я-то думала, сейчас раз - и найду красивую нужную картиночку. да не тут-то было!
все интернетные словари хором уверяют (а вернее, просто переписывают, похоже, у Даля), что "свечегас" - это пономарь (низшая церковная должность, судя по количеству обязанностей - это такой мальчик на побегушках: он и звонарь, он и помощник при службе (алтарник), он и чтец (псаломщик), он и певчий, он же уборщик (в том числе зажигатель/гаситель свечей и лампад); при этом иногда он же называется старостой; употребление "свечегас" скорее пренебрежительное).
ничего о том, что "свечегас" - это предмет для гашения свечей, найти не удается. этот предмет называется "гасильник" или совсем по-простому "колпачок для гашения свечей". выглядят эти колпачки иногда действительно весьма затейливо. но (сужу по просмотренным картинкам) в украшении колпачков чаще обыгрывается их форма, а не функция, т.е. это чаще всего цветок (на стебельке, ага), чашечка, колокольчик, встречаются ангелы, а также дамочки (т.е. колпачок - юбка), видела нескольких драконов (что совсем уж замечательно!). голова попалась всего в двух экземплярах:
раз
и два
еще картинок можно посмотреть
здесь, внизу поста (там много красивого!)
и напоследок - про петухов и Вия. тут, кажется, все очевидно вполне, но хочу обратить внимание на конец первого отрывка: утром философа приходят сменить "дьячок и седой Явтух, который на тот раз отправлял должность церковного старосты"(!!! пономаря то есть).
Она стала почти на самой черте; но видно было, что не имела сил переступить ее, и вся посинела, как человек, уже несколько дней умерший. Хома не имел духа взглянуть на нее. Она была страшна. Она ударила зубами в зубы и открыла мертвые глаза свои. Но, не видя ничего, с бешенством - что выразило ее задрожавшее лицо - обратилась в другую сторону и, распростерши руки, обхватывала ими каждый столп и угол, стараясь поймать Хому. Наконец, остановилась, погрозив пальцем, и легла в свой гроб.
Философ все еще не мог прийти в себя и со страхом поглядывал на это тесное жилище ведьмы. Наконец гроб вдруг сорвался с своего места и со свистом начал летать по всей церкви, крестя во всех направлениях воздух. Философ видел его почти над головою, но вместе с тем видел, что он не мог зацепить круга, им очерченного, и усилил свои заклинания. Гроб грянулся на средине церкви и остался неподвижным. Труп опять поднялся из него, синий, позеленевший. Но в то время послышался отдаленный крик петуха. Труп опустился в гроб и захлопнулся гробовою крышкою.
Сердце у философа билось, и пот катился градом; но, ободренный петушьим криком, он дочитывал быстрее листы, которые должен был прочесть прежде. При первой заре пришли сменить его дьячок и седой Явтух, который на тот раз отправлял должность церковного старосты.
Ветер пошел по церкви от слов, и послышался шум, как бы от множества летящих крыл. Он слышал, как бились крыльями в стекла церковных окон и в железные рамы, как царапали с визгом когтями по железу и как несметная сила громила в двери и хотела вломиться. Сильно у него билось во все время сердце; зажмурив глаза, всё читал он заклятья и молитвы. Наконец вдруг что-то засвистало вдали: это был отдаленный крик петуха. Изнуренный философ остановился и отдохнул духом.
Вошедшие сменить философа нашли его едва жива. Он оперся спиною в стену и, выпучив глаза, глядел неподвижно на толкавших его козаков. Его почти вывели и должны были поддерживать во всю дорогу.
«Не гляди!» - шепнул какой-то внутренний голос философу. Не вытерпел он и глянул.
- Вот он! - закричал Вий и уставил на него железный палец. И все, сколько ни было, кинулось на философа. Бездыханный грянулся он на землю, и тут же вылетел дух из него от страха.
Раздался петуший крик. Это был уже второй крик; первый прослышали гномы. Испуганные духи бросились, кто как попало, в окна и двери, чтобы поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши в дверях и окнах. Вошедший священник остановился при виде такого посрамления Божьей святыни и не посмел служить панихиду в таком месте. Так навеки и осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги.