остальными обществами состояла в том, что развитие его шло согласно «единственно верному учению» (под которым подразумевается марксизм). Просто обыкновенно этот факт является одним из общепринятых предметов насмешек и издевательств. Причем не только со стороны убежденных антисоветчиков, но и со стороны огромного числа просоветски настроенных граждан. У последних, впрочем, насмешка горькая - ведь именно с абсурдной идеей приверженности марксизму они связывают попадание страны в катастрофу и ее гибель. (Из последних самый известный -Сергей Кара-Мурза, как не печально это осознавать).
Подобное презрительное отношение к «догматизму» не удивительно. Дело в том, что «советский марксизм», т.е., марксизм, принятый в качестве официальной идеологии страны, представлял собой достаточно унылое и неприятное зрелище. Почему - будет сказано чуть ниже. Тут же следует сказать о том, что несмотря на всю идеологическую унылость, именно марксистская платформа обеспечила требуемую для советской стратегии высокую согласованность действий на всех уровнях общества. Дело в том, что, как это не покажется странным, марксизм в СССР не был идеологией в чистом виде. Т.е. он не исчерпывался классическим транслированием ценностей господствующего класса на все общество (как это происходит обыкновенно в классовом мире). Правда, говорить от отсутствии идеологии в СССР нельзя - «идеологическая работа» в нем велась, машина пропаганды работала - но не она определяла главное в распространении в обществе этой самой платформы.
Вот тут то и лежит корень «унылости и неприятности» официального марксизма. Дело в том, что вся существующая «идеологическая машина» выстраивалась ни как-нибудь, а по образцу существующих идеологических машин» классового общества. Все это приводило к тому, что данная система «настраивалась» именно на «вдалбливание» в головы обывателей «марксистских истин» - в то время, когда массы и так принимали данную систему и желали скорее объяснения ее для себя. Почему принимали, и почему для этого не требовалась «долбежка» - будет сказано ниже. А пока можно отметить, что указанное несоответствие между потребностями граждан и направленностью пропагандистской машины только усиливалось по мере «советизации» общества. Что приводило к известному отторжению данной агитации и «официальной идеологии». «Пик» этого процесса был достигнут к 1960 годам, когда данная пропагандистская машина «в массах» стала вызывать исключительно отвращение - и вызывала, вплоть до распада страны.
* * *
Однако вышесказанное относится к марксизму, как идеологии (без кавычек). Если же говорить о нем, как об как о признаваемой (по крайней мере, значительной частью общества), системе идей, то следует отметить, что положение с этим было противоположным. А именно - несмотря на то, что на распространение марксизма в подобном качестве (т.е. в качестве «понимаемой теории») тратились намного меньшие ресурсы, нежели на идеологическую «долбежку», его восприятие оказалось довольно успешным. Т.е. общество приняло основные постулаты этой теории, начиная с идеи «исторического материализма» и заканчивая представлениями о «диалектике природы». Вот это представляет действительно уникальный случай в истории. Действительно, марксизм ведь сам по себе - достаточно сложная система, являющаяся завершением огромного труда поколений мыслителей, начиная даже не с Гегеля, но с диалектиков Античности. Причем система, коренным образом отличающаяся от того, что привычно для членов классового общества. И, значит, следовало бы ожидать, что для восприятия данной системы потребуется большая умственная работа, доступная лишь для наиболее образованных людей…
Но получилось иначе. Отвлеченная и сложная теоретическая система оказалась довольно популярна среди широких масс. Разумеется, в упрощенном виде - но все-таки. Кстати, это касалось не только марксизма, как такового. То же самое можно сказать вообще про «естественнонаучную» картину мира: скажем, столь необычная для человека традиционного общества идея, как «происхождение человека от обезьяны», довольно быстро распространилась среди населения, воспитанного на «Законе Божьем». Получалось, что традиционное представление о том, что «простые мысли усваиваются быстрее, чем сложные» оказалось неверным. Масса людей отбрасывала как раз «простые идеи», (скажем, «православие, самодержавие, народность»), но признавала гораздо более сложные, даваемые социальными или естественными науками. Существует интересный феномен, отмеченный еще до Революции: «простой народ» неожиданно оказывался активен в усвоении именно научных идей. Рабочие с удовольствием шли на всевозможные лекции или организуемые для них школы, игнорируя «традиционные» церкви и кабаки. (Забавно сравнить это поведение с поведением позднесоветских людей с высшим образованием, массово кинувшихся в церкви, секты, к экстрасенсам, ну и в кабаки, конечно - но об этом будет сказано отдельно.)
Пока же отмечу, что данная ситуация, несмотря на свою необычность, вполне объяснима. А именно - она означает лишь то, что указанные теории давали людям ответы на те вопросы, на которые традиционных объяснений уже оказывалось недостаточно. Например, естественные науки довольно легко и изящно объясняют многие сложные явления природы, вроде грозы (для объяснения которых в рамках традиционных представлений приходится выстраивать сложные конструкции). То же самое касается эволюционной теории, которая, по сути, объясняла появление человека намного проще, нежели привычная религиозная мифология (подробный разбор данной темы надо делать отдельно). Что же касается марксизма, то он затрагивал еще более актуальную тему. А именно - вопрос этики и морали. Для понимания указанной проблемы сделаю некоторое отступление.
* * *
Этика - т.е. система норм, согласно которой люди взаимодействуют друг с другом, всегда являлась жизненно важной для человека. И - наиболее загадочной, труднообъяснимой в рамках привычной парадигмы. В самом деле, в течение практически всей человеческой Истории основным источником установок в данной области были мифологические или религиозные системы. Разум человека отвоевывал все новые и новые позиции, охватывая движение планет и звезд, открывая дверь в неизведанные тайны микромира и давая невиданные ранее формы материи, вроде электрического поля - но тайна добра и зла оставалась для него закрытой. И это при том, что, наверное, не было ни одного мыслителя, который не пытался бы разобраться с данной проблемой, начиная с Античности. Но все они, от Аристотеля до Канта, оказывались ненамного успешнее, нежели неизвестные авторы «священных писаний». Выйти за пределы априорности, предустановленности этических принципов не удавалось никому. В конечном итоге к концу XIX века сложилось довольно устойчивое представление о том, что объяснить этические нормы на сколь-либо научной основе невозможно. В России это выразил Достоевский своей фразой: «Если Бога нет - то все дозволено», в Европе же данное решение выразилось в огромной популярности учения Ницше…
Казалось, что теперь, в секулярном мире, никакого выделения «добра» и «зла» быть не может. Что теперь все определяется целесообразностью и выгодой, что «этическое поле» теперь однородно и в нем могут иметь места разные этические системы. Правда, тут возникало противоречие с тем, что веками социумы имели «направленную этику» - но это объяснялось их «отсталостью» и «неразвитостью» (хотя та же «протестантская этика» была вполне современной и довольно эффективной, на указанный период). Однако это не объясняло вопрос: почему же «изотропная» этика не смогла в течение веков победить «анизотропную»? И главное: в «изотропном» мире все нормы и правила (а в том, что эти нормы и правила нужны для работы общественных механизмов, мало кто сомневался) являются следствием исключительно репрессивного аппарата. Т.е., если нет Бога, устанавливающего нормы, то сделать подобное может только государство. Но подобное положение означало, что государственный аппарат должен стать поистине огромным и всепроникающим.
Если учесть, что полный аморализм выглядел так же не слишком привлекательным, то ситуация оказывалось очень сложной. В итоге общество продолжало «барахтаться» в промежутке между «религиозной» моралью, уже устаревшей и не имеющей прежнего «железного» основания, и пониманием отсутствия реальных «тормозов». На самом деле, подобное положение, требующее согласования столь разнородных систем, крайне неблагоприятно для человека, т.к. требует значительных умственных усилий. Дело спасала лишь высокая инерция социумов, в результате чего 90% населения жило прежними представлениями. Но было понятно, что долго продолжаться это положение не может…
Марксисты смогли решить эту задачу. Хотя надо сказать больше: они сумели решить «метазадачу», частным случаем которой и являлась «этическая проблема». А именно - они сумели найти причины, побуждающие развитие общества, причем причины реальные, связанные с существующим миром (а не некие «внесистемные» костыли в виде «вечных ценностей»). В результате получалось, что развитие общества анизотропно, и что оно идет в сторону усложнения существующего мира (разумеется, анизотропия не означает полную линейность - процессы деградации возможны, и более того, крайне вероятны). Я тут не буду подробно описывать данное открытие, отмечу только, что оно, ИМХО, представляет собой самое значительное достижение человеческого разума в Истории. Все остальное, что дал марксизм, в том числе и создание первой работающей модели капитализма (и классового общества вообще) или утверждение неизбежности наступления коммунизма и т.д. - выступает лишь следствием данного понимания.
Указанная анизотропность развития позволяла решить проблему анизотропности этики, а именно - наличия «добра» и «зла». Действительно, если мир развивается по определенному пути, то каждое совершенное действие не равнозначно: оно является «добром», если ведет к реализации этого движения, и «злом», если означает его остановку или деградацию. Впрочем, эта тема требует отдельного рассмотрения (например, одни и те же действия в условиях разных обществ могут означать и «добро» и «зло»). Пока же отмечу, что с данного момента обвинения секулярного общества в невозможности создания работающей этической стало бессмысленным, а религия утратила свое вековое значение. Человек не просто получал четкие объяснения о том, почему произошло разделение мира на «добро» и «зло», но и получал возможность выяснить, по каким критериям можно отличить первое от второго...
Правда, хочу сразу же сказать, что фундаментальность данной проблемы сыграла с ней злую шутку. А именно - ни сами «основатели», ни большинство их последователей просто не поняли, как «глубоко» они копнули. В принципе, дело обычное в науке - так, никто вначале не полагал, что «ньютонова физика» станет основанием для появления важнейшей научной отрасли современности - физики, как таковой. Ее считали лишь способом разрешения частной проблемы, связанной с движением планет. Так и открытый Марксом и Энгельсом диалектический материализм был воспринят не как этап реального зарождения науки об обществе, а всего лишь как одна из социальных теорий. Более того, большинство последователей вообще признавали марксизм всего-лишь, как теорию классовой борьбы - и такое понимание остается господствующим по сей день. Однако это не так - несмотря на то, что марксисты ставят классовую борьбу в качестве основного источника движения общества, она выступает лишь следствием явлений более высокого порядка. И значит, рано или поздно, но эти явления высокого порядка «скажут» свое слово.
Кстати, говоря о «классовой борьбе», невозможно не упомянуть и пресловутый «классовый подход» в этике. И, прежде всего то, что навряд ли какое положение в данной теории вызывает столь неоднозначное восприятие. В самом деле, вместо некоторой «универсальной» (хотя бы в рамках одного социума, хотя чаще полагается все человечество) этической системы марксизм предлагает рассматривать систему, верную лишь для одного класса. Это крайне неприятно для всевозможных «универсальных гуманистов» (т.е., для приверженцев той самой, внесистемной, «примордиальной» этики), но на самом деле, означает лишь способ решения проблемы, которая во время господства Христианства называлась теодицеей. Речь идет о том, что за время существования любых этических систем они непрерывно нарушаются. Действительно, если люди не будут (для примера) убивать, воровать, прелюбодействовать, воздвигать ложные кумиры и т.д. - вплоть до чтения дня субботнего - то на Земле наступит если не рай, то, по крайней мере, жизнь намного более справедливая, нежели была до сих пор. Однако этого не происходит: даже в условиях, когда массовая религия всю массу людей, а религиозный фанатизм приводит в массовым помешательства, люди все равно упорно нарушают установленные ими же «священные заповеди».
Классовое прочтение этики позволяет разрешить это противоречие. А именно, согласно ему этические правила устанавливаются не в интересах всего общества (или всего человечества), а в интересах определенной группы лиц. Но так как интересы разных групп могут быть противоположными, то и этические системы могут быть различными. К примеру, тот же преступный мир издавна обладал собственной этикой, отличающейся от общепринятой. Тонкость тут в том, что этическая система той группы, которая является господствующим классом, в классовом обществе распространяется на весь социум. Получается, что этические системы остальных групп подавляются. Но так как классовое общество является такой формой общественного устройства, которая в течении тысяч лет наиболее удачно подходила для процессов общественного развития, то оно оказывалось наиболее устойчивым (все попытки выйти на эгалитарное развитие до определенного времени были безуспешными). В итоге получалось, что лучшим выходило общество, в котором этические установки противоречили интересам большинства групп (в том числе, и входящих в состав правящих классов - когда их интересы противоречили общеклассовым интересам). Получалось, что существующие правила должны были и нарушаться, и сохраняться - такое вот динамическое противоречие…
* * *
Впрочем, особо подробный разговор об этике в марксистском (а точнее, в «диаматическом») понимании требует особого разговора. Пока же можно сказать, что указанное отступление показывает, какую важную проблему охватывало данное учение, успешно разрешая важнейшие из существующих на тот момент противоречий. Именно поэтому оно смогло получить столь широкое признание в обществе, охватив различные социальные слои, от интеллигенции до рабочих. Именно признание анизотропии мира вообще, и анизотропии этики в частности, разрешение непреодолимых ранее противоречий стало тем ключом, которые позволил марксизму войти в сознание если не абсолютного большинства, то, по крайней мере, значительного числа людей. Условно говоря, попробовал в годы Гражданской войны (и вообще, охватившей страну катастрофы) «абсолютной свободы», народ очень быстро понял все ее «прелести». Но и к прежним, религиозно-традиционным представлениям он уже не хотел возврата - поскольку именно содержащиеся в них противоречия (в том числе и с окружающей реальностью) и привели к случившемуся.
А дальше начала работать система обратной связи: успешно решенная задача позволила сделать данную систему более привлекательной, что усиливало ее распространение. Страна перестраивалась на основании «марксистских» представлений, распространяемых в обществе - в частности, на основании абсолютного признания важности индустриализации и модернизации. Собственно, вопрос о том, менять или нет традицию на модерн, не стоял: вопрос был только в сроках. Миллионы людей с самыми разными представлениями о жизни, из разных социальных слоев и даже разных национальностей, оказались едиными в главной цели - изменении существующего порядка на современный. «Крестьянская утопия», еще недавно казавшаяся столь привлекательной, была отброшена - поскольку она не соответствовала указанному анизотропному пути в будущее. А, к примеру, столь отвлеченная и кажущаяся непригодной для нищей страны тема, как полеты в Космос, уже в 1920 годы стала крайне популярной. Авиация, радиодело, электрификация и механизация, химия, проникающая везде (как смешны показались бы тогда наши жалобы на «химическую пищу») и «железный конь, сменяющий крестьянскую лошадку». Реальность, не отличимая от будущего - и это там, где еще недавно царила тихая и размеренная патриархальность (по крайней мере, по представлениям людей), с богобоязненными крестьянами, массовым Православием и почитанием богоданного монарха…
Консерватизм, еще «вчера» считавшийся основанием российского общества («чай, не Европа»), почти мгновенно ушел в прошлое. Он «уплыл» в ту самую Европу (вот такая ирония судьбы) на пресловутом «философском пароходе», и на не столь философских пароходах, вывозивших эмигрантов во время эвакуации. Внутри страны он «затаился» среди самых «замшелых» и лишенных поддержки слоев общества. И даже в деревне, где, казалось, было его «гнездо», все чаще прорывались «ростки нового». (Именно поэтому коллективизация села прошла довольно безболезненно. Это высказывание может показаться странным, но следует учитывать то, что творилось еще недавно в стране. А винтовка, да не одна, была закопана в каждом первом дворе. А пулемет - в каждом втором. И значит то, что коллективизация не перешла в массированное крестьянское восстание, означает лишь то, что оно отвечала интересам, по крайней мере, большей части людей.)
* * *
В общем, старые представления о мире- как тогда казалось - полностью проиграли новой системе. Нет, конечно, они еще вели «арьергардные бои», но победа была, как казалось, уже завоевана. Заводы, строящиеся по всей стране, школы и вузы, сменившие в качестве системы образования церковно-приходские школы, лекции, на которые ходило множество рабочих вместо кабаков (то, что был в «зачатке» до революции, теперь стало нормой), трактора, электростанции, санитарное просвещение, фабрики-кухни… Героями нового мира стали люди, изменяющие реальность - начиная от полярников и заканчивая Циолковским. Именно данное состояние общества и давало возможность проведения указанной «высокорисковой» стратегии - поскольку практически вся страна оказывалась «настроена» на ее реализацию. А значит, в отличие от «нормального состояния» (конкурентной системы), где любая ошибка используется для «подрыва» «главной стратегии» (со стороны «альтернативных стратегий», а вернее, их носителей), система оказывалась удивительно устойчивой.
Проще говоря, неудачи приводили не к появлению требований «изменить курс» - как это происходит в любом, даже самом авторитарном, мире (вроде Ирана). А исключительно к стремлению улучшить движение в выбранном направлении. Если честно, то именно в этой особенности и лежит основа представления о тогдашнем советском руководстве, как о «гениальных правителях». На самом деле, Сталин и его окружение наделали фантастическое количество ошибок - которые для любого другого общества стали бы фатальными. Но в СССР они, в самом худшем случае, «блокировались» - а в лучшем, ликвидировались «на местах», как произошло в начальный период Великой Отечественной войны, когда просчеты командования компенсировались героизмом солдат. Т.е., можно сказать, что советское общество оказывалось охвачено стабилизирующей отрицательной обратной связью - в отличие от всего остального мира, где доминирует связь положительная. (Т.е., однажды совершенная ошибка приводит к серии «ошибочных колебаний», ведущих к ее «разрастанию» - и вследствие этого, ликвидация последствий требует фантастических затрат. Именно поэтому «нормальная» бюрократия предпочитает блокировать любую инициативу.)
В общем, можно сказать, что до тех пор, пока советское население было охвачено единой идеей, СССР обладал «сверхустойчивостью», немыслимой для любого другого общества. Впрочем, кроме этого фактора были и другие преимущества данной ситуации. Например, намного меньшие «коммуникационные издержки» - т.е., затраты на обеспечение коммуникации между членами общества. Это само по себе позволяет создавать достаточно крупные системы с намного меньшими затратами, нежели в иной ситуации. Короче, преимуществ много. Правда, с учетом одной особенности. А именно - данная система может работать только до тех пор, пока указанная «идея» (вернее, комплекс идей) реально соответствует потребностям общества. Искусственно вызвать подобный эффект, например, путем массированной пропаганды, нельзя - необходимо, чтобы указанная «идея» реально отвечала нуждам людей. Об этом, собственно, и шла речь. Но это значит, что в случае «потери фокуса», т.е., если по какой-то причине это соответствие пропадает, то пропадают и все сверхустойчивость. Т.е. возможность для применения высокорисковой стратегии исчезает.
Впрочем, это все - только начало проблем, встающих перед социумом, который решил перейти от вышеуказанного «идейноориентированного» (термин неудачный, потому, что речь, как сказано выше, идет не об одной идее, а о целом их комплексе, но иного варианта пока нет) к «нормальному» существованию. Однако об этом будет сказано позднее…
В прошлой части я затронул проблему (понимания) модернизации России, произошедшей в первой половине XX века. А именно - то, что эта модернизация основывалась на крайне нетипичной и высокорисковой (с т.з. здравого смысла) модели «опережающего развития». И при этому, эта модель оказалась абсолютно удачной - что само по себе означает очень многое. Например, невозможность «случайного попадания»: успех в столь сложной «стратегии», каковой является социальная перестройка целой страны, да еще и в неблагоприятных условиях 1920-1940 годов, не может быть результатом чистого везения. Значит, авторы этой модели знали, что и как они собираются делать. Но это означает то, что наши предки имели в своем распоряжении настоящую «сверхтехнологию», покруче тех «загадок истории», о которых столь любят рассуждать разные любители эзотерики (вроде пресловутых «тайн египетских пирамид» и т.д).
Просто обыкновенно эта «сверхтехнология» не замечается, поскольку оказывается замаскированной огромной массой обыденной деятельности, присущей советской эпохе так же, как и любой другой. Для современника эта обыденная деятельность является единственно видимой. Он ходит на работу, ездит в общественном транспорте, стоит в очередях магазинов, голосует на собраниях… пьет водку, ругается матом, читает книги, объясняется в любви, воспитывает детей... И мир для него прежде всего - это то, что воспринимается через эти важные и незамысловатые действия. А затем именно этот мир современник отражает в тех материалах, что дошли до нас: романах, повестях, фельетонах, газетных статьях, воспоминания и т.д. Конечно, можно сказать, что помимо «бытового мира» существует еще и «большой мир» (как называли его Ильф и Петров), мир великих строек. Однако и он на 99% процентов состоит из тех же обыденных действий. Только вместо «бытовых привычек» они тут существуют в виде «технологических операций». Завести бетон, организовать погрузку кирпича, обеспечить горячим паром заводские цеха… Все это конечно интересно, но на 99% совпадает с индустриальной деятельностью в любой другой стране.
Нам же важно именно отличие от «индустриальной нормы», тот 1%, представляющий собой основу «советского чуда». Ведь именно в нем и состоит основная особенность, позволяющая успешно применять высокорисковую стратегию «опережающей модернизации» 1920-1950 годов. И одновременно отсутствие которого приводит к неудачам намного менее рисковые и более «стабильные» стратегии «догоняющей модернизации» на том же Ближнем Востоке. (В общем-то, данный момент хорошо иллюстрируют разница между ситуацией СССР периода Великой Отечественной войны, которую можно назвать «сверхвозмущением». И той же Ливией, рухнувшей от намного более слабого «возмущения» в виде событий 2011 года. Разница между Сталиным, принимавшим парад в 1945, и Каддафи, убитым своими же соплеменниками, показывает реальную цену этого понимания.)
* * *
Что же эта за тонкость, которая позволяет перейти за рамки традиционны стратегий, и выйти на невиданное ранее поле решений? Как не удивительно, но никакого секрета тут нет, и все очень хорошо известно. Разница между СССР и всеми остальными обществами состояла в том, что развитие его шло согласно «единственно верному учению» (под которым подразумевается марксизм). Просто обыкновенно этот факт является одним из общепринятых предметов насмешек и издевательств. Причем не только со стороны убежденных антисоветчиков, но и со стороны огромного числа просоветски настроенных граждан. У последних, впрочем, насмешка горькая - ведь именно с абсурдной идеей приверженности марксизму они связывают попадание страны в катастрофу и ее гибель. (Из последних самый известный -Сергей Кара-Мурза, как не печально это осознавать).
Подобное презрительное отношение к «догматизму» не удивительно. Дело в том, что «советский марксизм», т.е., марксизм, принятый в качестве официальной идеологии страны, представлял собой достаточно унылое и неприятное зрелище. Почему - будет сказано чуть ниже. Тут же следует сказать о том, что несмотря на всю идеологическую унылость, именно марксистская платформа обеспечила требуемую для советской стратегии высокую согласованность действий на всех уровнях общества. Дело в том, что, как это не покажется странным, марксизм в СССР не был идеологией в чистом виде. Т.е. он не исчерпывался классическим транслированием ценностей господствующего класса на все общество (как это происходит обыкновенно в классовом мире). Правда, говорить от отсутствии идеологии в СССР нельзя - «идеологическая работа» в нем велась, машина пропаганды работала - но не она определяла главное в распространении в обществе этой самой платформы.
Вот тут то и лежит корень «унылости и неприятности» официального марксизма. Дело в том, что вся существующая «идеологическая машина» выстраивалась ни как-нибудь, а по образцу существующих идеологических машин» классового общества. Все это приводило к тому, что данная система «настраивалась» именно на «вдалбливание» в головы обывателей «марксистских истин» - в то время, когда массы и так принимали данную систему и желали скорее объяснения ее для себя. Почему принимали, и почему для этого не требовалась «долбежка» - будет сказано ниже. А пока можно отметить, что указанное несоответствие между потребностями граждан и направленностью пропагандистской машины только усиливалось по мере «советизации» общества. Что приводило к известному отторжению данной агитации и «официальной идеологии». «Пик» этого процесса был достигнут к 1960 годам, когда данная пропагандистская машина «в массах» стала вызывать исключительно отвращение - и вызывала, вплоть до распада страны.
* * *
Однако вышесказанное относится к марксизму, как идеологии (без кавычек). Если же говорить о нем, как об как о признаваемой (по крайней мере, значительной частью общества), системе идей, то следует отметить, что положение с этим было противоположным. А именно - несмотря на то, что на распространение марксизма в подобном качестве (т.е. в качестве «понимаемой теории») тратились намного меньшие ресурсы, нежели на идеологическую «долбежку», его восприятие оказалось довольно успешным. Т.е. общество приняло основные постулаты этой теории, начиная с идеи «исторического материализма» и заканчивая представлениями о «диалектике природы». Вот это представляет действительно уникальный случай в истории. Действительно, марксизм ведь сам по себе - достаточно сложная система, являющаяся завершением огромного труда поколений мыслителей, начиная даже не с Гегеля, но с диалектиков Античности. Причем система, коренным образом отличающаяся от того, что привычно для членов классового общества. И, значит, следовало бы ожидать, что для восприятия данной системы потребуется большая умственная работа, доступная лишь для наиболее образованных людей…
Но получилось иначе. Отвлеченная и сложная теоретическая система оказалась довольно популярна среди широких масс. Разумеется, в упрощенном виде - но все-таки. Кстати, это касалось не только марксизма, как такового. То же самое можно сказать вообще про «естественнонаучную» картину мира: скажем, столь необычная для человека традиционного общества идея, как «происхождение человека от обезьяны», довольно быстро распространилась среди населения, воспитанного на «Законе Божьем». Получалось, что традиционное представление о том, что «простые мысли усваиваются быстрее, чем сложные» оказалось неверным. Масса людей отбрасывала как раз «простые идеи», (скажем, «православие, самодержавие, народность»), но признавала гораздо более сложные, даваемые социальными или естественными науками. Существует интересный феномен, отмеченный еще до Революции: «простой народ» неожиданно оказывался активен в усвоении именно научных идей. Рабочие с удовольствием шли на всевозможные лекции или организуемые для них школы, игнорируя «традиционные» церкви и кабаки. (Забавно сравнить это поведение с поведением позднесоветских людей с высшим образованием, массово кинувшихся в церкви, секты, к экстрасенсам, ну и в кабаки, конечно - но об этом будет сказано отдельно.)
Пока же отмечу, что данная ситуация, несмотря на свою необычность, вполне объяснима. А именно - она означает лишь то, что указанные теории давали людям ответы на те вопросы, на которые традиционных объяснений уже оказывалось недостаточно. Например, естественные науки довольно легко и изящно объясняют многие сложные явления природы, вроде грозы (для объяснения которых в рамках традиционных представлений приходится выстраивать сложные конструкции). То же самое касается эволюционной теории, которая, по сути, объясняла появление человека намного проще, нежели привычная религиозная мифология (подробный разбор данной темы надо делать отдельно). Что же касается марксизма, то он затрагивал еще более актуальную тему. А именно - вопрос этики и морали. Для понимания указанной проблемы сделаю некоторое отступление.
* * *
Этика - т.е. система норм, согласно которой люди взаимодействуют друг с другом, всегда являлась жизненно важной для человека. И - наиболее загадочной, труднообъяснимой в рамках привычной парадигмы. В самом деле, в течение практически всей человеческой Истории основным источником установок в данной области были мифологические или религиозные системы. Разум человека отвоевывал все новые и новые позиции, охватывая движение планет и звезд, открывая дверь в неизведанные тайны микромира и давая невиданные ранее формы материи, вроде электрического поля - но тайна добра и зла оставалась для него закрытой. И это при том, что, наверное, не было ни одного мыслителя, который не пытался бы разобраться с данной проблемой, начиная с Античности. Но все они, от Аристотеля до Канта, оказывались ненамного успешнее, нежели неизвестные авторы «священных писаний». Выйти за пределы априорности, предустановленности этических принципов не удавалось никому. В конечном итоге к концу XIX века сложилось довольно устойчивое представление о том, что объяснить этические нормы на сколь-либо научной основе невозможно. В России это выразил Достоевский своей фразой: «Если Бога нет - то все дозволено», в Европе же данное решение выразилось в огромной популярности учения Ницше…
Казалось, что теперь, в секулярном мире, никакого выделения «добра» и «зла» быть не может. Что теперь все определяется целесообразностью и выгодой, что «этическое поле» теперь однородно и в нем могут иметь места разные этические системы. Правда, тут возникало противоречие с тем, что веками социумы имели «направленную этику» - но это объяснялось их «отсталостью» и «неразвитостью» (хотя та же «протестантская этика» была вполне современной и довольно эффективной, на указанный период). Однако это не объясняло вопрос: почему же «изотропная» этика не смогла в течение веков победить «анизотропную»? И главное: в «изотропном» мире все нормы и правила (а в том, что эти нормы и правила нужны для работы общественных механизмов, мало кто сомневался) являются следствием исключительно репрессивного аппарата. Т.е., если нет Бога, устанавливающего нормы, то сделать подобное может только государство. Но подобное положение означало, что государственный аппарат должен стать поистине огромным и всепроникающим.
Если учесть, что полный аморализм выглядел так же не слишком привлекательным, то ситуация оказывалось очень сложной. В итоге общество продолжало «барахтаться» в промежутке между «религиозной» моралью, уже устаревшей и не имеющей прежнего «железного» основания, и пониманием отсутствия реальных «тормозов». На самом деле, подобное положение, требующее согласования столь разнородных систем, крайне неблагоприятно для человека, т.к. требует значительных умственных усилий. Дело спасала лишь высокая инерция социумов, в результате чего 90% населения жило прежними представлениями. Но было понятно, что долго продолжаться это положение не может…
Марксисты смогли решить эту задачу. Хотя надо сказать больше: они сумели решить «метазадачу», частным случаем которой и являлась «этическая проблема». А именно - они сумели найти причины, побуждающие развитие общества, причем причины реальные, связанные с существующим миром (а не некие «внесистемные» костыли в виде «вечных ценностей»). В результате получалось, что развитие общества анизотропно, и что оно идет в сторону усложнения существующего мира (разумеется, анизотропия не означает полную линейность - процессы деградации возможны, и более того, крайне вероятны). Я тут не буду подробно описывать данное открытие, отмечу только, что оно, ИМХО, представляет собой самое значительное достижение человеческого разума в Истории. Все остальное, что дал марксизм, в том числе и создание первой работающей модели капитализма (и классового общества вообще) или утверждение неизбежности наступления коммунизма и т.д. - выступает лишь следствием данного понимания.
Указанная анизотропность развития позволяла решить проблему анизотропности этики, а именно - наличия «добра» и «зла». Действительно, если мир развивается по определенному пути, то каждое совершенное действие не равнозначно: оно является «добром», если ведет к реализации этого движения, и «злом», если означает его остановку или деградацию. Впрочем, эта тема требует отдельного рассмотрения (например, одни и те же действия в условиях разных обществ могут означать и «добро» и «зло»). Пока же отмечу, что с данного момента обвинения секулярного общества в невозможности создания работающей этической стало бессмысленным, а религия утратила свое вековое значение. Человек не просто получал четкие объяснения о том, почему произошло разделение мира на «добро» и «зло», но и получал возможность выяснить, по каким критериям можно отличить первое от второго...
Правда, хочу сразу же сказать, что фундаментальность данной проблемы сыграла с ней злую шутку. А именно - ни сами «основатели», ни большинство их последователей просто не поняли, как «глубоко» они копнули. В принципе, дело обычное в науке - так, никто вначале не полагал, что «ньютонова физика» станет основанием для появления важнейшей научной отрасли современности - физики, как таковой. Ее считали лишь способом разрешения частной проблемы, связанной с движением планет. Так и открытый Марксом и Энгельсом диалектический материализм был воспринят не как этап реального зарождения науки об обществе, а всего лишь как одна из социальных теорий. Более того, большинство последователей вообще признавали марксизм всего-лишь, как теорию классовой борьбы - и такое понимание остается господствующим по сей день. Однако это не так - несмотря на то, что марксисты ставят классовую борьбу в качестве основного источника движения общества, она выступает лишь следствием явлений более высокого порядка. И значит, рано или поздно, но эти явления высокого порядка «скажут» свое слово.
Кстати, говоря о «классовой борьбе», невозможно не упомянуть и пресловутый «классовый подход» в этике. И, прежде всего то, что навряд ли какое положение в данной теории вызывает столь неоднозначное восприятие. В самом деле, вместо некоторой «универсальной» (хотя бы в рамках одного социума, хотя чаще полагается все человечество) этической системы марксизм предлагает рассматривать систему, верную лишь для одного класса. Это крайне неприятно для всевозможных «универсальных гуманистов» (т.е., для приверженцев той самой, внесистемной, «примордиальной» этики), но на самом деле, означает лишь способ решения проблемы, которая во время господства Христианства называлась теодицеей. Речь идет о том, что за время существования любых этических систем они непрерывно нарушаются. Действительно, если люди не будут (для примера) убивать, воровать, прелюбодействовать, воздвигать ложные кумиры и т.д. - вплоть до чтения дня субботнего - то на Земле наступит если не рай, то, по крайней мере, жизнь намного более справедливая, нежели была до сих пор. Однако этого не происходит: даже в условиях, когда массовая религия всю массу людей, а религиозный фанатизм приводит в массовым помешательства, люди все равно упорно нарушают установленные ими же «священные заповеди».
Классовое прочтение этики позволяет разрешить это противоречие. А именно, согласно ему этические правила устанавливаются не в интересах всего общества (или всего человечества), а в интересах определенной группы лиц. Но так как интересы разных групп могут быть противоположными, то и этические системы могут быть различными. К примеру, тот же преступный мир издавна обладал собственной этикой, отличающейся от общепринятой. Тонкость тут в том, что этическая система той группы, которая является господствующим классом, в классовом обществе распространяется на весь социум. Получается, что этические системы остальных групп подавляются. Но так как классовое общество является такой формой общественного устройства, которая в течении тысяч лет наиболее удачно подходила для процессов общественного развития, то оно оказывалось наиболее устойчивым (все попытки выйти на эгалитарное развитие до определенного времени были безуспешными). В итоге получалось, что лучшим выходило общество, в котором этические установки противоречили интересам большинства групп (в том числе, и входящих в состав правящих классов - когда их интересы противоречили общеклассовым интересам). Получалось, что существующие правила должны были и нарушаться, и сохраняться - такое вот динамическое противоречие…
* * *
Впрочем, особо подробный разговор об этике в марксистском (а точнее, в «диаматическом») понимании требует особого разговора. Пока же можно сказать, что указанное отступление показывает, какую важную проблему охватывало данное учение, успешно разрешая важнейшие из существующих на тот момент противоречий. Именно поэтому оно смогло получить столь широкое признание в обществе, охватив различные социальные слои, от интеллигенции до рабочих. Именно признание анизотропии мира вообще, и анизотропии этики в частности, разрешение непреодолимых ранее противоречий стало тем ключом, которые позволил марксизму войти в сознание если не абсолютного большинства, то, по крайней мере, значительного числа людей. Условно говоря, попробовал в годы Гражданской войны (и вообще, охватившей страну катастрофы) «абсолютной свободы», народ очень быстро понял все ее «прелести». Но и к прежним, религиозно-традиционным представлениям он уже не хотел возврата - поскольку именно содержащиеся в них противоречия (в том числе и с окружающей реальностью) и привели к случившемуся.
А дальше начала работать система обратной связи: успешно решенная задача позволила сделать данную систему более привлекательной, что усиливало ее распространение. Страна перестраивалась на основании «марксистских» представлений, распространяемых в обществе - в частности, на основании абсолютного признания важности индустриализации и модернизации. Собственно, вопрос о том, менять или нет традицию на модерн, не стоял: вопрос был только в сроках. Миллионы людей с самыми разными представлениями о жизни, из разных социальных слоев и даже разных национальностей, оказались едиными в главной цели - изменении существующего порядка на современный. «Крестьянская утопия», еще недавно казавшаяся столь привлекательной, была отброшена - поскольку она не соответствовала указанному анизотропному пути в будущее. А, к примеру, столь отвлеченная и кажущаяся непригодной для нищей страны тема, как полеты в Космос, уже в 1920 годы стала крайне популярной. Авиация, радиодело, электрификация и механизация, химия, проникающая везде (как смешны показались бы тогда наши жалобы на «химическую пищу») и «железный конь, сменяющий крестьянскую лошадку». Реальность, не отличимая от будущего - и это там, где еще недавно царила тихая и размеренная патриархальность (по крайней мере, по представлениям людей), с богобоязненными крестьянами, массовым Православием и почитанием богоданного монарха…
Консерватизм, еще «вчера» считавшийся основанием российского общества («чай, не Европа»), почти мгновенно ушел в прошлое. Он «уплыл» в ту самую Европу (вот такая ирония судьбы) на пресловутом «философском пароходе», и на не столь философских пароходах, вывозивших эмигрантов во время эвакуации. Внутри страны он «затаился» среди самых «замшелых» и лишенных поддержки слоев общества. И даже в деревне, где, казалось, было его «гнездо», все чаще прорывались «ростки нового». (Именно поэтому коллективизация села прошла довольно безболезненно. Это высказывание может показаться странным, но следует учитывать то, что творилось еще недавно в стране. А винтовка, да не одна, была закопана в каждом первом дворе. А пулемет - в каждом втором. И значит то, что коллективизация не перешла в массированное крестьянское восстание, означает лишь то, что оно отвечала интересам, по крайней мере, большей части людей.)
* * *
В общем, старые представления о мире- как тогда казалось - полностью проиграли новой системе. Нет, конечно, они еще вели «арьергардные бои», но победа была, как казалось, уже завоевана. Заводы, строящиеся по всей стране, школы и вузы, сменившие в качестве системы образования церковно-приходские школы, лекции, на которые ходило множество рабочих вместо кабаков (то, что был в «зачатке» до революции, теперь стало нормой), трактора, электростанции, санитарное просвещение, фабрики-кухни… Героями нового мира стали люди, изменяющие реальность - начиная от полярников и заканчивая Циолковским. Именно данное состояние общества и давало возможность проведения указанной «высокорисковой» стратегии - поскольку практически вся страна оказывалась «настроена» на ее реализацию. А значит, в отличие от «нормального состояния» (конкурентной системы), где любая ошибка используется для «подрыва» «главной стратегии» (со стороны «альтернативных стратегий», а вернее, их носителей), система оказывалась удивительно устойчивой.
Проще говоря, неудачи приводили не к появлению требований «изменить курс» - как это происходит в любом, даже самом авторитарном, мире (вроде Ирана). А исключительно к стремлению улучшить движение в выбранном направлении. Если честно, то именно в этой особенности и лежит основа представления о тогдашнем советском руководстве, как о «гениальных правителях». На самом деле, Сталин и его окружение наделали фантастическое количество ошибок - которые для любого другого общества стали бы фатальными. Но в СССР они, в самом худшем случае, «блокировались» - а в лучшем, ликвидировались «на местах», как произошло в начальный период Великой Отечественной войны, когда просчеты командования компенсировались героизмом солдат. Т.е., можно сказать, что советское общество оказывалось охвачено стабилизирующей отрицательной обратной связью - в отличие от всего остального мира, где доминирует связь положительная. (Т.е., однажды совершенная ошибка приводит к серии «ошибочных колебаний», ведущих к ее «разрастанию» - и вследствие этого, ликвидация последствий требует фантастических затрат. Именно поэтому «нормальная» бюрократия предпочитает блокировать любую инициативу.)
В общем, можно сказать, что до тех пор, пока советское население было охвачено единой идеей, СССР обладал «сверхустойчивостью», немыслимой для любого другого общества. Впрочем, кроме этого фактора были и другие преимущества данной ситуации. Например, намного меньшие «коммуникационные издержки» - т.е., затраты на обеспечение коммуникации между членами общества. Это само по себе позволяет создавать достаточно крупные системы с намного меньшими затратами, нежели в иной ситуации. Короче, преимуществ много. Правда, с учетом одной особенности. А именно - данная система может работать только до тех пор, пока указанная «идея» (вернее, комплекс идей) реально соответствует потребностям общества. Искусственно вызвать подобный эффект, например, путем массированной пропаганды, нельзя - необходимо, чтобы указанная «идея» реально отвечала нуждам людей. Об этом, собственно, и шла речь. Но это значит, что в случае «потери фокуса», т.е., если по какой-то причине это соответствие пропадает, то пропадают и все сверхустойчивость. Т.е. возможность для применения высокорисковой стратегии исчезает.
Впрочем, это все - только начало проблем, встающих перед социумом, который решил перейти от вышеуказанного «идейноориентированного» (термин неудачный, потому, что речь, как сказано выше, идет не об одной идее, а о целом их комплексе, но иного варианта пока нет) к «нормальному» существованию. Однако об этом будет сказано позднее…